Если говорить о смысле, то в этих трех снах символ тюремной камеры стал для меня важным напоминанием о том, что я все еще узник, что мне еще предстоит много поработать, чтобы достичь полной душевной свободы, к которой я так стремлюсь. Этот образ не произвел на меня тяжелого впечатления, я даже не воспринял его как отрицательный. Скорее, оценивая свой настоящий уровень развития, я отнесся к нему как к простому и непосредственному указанию на реальной положение дел. Что любопытно, эта тюремная тема снова явилась мне месяцев через десять в еще одном ярком осознаваемом сновидении под названием «Пришествие змеиной силы»[12].
В ходе личных размышлений и обсуждений сна «Дар волхвов» с учениками на лекциях и в группах сновидцев я извлек из этого сновидения немало других полезных сведений. Оно напомнило мне о ряде духовных принципов — я слышал о них раньше, а теперь мне пришлось освоить их заново. Один из таких принципов заключается в том, что искреннее желание узреть свет исходит из сердца. Во сне, путешествуя на верблюде, я чувствовал в груди, в области сердца, огромное чувство притяжения. Истинное осуществление этого желания тоже ощущается в сердце. Во сне, узрев Свет, явленный через младенца Христа, я почувствовал в груди сильнейшее стеснение. Мой сердечный центр раскрылся, и вместе с неудержимыми рыданиями из него излился огромный поток преданности и любви к божественному младенцу. Духовный путь — это прежде всего путь любви, а не умственных изысканий. Его начальное побуждение и конечное завершение тесно связаны с сердцем. Весь он, от начала и до конца — это стезя любви. И хотя понимать странствие умом тоже ценно, высшая ценность — любовь к странствию. На любом истинно духовном пути разум играет роль не господина сердца, а его слуги. Кроме того, я много размышлял о понятии «духовной настройки» пережитого мной в этом сновидении. Я ощущал его в сердечном центре сознания и чувствовал всю его тонкость и чрезвычайную чистоту. Он напомнил мне о мгновениях, когда я, стоя перед стереофоническим радиоприемником, очень медленно вращаю ручку тонкой настройки, прислушиваюсь к звучанию доносящейся из динамиков музыки. При совпадении диапазона вибраций собственного ума с вибрациями стереосистемы возникают мягкий покой ума и ясность. Путешествуя верхом на верблюде по пустыням Северной Африки, я тоже ощущал эту настройку на объект моего стремления, младенца Христа, хотя он и находился от меня на расстоянии в несколько сотен миль. Я как никогда ясно видел, что внутренняя настройка была необходимой предпосылкой моего путешествия, что без нее у меня даже не возникло бы желания отправиться в путь. Кроме того, я понял, что именно эта настройка наполняла меня великой радостью, безотчетным восторгом и удивлением, — одно это полностью окупало все тяготы моего долгого странствия. И вознаграждение не заставило себя ждать. В этом сновидении, на этом уровне осознаваемости, каждый этап моего пути приносил мгновенное воздаяние. Когда жизнь «идет верным курсом», каждое ее мгновение отмечено ощущением радости.
В этом сновидении долгое странствие в поисках желанной цели стало удачной иллюстрацией жизни человека, пребывающего в гармонии с дао[13], вселенским потоком. Ощущение душевной гармонии с внутренней настройкой, всецело устремленной к конечной цели — Свету, наполняло меня таким ликованием, что мне удалось преодолеть все враждебные силы, с которыми я встретился во сне. В этом удивительно осознаваемом состоянии я легко превозмогал все тяготы и лишения пути, потому что был целиком сосредоточен на Свете и на той радости, которую рождали во мне его поиски.
Перевидав за последние шесть лет много осознаваемых сновидений, я теперь понимаю, как много нового об уровнях осознаваемости я узнал из «Дара волхвов». В частности, я понял, что существует много разных уровней осознаваемости. Возможно, количество таких уровней достигает бесконечности, так что никто не в состоянии дать их полный перечень или составить некую психологическую карту, где было бы указано место каждого из них. Скорее всего, любое такое начинание заведомо бессмысленно и обречено на неудачу.
