Короче, на следующий день, к вечеру, мы уже встречаем этого Камского в аэропорту Ла Гуардия. Он оказался респектабельным 50-летним мужчиной в хорошем костюме-тройке и в белой рубашке с галстуком. Выглядит как крепкий бизнесмен. И мы сразу везем его в 18-й участок и допрашиваем пять часов подряд. Без перерыва. Питер Ларкин, его партнер Хью Фланаген и Билл Мошелло – по-английски, а я – по-русски и по-английски. Но этот Камский был fucking good и держался отлично. Он ничего не знает, он ни в чем не замешан, он в это «Sorrento» денег не вкладывал, и ему плевать, что этот магазин ограбили. Да, полгода назад он начинал там работать с Оскольным, а потом решил работать сам на себя и уехал в Чикаго и открыл там свой магазин. Поставщики его знают, у него хороший кредитный record еще по магазину «Sorrento Jeweller's», и он себе более или менее зарабатывает на жизнь. Да, в СССР он сидел в тюрьме, но не по уголовному делу, а просто он был строительным инженером, а там на стройках используют заключенных, и у него был конфликт с каким-то пьяным заключенным, и тот полез в драку, и этот Камский его прибил. Так это было или не так – как мы можем проверить? А про тюрьму он специально сам сказал, потому что знал: кто-нибудь из его «друзей» нам рано или поздно все равно скажет. Но во всем остальном он чист и ни в чем не замешан. Я ему говорю: «У нас есть сведения, что это ограбление подстроено, чтобы сорвать деньги со страховой компании». А он говорит: «Я ничего не знаю, я уже три месяца живу в Чикаго». Я говорю: «А ты согласен пройти проверку на детекторе лжи?» Он говорит: «Нет проблем, пожалуйста!»
И тогда мы прямо из 18-го участка едем в Полицейскую академию на углу Двадцатой улицы и Второй авеню. А уже двенадцать ночи.
Но мы договариваемся с дежурным экспертом по детектору лжи – там как раз дежурил отличный черный детектив, очень опытный, очень точный и всегда так спокойно и мягко разговаривает, – и вот этот детектив сажает нашего Камского в кресло, в комнату, где все эти провода и приборы, и начинает его расслаблять и спрашивать, когда он сегодня проснулся, и что делал днем, и принимает ли он какие-нибудь лекарства. А потом выходит к нам и говорит, что не может проводить тест. Во-первых, потому что этот русский очень устал, а человек перед таким тестом должен быть в совершенно спокойном и нормальном состоянии. И во-вторых, этот Камский, оказывается, принимает лекарства от сердца. А если человек на лекарствах, то все, тест на детекторе лжи проходить нельзя, потому что у него уже и давление крови не то, и пульс, и так далее.
Короче, мы выходим из Полицейской академии, уже час ночи, и я говорю этому Камскому: «Ты кушать хочешь?» Он говорит: «Да, хочу». И мы все идем в ресторан – там же, напротив академии – и заказываем еду и начинаем говорить. О России, об Америке, об эмигрантах. И я должен отметить – он хорошо образован, этот Камский. Он может говорить о политике, о кино, о музыке. И вот я смотрю на него, смотрю, как он ест нашу американскую еду, пьет наши дринки, говорит о наших политиках, и кожей чувствую, что он нас – делает! Нас – четверых американских детективов! – этот русский делает, как котят! Он замешан в этом set up, Oc-кольный и Лисицкий открыли этот «Sorrento Jeweller's» специально, чтобы устроить set up! И даже на детектор лжи он согласился, потому что заранее знал: раз он на таблетках, то его или не допустят до теста или потом этот тест забракуют! Я это вижу – ты понимаешь! И вот я сижу лицом к лицу с преступником, а у меня ничего нет: ни одной улики! И весь мой опыт – бесполезен. И я смотрю на herq и думаю: может, эта работа не по мне? Может, я ничто? Может, я хорош только по линии ебаных ворованных машин и траков, а против советских преступников я дерьмо? И тогда я сказал ему по-русски: «Яков, я работаю детективом уже 12 лет. Может, я не самый лучший детектив, но я самый упрямый из всех, с кем ты встречался в своей жизни. Я никогда не остановлюсь. Конечно, если ты не сделал никакого преступления, тебе нечего беспокоиться. Но если я найду, что ты сделал это или любое другое преступление, – я посажу тебя в тюрьму. И партнеров твоих посажу, можешь им передать. Поверь, я это сделаю. Я не остановлюсь и не брошу это дело. Никогда! Во-первых, потому что мне это интересно. А во-вторых, мне не нравится, что сюда приезжают множество советских и пользуют нашу fucking систему и в хвост и в гриву».
И ты знаешь, что он мне ответил? Он ответил: «Хорошо! Но я не совершал ничего преступного». Я говорю: «О'кей». И тогда он говорит: «Вы подбросите меня к моей маме?» Ты понимаешь? Он был fucking хорош в эту ночь! Very good! Он прилетел в Нью-Йорк за наш счет, он ужинал и выпивал за наш счет, и мы – американский полицейский детектив Питер Гриненко и агент ФБР Билл Мошелло, – мы на служебной машине ФБР отвезли его к его маме в Квинс, на Йеллоустоун-бульвар. Как шоферы…»
Питер Гриненко родился в 1945 году в Штутгарте, ФРГ. Его отец, киевский архитектор, вывез из коммунистической России не только свою семью – жену, дочь, своего брата и отца, но и всех родственников жены – сестру, мать, бабушку и прабабушку, чудом уцелевших от ленинских и сталинских репрессий. Когда Питер подрос, прабабка рассказала ему, как были расстреляны его прадед и дяди и как в 1926 году ее, после нескольких месяцев отсидки в тюрьме, тоже повели на расстрел. Но когда ее уже поставили к стене, к ней вдруг бросился какой-то красный комиссар и стал обнимать и целовать ей руки. Оказывается, в 1919 году она подобрала на улице умирающего от голода еврейского парня, притащила в свой дом, полгода лечила и спасла от смерти. Потом он ушел и пропал, и вот, как выяснилось, стал красным комиссаром и увел ее прямо из-под расстрела, спас ей жизнь. Но все мужчины в ее семье погибли от красного террора, который проводили большевики в России. Поэтому, когда немцы в 1944 году стали отступать из России, вся семья Гриненко предпочла уйти с немцами, чем опять попасть под власть коммунистов.
Однако в Германии мужчинам семьи Гриненко не повезло: в 1947 году отец Питера со своим отцом и братом попали в железнодорожную катастрофу: поезд, которым они ехали на работу, наскочил на мину. Отец Питера и его дядя погибли, а дед был ранен. После этой трагедии почти все бабушки, прабабушки, тетки и кузины Питера переехали из Германии в США, а его мать решила попробовать счастья в Австралии. «Я в то время еще не мог возражать, мне было два года, – вспоминает Питер. – Так мы поехали в Австралию. Мама, я и старшая сестра». Но когда ему исполнилось девять лет, они все же приехали в Нью-Йорк, и так Питер стал американцем. «Мы были очень бедные в то время, – говорил Питер, – и мы жили в Бифорд Слайвазант, если ты знаешь, что это такое. Это бруклинские трущобы. Черные пацаны били меня каждый день, пока я не научился бить их. Но летом я уезжал к прабабушке в Спринг-Вэлли, и там было хорошо. У нее был маленький сад, и она пекла мне пироги с капустой и рассказывала про Россию…»
После окончания школы Питер работал в разных местах – в магазине, в аптеке, в закусочной. Грузчиком, уборщиком, разнорабочим. В августе 1966-го один его приятель сказал ему, что едет в Бронкс на тест, – полиция проводит набор в полицейские. И уговорил Питера составить ему компанию. «Там было очень много народу, несколько тысяч человек, – вспоминает Питер. – Через месяц после теста мой приятель получил письмо, что он занял две тысячи какое-то место, а я – что я в первых четырех сотнях и меня готовы принять, если я сброшу десять паундов. Я уже тогда весил 210».
Так Питер попал в полицию и прошел по всем ее ступенькам – от Полицейской академии и работы уличным патрульным до Бюро контроля за организованной преступностью, где стал ведущим экспертом по автопреступности.
Но теперь, в октябре 1983-го, этот «ведущий эксперт» и его партнер, специальный агент ФБР Билл Мошелло, сидели над грудой счетов и других документов, изъятых из «Sorrento Jeweller's», и обзванивали всех поставщиков, у которых Оскольный и Камский когда-либо получили ювелирный товар. Что эти поставщики могут сказать о своих клиентах из «Sorrento Jeweller's» в Нью-Йорке и «Ла Виста» в Чикаго? Нет ли у вас проблем с ними? Нет ли попыток получить документы на товар, который им не отправляли?
На пятый день этой занудной работы менеджер одной ювелирной компании в штате Род-Айленд сказал им по телефону:
– У нас не было никаких проблем с «Sorrento Jeweller's», пока этот сукин сын не прислал нам чек на 15 тысяч, который не прошел в банке. Но это, конечно, не то, что вы ищете.
– Вы заявили об этом в полицию? – спросил Питер.
– Нет, конечно. Разве полиция занимается такими делами? Я думал, что только гражданский суд…
– Это чек из штата Нью-Йорк, а вы в штате Род-Айленд. Таким образом, это межштатное почтовое преступление. Я вам рекомендую пойти в полицию не откладывая. Если вы хотите получить свои 15 тысяч, конечно. И сообщите мне имя детектива, к которому попадет это дело, – я с ним свяжусь.
Билл скептически выслушал этот разговор, и Питер пожал плечами: конечно, непокрытый чек – это мелочь, но это лучше, чем вообще ничего. И в этот момент на его столе зазвонил телефон. Питер снял трубку. Знакомый голос сказал по-русски:
