И Грошев не столько понял, сколько почувствовал – вот это и есть русская сирень. Неприхотливая, собранная, дружная и потому сильная. Пока биолог возился с листьями и соцветиями, Николай осмотрелся. Пологие скаты лощины были перечеркнуты уже давним, скрытым травостоем, росчерками танковых гусениц – они только угадывались по более высоким вершинкам трав и цветов, по кромкам. Один из таких росчерков пересекал старый окоп.
30
Вспомнив Тихомирова и его восклицание о минувших боях, Николай всмотрелся в окоп. Да. Бои здесь шли осенью и, видимо, после дождей: гусеницы вдавались глубоко. А окоп уже в то время был старым, оплывшим, потому что след гусениц прерывался только на его середине, поближе к краю. Впрочем… Впрочем, за три года между боями оборонительными и боями наступательными так глубоко окоп, пожалуй, не оплывет. Значит, он был осыпан. И еще. Если бы это был свежий окоп, любой танк не просто перемахнул бы его, а обязательно поелозил, чтобы гусеницами сровнять землю бруствера, а вместе с ней и защитников окопа. Тот безвестный танкист, что провел машину несколько десятилетий тому назад, не сделал этого. Видимо, окоп был уже не страшен ни танку, ни идущей следом пехоте. Он уже тогда был пуст и полузасыпан.
Да, тот танкист был опытным водителем, умеющим мгновенно учитывать обстановку. Он прошелся гусеницей по окопу, потому что не боялся подорваться на мине или застрять – окоп обязательно был полузасыпан. Если бы он был нетронут, неизвестный механик-водитель наверняка бы принял левее, чтобы не попасть в ловушку, и подмял бы под себя кусты сирени. Но механик был уже из тех, кто впитал в себя опыт войны, а вот те, кто в самом начале войны вырыл этот окоп, по-видимому, опытом не отличались. Делать окоп на целое отделение возле ориентира – сиреневых зарослей – можно только при неопытности или в крайней спешке. Недаром и воронок здесь побольше, чем в иных местах. Противник бил по ориентирам – сиреневым кустам.
Старый окоп сорок первого года как наглядное пособие рассказал Николаю о своих защитниках. Об их желании драться, но неумении сделать это, об их бесстрашии и силе врага. А танковый след рассказал о тех, кто был и бесстрашен, как его старшие товарищи, и так же жаждал боя, но уже умел мгновенно ориентироваться, учитывая десятки важных деталей. Это были уже мастера своего дела.
– Да! – все так же торжественно произнес биолог. – Это она! Именно та сирень, которую мы ищем.
К биологу пришла минута его торжества, и отказаться от нее он не мог, но, когда почувствовал, что, кажется, переборщил, смутился и отошел в сторонку. Грошев сложил ладони рупором и закричал:
– Ого-го-го!
С той стороны лощины стали спускаться люди из группы Радкевичиуса. Николай сказал биологу:
– Если это единственный куст, то, кажется, начинается самое важное.
– Не знаю… Вы думаете, что есть еще один?
– Во всяком случае, проверим этот вариант. – В Грошеве все нарастало щемяще-тревожное нетерпение. – Мне кажется, что именно здесь мы можем найти нечто интересное.
– А что? – совсем по-мальчишески спросил биолог и остановился с приоткрытым ртом.
Он смотрел на Николая с ожиданием и в то же время с легким испугом, как смотрят на следственных работников очень честные, благополучно прожившие жизнь люди. Все, что касается преступлений, кажется им невероятным, а те, кто занимается их раскрытием, – необыкновенными.
– Не знаю… еще не знаю… – вздохнул Николай. – Но чувствую. Точнее, логика подсказывает… Впрочем, посмотрим.
Ему удалось подавить и волнение и нетерпение, и он опять стал собранным, чуть суховатым и зорким.
Подъехал Тихомиров и передал сделанный им из проволоки щуп, подошла группа Радкевичиуса, и старичок-любитель сразу, еще не доходя до кустов, определил:
– Вот это – она!
– Внимание, товарищи! Выслушайте мою легенду. Версию, – чуть повысил голос Грошев. – Волосов что-то спрятал в этой лощине. Поскольку в его бывшей машине мы обнаружили немалые деньги, можно быть уверенным, что это «что-то» имеет ценность. Время, как вы видите, сглаживает следы, и чтобы чем-то отметить свой тайник, он высадил неподалеку необычный в этих местах куст сирени. Оговорюсь сразу – мне непонятна такая его скрупулезность. Свой тайник, да еще такого сорта, человек, по логике вещей, должен помнить днем и ночью. Однако найденная нами схема и ветка сирени – как образец – показывают, что Волосов почему-то думал по-иному. Почему – разберемся позже. Сейчас попробуем найти и вскрыть этот тайник. Александр Иванович, как по-вашему, могут быть в этом старом окопе мины или снаряды?
