Торговкам не было никакого дела, куда эта молчаливая девица уносит рыночную отбраковку. На свалку, али к себе. Главное под ногами ничего не валяется, того и достаточно.
Поздними вечерами, когда солнце скрывалось за горизонтом, а над городом опускалась прохлада, Эвелиса разжигала очаг, и варила жидкую овощную похлебку. Без соли и хлеба она почти не насыщала, зато согревала. Оторвавшись от родного дома начинаешь ценить любые мелочи.
Впрочем, девушка не могла сказать, что сильно скучает по отчему дому. Да, там всегда была еда и теплая постель, но в придачу к ним шли косые взгляды и резкие окрики. А если еще вспомнить сговоренного жениха… Эвелиса встряхнула головой. Нет, «жениха» она вспоминать не будет, и братца его тоже.
Пусть сейчас жизнь состояла из мелких трудностей, но так это только начало. Все преодолимо. Обживется, поднакопит, сделает хорошую постель. А там будет потихоньку латать этот сарай, пока он не превратится в настоящую избу. Пожалуй, только мысли о будущем и позволяли ей не скатиться в отчаяние.
***
За делами и заботами первая неделя пролетела быстро. Проснувшись утром, и потирая нывший бок, Эвелиса не сразу поняла, откуда взялось радостное приподнятое настроение. Все та же твердая постель, холод, ледяная вчерашняя похлебка… Ах да! Сегодня же ей должны выплатить первые заработанные монеты!
Пожалуй, на первый раз она отложит только три из них. А оставшиеся две потратит на мешок с соломой, и возможно еще купит хлеб. Горячий, ароматный, а главное – сытный.
Отправляясь на площадь, девушка чувствовала необычайное воодушевление. Даже редкие прохожие казались ей удивительно милыми и приятными людьми. Пусть, не замечая ее трудов они могли бросить под ноги огрызок яблока, или грязный платок. Это не имело никакого значения. Она уберет. Когда господин Вардт прибудет, он будет приятно удивлен, насколько стало чище с момента его последнего появления.
Нет, хлеб она лучше купит завтра, или через два дня. Удовольствие нужно пускать в жизнь постепенно. Сегодня только солома для постели.
День обещал быть ясным. Солнце нехотя поднималось над крышами, но и оно сегодня светило ярче, чем обычно. Закончив мести, Эвелиса глубоко вдохнула, и подняв голову окинула взглядом бескрайнее синее небо. На какой-то миг вся прежняя жизнь показалась ей далекой и ненастоящей. Словно всегда она жила в маленькой лачуге, и подметала эти улицы.
Будто и не было бесконечных смотрин, скучающих женихов и постоянных упреков, что уродилась не такой, как положено. Даже уродливый изъян вспоминался редко. Зеркала чтобы видеть себя, у нее не было. А при людях, девушка привычно смотрела в землю, так что никто и слова ей не говорил.
В этот час прохожих было еще очень мало. И все они казались Эвелисе старыми знакомыми. Например, тот человек с сумкой, скорее всего сапожник, и спешит в свою сапожную мастерскую. А этот пожилой мужчина проверяет, не забыл ли он где потушить ночные фонари. Женщина с большой корзиной белья – верно прачка. Она каждое утро тут проходит, кланяется сапожнику, и никогда не замечает Эвелису.
Впрочем, оно и к лучшему, что не замечает. Еще один прохожий появляется обычно, когда девушка заканчивает мести площадь. Стуча перед собой тростью, он шагает уверенно, словно его глаза и не закрывает страшная черная повязка. Невольно задумаешься, что лучше уж иметь глаза с изъяном, чем не иметь зрения вовсе.
Спохватившись, что слишком долго стоит на месте, девушка снова принялась сметать мелкий песок, который невесть откуда появляется каждый день. Сегодня все должно быть убрано особенно тщательно.
Слепой прошел мимо, и Эвелиса привычно посторонилась, пропуская его. И как только он ориентируется, и не боится гулять один? Но эта мысль была мимолетной. Спросить напрямую девушка бы не осмелилась. Поэтому ограничивалась тем, что старалась к его появлению хорошенько вымести площадь, чтобы хоть тут для него не возникло неожиданных препятствий.
Однако сегодня мир был особенно светлым, поэтому когда мужчина повернул в другую сторону, чем обычно, Эвелиса отступила от своей привычки молчать.
– Там камни большие, возницы привезли, чтобы под колеса телег подкладывать.
Слепой вздрогнул, и развернулся на голос.
– Так. Так. – произнес он задумчиво, – Кажется, мы с вами уже встречались. Бессовестная девица, которая как-то сбила меня в фонтанном переулке.
От его холодного голоса девушка растерялась.
– Я без умысла. И… и разве вы видите?
– Нет. Зато отлично слышу, и не жалуюсь на память.
Мужчина не грубил, но от его тона почему-то стало не по себе. Эвелиса переступила с ноги на ногу, жалея, что вообще заговорила. Знала же, что скромнее надо быть.
– Я просто заметила, как вы повернули в ту сторону, поэтому и упредила. Если вам нужна помощь…
– По твоему я похож на человека нуждающегося в помощи?
В этот раз девушка промолчала, подозревая, что если скажет еще слово, то точно нарвется на грубость.
– Вот и не лезь, когда тебя не просят. Деревенщина. – припечатал слепой, и развернувшись, зашагал совершенно в другую сторону.
Радостное настроение угасло. За что он так? Она же только хотела предостеречь, что та сторона сегодня плоха для прогулок, особенно для того, кто ничего не видит… А если подумать, сама виновата. Учили же, что девица больше молчать должна, а раз не удержала язык за зубами – будь готова к резким словам. Хоть и несправедливо это…
***
Господин Вардт обходил свои владения, покачивая головой, и заглядывая под каждый прилавок. Эвелиса следовала поодаль, уверенная, что упрекнуть ее не за что. Пусть и не так много дней она здесь трудится, а все же нельзя не признать, что ее усилиями рынок стал гораздо чище.
– Гм… гм… Вижу ты постаралась. Так вроде бы и поприятнее немного стало. Мусор то на свалку уносила, или где по подворотням рассовала?
– На свалку…
– Угу. Допустим верю.
Он пожевал губами, еще раз огляделся по сторонам, и нехотя выудил из-за пазухи мешочек с деньгами. Взвесив его на руке, Вардт достал две монеты, и держа их двумя пальцами, протянул Эвелисе.
– Бери, заслужила.
Девушка недоуменно подняла брови. Должно быть господин Вардт что-то напутал, ведь они договаривались о совсем другой сумме.
– Разве… вы не говорили, что будете платить пять? – произнесла она тихо.
– Говорил. Если меня устроит твоя работа. Но пока сделанное не тянет на пять серебряных.
Эвелиса не торопилась взять деньги. Горло сжимало, и пришлось делать над собой усилие, чтобы произнести хоть слово.
– Но вас же все устроило.
– Разве я сказал, что устроило? – мужчина изобразил удивление, – Во-первых, в тыквенных рядах шелуха от семечек.
– Я каждый вечер ее сметаю…
– Во-вторых, живешь здесь, метлой моей пользуешься. Думаешь это ничего не стоит? Как найдешь себе другой дом, обзаведешься своим инвентарем, тогда и поговорим.
Он заметил, как к их разговору прислушиваются торговки, и поморщившись добавил еще одну монету.
– Считай, по доброте душевной. Большего твой труд и не стоит.
Эвелиса закусила губу, чувствуя, что если произнесет еще хоть слово, то по щекам хлынут потоки слез.
– А если не довольна, так проваливай и ищи себе место получше. Всяких бездельниц тут и без тебя хватает, – добил ее Вардт, и направился к дальним прилавкам, весело насвистывая себе под нос.
Девушка сжимала в ладони три монеты, чувствуя как они жгут руку. Вот как оценили весь труд ее и старание.
– Дура ты, девка, – хмыкнула одна из торговок, задев ее корзиной, и не добавив больше ни слова, прошла мимо.
Подавив разъедающую изнутри горечь, Эвелиса сделала глубокий вдох, и смахнула слезинку, которая все-таки скатилась по щеке. И ничего не скажешь. Всегда прав тот, кто сильнее. А ежели спорить начать, так можно и работы лишиться, и крыши над головой. Просто не будет покупать хлеб. На одну монету постель устроит, а две другие припрячет.
И не чувствуя больше былого воодушевления, она направилась к рядам, где стояли телеги с соломой.