«Дар волхвов» стал для меня чрезвычайно плодотворным событием, причем сразу во многих отношениях. Я не только увидел удивительный и очень длинный сюжет, изобиловавший яркими, исполненными смысла образами — главное заключалось в том, что качество осознаваемости в этом сне было более высоким и чистым по сравнению с любыми состояниями сознания, которые мне доводилось переживать до тех пор или после. Оно отличалось неописуемой ясностью и огромным многообразием возможностей. Например, во время долгого путешествия через пустыню я, пребывая в этом состоянии, одновременно ощущал два разных времени — хронос и кайрос. Эти названия, позаимствованные у древних греков, свидетельство того, что им были известны два временных измерения. Хронос было для них ощущением времени и длительности, линейной хронологической последовательности событий, которое мы обычно имеем в виду, говоря о «ходе времени». Слово же кайрос служило им для обозначения «вневременного времени», полнейшей осознаваемости момента настоящего, в котором каким-то образом заключено все. В христианской традиции это измерение времени называется «священный миг» или «вечное настоящее».
Одним из удивительных откровений, пришедших ко мне в измененном состоянии сознания, присущем «Дару волхвов» было открытие, что каждый способен переживать эти два временных измерения одновременно. Раньше у мен было двойственное отношение к этим двум разновидностям времени — «или/или», и я мог переживать их только порознь. В состоянии же высшей осознаваемости я, впервые на своем веку, пережил сплав этих доселе двойственных понятий. Если это ясное, наполненное светом сознание есть нечто родственное тому, что духовные учителя Востока называют сатори, самадхи или просветлением, то теперь я могу понять их стремление постоянно пребывать в этих состояниях. Блаженство не сравнимо ни с чем. Его притяжение полностью захватывает, а порой в каком-то смысле даже порабощает.
Сейчас мне кажется, что необходимо заново, более вдумчиво пересмотреть современную систему исследования сновидений, в которой мы привычно отделяем обыкновенные сновидения от предосознаваемых и осознаваемых. Я твердо уверен, что эти три категории деления неполны и недостаточны, поскольку я в своем сне пережил осознаваемость, коренным образом отличную от всего того, с чем я сталкивался раньше, и намного его превосходящую. На сегодняшний день я предпочитаю использовать для осознаваемых сновидений понятие «спектр сознания» и утверждаю, что в состоянии осознаваемости человек может обрести доступ к столь глубокому, обширному и уникальному спектру или диапазону психической энергии, что он не укладывается ни в одну из классификаций и выходит за рамки того, что мы с позиции состояния яви обычно называем «сознанием».
Теперь позвольте мне продолжить разбор сна. В «Даре волхвов» два разбойника символизируют для меня постоянно присутствующую в мире возможность насилия. Я воспринял их как напоминание о том, что враждебные силы могут в любой момент обрушиться на меня и бросить мне вызов, который станет частью моего духовного странствия. По правде говоря, в результате развития практики осознаваемых сновидений я стал ощущать себя в чем-то более уязвимым. Одним из конкретных моих страхов была боязнь, что я смогу стать «слишком чувствительным» — настолько чувствительным к ощущениям и тонким сферам сознания, что не сумею разрешать обычные ситуации или переживать обычные стрессы повседневной жизни. Очевидно, я нуждался в напоминании, что не могу чувствовать себя свободным от угрозы прямой атаки, как физической, так и эмоциональной. Этот сон дал мне ясное напоминание и прекрасные советы, как следует реагировать на потенциальную угрозу. Он показал мне, как сосредотачивать внимание, направляя его вовнутрь, как достигать полного равновесия и концентрации и, находясь в таком состоянии, ощущать уверенность в собственных силах. Во сне я чувствовал себя в полной безопасности, испытывая почти невообразимое ощущение внутренней свободы. Находясь в этом непоколебимом внутреннем состоянии, я купался в милости Божьей. Ощущение исходящего из глаз пламени стало для меня удивительной наградой. Я чувствовал, что могу испускать из глаз два пылающих лазерных луча, как будто это было некое особое, сверхъестественное оружие, которым я мог воспользоваться в случае необходимости. Однако большую радость я ощущал во сне оттого, что знал: мне не придется воспользоваться этой силой, и от покоя ума — следствия того, что я чувствовал себя выше желания наказать злоумышленников или первым нанести удар. В этом состоянии осознаваемости я не ощущал потребности нападать на них, хотя ясно понимал, что обладаю для этого достаточной силой. Просто я чувствовал себя в полной безопасности, что бы они ни сделали. Сон принес мне ясную весть: покой есть порождение полноты внутренней силы. Покой моего ума не зависит ни от каких поступков, которые могут совершить или намереваться совершить другие. Я пребываю в покое, когда в полной мере обладаю силой и осознаваемостью.