– Там, где были бои, они могут быть в любом месте. Но… в свое время эту местность тщательно обследовали саперы.
– И кроме того, здесь ползали танки, рвались снаряды. Они подорвали мины. Наконец, здесь стояло немало подбитых танков. После войны их вывозили в металлолом. Значит, местность опять проверяли. Мне думается, шанс попасть на мину – ничтожный. А вот неразорвавшийся снаряд…
– Не исключено. Но я думаю о другом. Если здесь прошли саперы, может быть, они уже нашли то, что вы ищете?
– Не думаю. Если бы это было так, Волосов не жил бы в этих местах и не пошел бы на убийство человека, который мог разгадать его тайну. И еще. Насколько я знаю саперов, они не такие уж непонятливые люди, чтобы обследовать место, где прошла танковая гусеница.
– Думаете, это окоп? – быстро спросил Тихомиров.
– Скорее всего.
– Почему? Ведь бои сорок пятого года…
– Вы думаете, сорок пятого? – перебил его Грошев.
– Н-ну… может быть, и сорок четвертого. Но все равно. Это значит, что Волосов спрятал нечто после войны. В это я слабо верю хотя бы потому, что куст русской сирени явно моложе соседних. Во всяком случае, вначале проверим куст.
И, пользуясь тем, что щуп был в его руках, Тихомиров быстро воткнул его в основание куста. Щуп входил трудно, но глубоко.
– Не тратьте силы, Александр Иванович, – покачал головой Грошев. – Посмотрите как следует окоп.
Радкевичиус сразу определил особенности окопа:
– Это окоп сорок первого года. Его правая сторона засыпана, и по засыпке прошел танк. Очевидно, уже во время наступательных боев. Значит, в окопе либо захоронили безвестного солдата, точнее красноармейца, в те годы солдат еще не было, либо…
– Вот именно! Так вот это мы и проверим. Дайте щуп, Александр Иванович, – попросил Грошев.
– Но ведь окоп – это заметно! На это сразу обратят внимание.
– Как раз наоборот. Давайте порассуждаем. Чтобы выкопать тайник, нужно время. Окоп – готовый тайник, его нужно только зарыть. Кто из посторонних людей обратит внимание на полузарытый окоп в местах жестоких боев? По-моему, никто. Их слишком много вокруг, этих полузарытых окопов. Ну, а если обратят? Решат, что здесь или захоронение, или мина, – лучше не тревожить. И правильно решат. Возиться с обвалившимися окопами или землянками всегда опасно. Мало ли какие взрывные сюрпризы устанавливали в них во время боев. Саперы обеих сторон пускались на любые хитрости. Значит, окоп наиболее подходящ для тайника. Особенно если его устроитель спешил.
– Да, но под кустом…
– Вот. А теперь разберем этот вариант. Чтобы расположить тайник под кустом, нужно вырыть яму, уложить то, что требуется спрятать, зарыть, наверху посадить куст, выбросить подальше оставшуюся землю… И все-таки полной уверенности у строителя такого тайника не будет: куст может не прижиться. Главная отметка исчезнет. Тайник затеряется.
– Что ж… Действуйте, – нехотя согласился Тихомиров, передавая щуп Николаю.
Грошев чуть не ответил: «Слушаюсь». Только теперь он понял, что, рассуждая, он, в сущности, докладывал инженер-подполковнику свои соображения. И то, что как-то так получилось, что они постепенно поменялись ролями и Александр Иванович словно принимал решения, а Николай их выполнял, даже не вызвало улыбки: все правильно. Солдат всегда солдат и звание всегда звание.
Николай медленно подошел к старой, заброшенной дороге, заглянул в окоп и, чуть помедлив, прикидывая, все ли он продумал, спрыгнул вниз. Первый же укол щупа у стенки окопа насторожил его: щуп уперся во что-то твердое. Николай сделал еще один укол, и щуп опять уткнулся в твердое.
Как ни старался Грошев быть спокойным и собранным, сердце у него заколотилось, а во рту пересохло. Он выпрямился, чтобы перевести дыхание. Биолог спросил:
– Есть?
Шершавый язык, кажется, не мог повернуться во рту, и Грошев только кивнул, нагнулся и стал оконтуривать уколами находку. Получился довольно солидный квадрат. Вытирая разом выступивший пот, Николай осторожно сказал:
– Похоже, нужно копать.
Силы оставили его, и он сел на смятый дождями бруствер старого окопа Тихомиров встретился с ним взглядом и, сразу поняв его состояние, молча повернулся и трусцой побежал к машине за лопатой. Биолог озабоченно уточнил:
