– Мы сразу сообщили, что не врачи. Иначе нас бы попросили дать какую-нибудь консультацию или посмотреть больного. А так – проще и удобнее.
Они вышли в коридор. Здесь царила тишина. Почти не было слышно никаких звуков. Пройдя по коридору, они дошли до комнаты дежурных врачей и постучались. Никто им не ответил. Дронго приоткрыл дверь. В комнате никого не было. Они вернулись к кабинету главного врача и решили спуститься вниз, на первый этаж. Неожиданно громко завыли собаки. Дронго и Вейдеманис замерли, переглядываясь друг с другом.
– Неужели еще кто-то умер? – прошептал Эдгар.
– Нет, – ответил Дронго, прислушиваясь, – они воют не так, как раньше.
На первом этаже они увидели незнакомую женщину лет сорока в белом халате. Женщина приветливо поздоровалась.
– Добрый вечер, – кивнул Дронго, – вы, очевидно, Регина?
– Да, – кивнула санитарка, – я сегодня дежурю вместо Зинаиды.
– Мы это знаем. А где ваши врачи? Куда они подевались?
– Пошли в «холодильник», – пояснила санитарка, – отвезли туда тело умершей Идрисовой.
– Поэтому собаки снова завыли, – понял Дронго.
– Они там рядом. Чувствуют, когда в «холодильник» кого-то везут, – пояснила Регина. – Сейчас врачи вернутся, вы можете не беспокоиться. А если нужно, я позову Клавдию Антоновну.
– Нет, спасибо, – ответил Дронго, – не нужно. Где у вас журнал посещений?
– Здесь, внизу, в кабинете нашего завхоза, – пояснила Регина. – Только кабинет сейчас закрыт. Завхоз утром приедет.
– Спасибо, мы лучше подождем врачей прямо здесь. Они ведь все равно отсюда пройдут.
– Хорошо. – Она повернулась и пошла по коридору.
Ждать им пришлось недолго. Через несколько минут появился Мокрушкин. Увидев Дронго и Эдгара, он ощутимо испугался, словно увидел привидения, которых не ожидал встретить в коридоре хосписа.
– А где Федор Николаевич? – осведомился Дронго.
– Он там… там… – забормотал Мокрушкин.
Глава 9
Было очевидно, что он нервничает больше обычного.
– Я вас не совсем понимаю, – сказал Дронго.
– Он остался посмотреть. Сейчас придет, – наконец выдавил Мокрушкин.
– Мы можем побеседовать с вами? – спросил Дронго.
– Нет… то есть да. Конечно, можете. Где вы хотите беседовать со мной?
– В комнате врачей, там будет удобнее, – предложил Дронго. – И не нужно так нервничать.
– С чего вы взяли, что я нервничаю?
– Вижу, – ответил Дронго, не вдаваясь в подробности.
Мокрушкин дернулся, но не решился спорить.
В комнате врачей никого не было. Здесь Мокрушкин почувствовал себя гораздо увереннее. Он уселся на стул, стоявший у стола, показал на другие стулья. Когда все расселись, он сказал вполне твердым голосом:
– Слушаю вас.
Однако было заметно, как ручка, которую он взял в правую руку, дрожит в его пальцах. Он бросил ее на столик.
– Спокойнее, – посоветовал Дронго, – мы ведь хотим только поговорить.
– Кто вы такие, – встрепенулся Мокрушкин, – что вы здесь делаете так поздно? Если вы приехали из Башкирии, то почему не возвращаетесь в отель? Завтра утром все врачи будут на месте и вы сможете с ними переговорить.
– Нам не нужны все врачи, – возразил Дронго, – нам нужны именно вы, Алексей Георгиевич.
– Почему именно я? – нервно спросил Мокрушкин. – Кто вы такие?
– Пока всего лишь гости вашего хосписа. А почему именно вы нужны нам, ответ на этот вопрос очень простой. Именно в ваше прошлое дежурство произошла смерть Боровковой.
– Ну и что? При чем тут Боровкова? Она была очень больна. Все об этом знали. Вы из прокуратуры? Или журналисты? Зачем вам нужна эта история.
– Именно об этом мы хотим с вами переговорить.
– Я не буду с вами разговаривать, – выдохнул Мокрушкин. – Если даже статью организовали против Федора Николаевича, то я не виноват. Я не думал, что все так получится. Я не хотел, не знал… – он сбился и замолчал, тяжело дыша.
Дронго и Вейдеманис переглянулись.
– Это вы сообщили Светлане Тимофеевне все подробности, – понял Дронго, – рассказали, что Степанцев принял решение отправить тело в городской морг, что он потребовал подписи Глейзера. Верно?
– Я не думал, что все так получится, – опустошенно произнес Мокрушкин. – Я просто доложил ей о случившемся за время моего дежурства. Она приказала, чтобы ей докладывали отдельно. Сурен Арамович или Людмила Гавриловна могут игнорировать ее замечания, а мне… у меня не получается. Вдруг она действительно станет главным врачом… У меня семья, маленький ребенок. Ни в одной больнице Николаевска я не смогу получать столько, сколько здесь. Сурену Арамовичу не страшно, он может устроиться в любом месте, его везде с руками оторвут. А куда мне идти? Поэтому я ей все рассказал.
– Вы не поняли, почему Степанцев принял такое решение?
– Я думал, что из-за самой Светланы Тимофеевны. Это ведь она настояла, чтобы мы двух наших самых привередливых пациенток поместили в одной палате. Ну а Федор Николаевич не возражал. Начались самые настоящие баталии. А потом Боровкова умерла. Я подумал, что он… в общем, что он хочет свалить вину на Светлану Тимофеевну.
– И решили упредить события. Сыграть на нее, рассчитывая, что она выйдет победителем, – понял Дронго.
– Просто я запутался. А у нее связи, большие возможности. Она меня даже в город может перевести. Мы ведь живем в квартире моей тещи, а так я мог бы получить квартиру и в самом городе. В общем, я ей все и рассказал, что он отправил тело в городской морг. А она статью организовала против него. Нехорошую статью. Подлую.
– И сегодня тоже вы отличились, – догадался Дронго.
– Откуда вы знаете?
– Понял по вашему виду. Вы ведь знали, что останетесь на дежурство. А тут Федор Николаевич уезжает на совещание в город, и его машина едет кого-то встречать. Вы наверняка узнали, что Дмитрий поедет встречать гостей из Башкирии, и предупредили Клинкевич. Все правильно?
– Да, – опустил голову Мокрушкин, – она решила остаться и сама принять гостей. Решила не уезжать, пока вы не приедете. И мне наказала рассказать вам, как вел себя Степанцев, когда не хотел отдавать тело умершей ее родственникам и нарочно затягивал оформление документов.
– Вы хотя бы поняли – почему он так поступил?
– Думаю, что из-за нее. У них свои счеты, каждый пытается выиграть за счет другого.
– И ничего подозрительного в ваше дежурство не произошло?
– Нет, ничего. Все было как обычно. Немного нервничала Витицкая – она была в городе и, вернувшись, сорвалась на истерику. Мы сделали ей укол. Потом возникли проблемы у Радомира Бажича. Ему тоже пришлось сделать укол. Вернее, у него их целый комплекс, там два укола подряд. У него сначала начинаются боли. Он словно чувствует запах жареного мяса. Говорят, схожие проблемы бывают у эпилептиков. Но у тех после приступов восстанавливается сознание, а у нашего Радомира сознание с каждым разом угасает все сильнее и сильнее.
– Как вы обнаружили умершую?
– Завыли собаки, и мы привычно начали очередной обход. Клавдия Антоновна задержалась в палате Идрисовой, а Зиночка сразу побежала к Боровковой. Она до этого ее смотрела, все было нормально. А тут она сразу позвала меня. Я обратил внимание на ее лицо. Такое ощущение, будто ее задушили. Но мы знали все ее болезни. Поэтому я сразу накрыл лицо умершей одеялом.
– Почему вы разрешаете Витицкой уезжать в город, если у нее случаются такие срывы после этого?
– Это не я разрешаю, а сам Федор Николаевич. Он считает, что любые запреты вредны. Здесь не тюрьма, часто говорит он. Здесь место, где мы помогаем людям достойно завершить свое земное существование, облегчаем их страдания. Поэтому он категорически против всяких запретов.
– Может быть, он прав, – задумчиво предположил Дронго. – В тот день у вас были посетители?
– Да, были. Все подробности записаны в журнале нашего завхоза Евсеева. Но в этот день приезжал двоюродный брат Витицкой. Он заезжал за ней примерно в половине одиннадцатого утра. Потом, после обеда, было еще двое посетителей. Казимире Станиславовне привозили книги. Водитель мужа ее внучки. И еще к Шаблинской кто-то приезжал. Не знаю, кто точно. Вам лучше просмотреть журнал.
– Нам сказали, что Мишенин обычно принимает снотворное, чтобы заснуть.
– Каждую ночь. А почему вы спрашиваете?
– Нам важно понять, кто в ночь вашего предыдущего дежурства мог бодрствовать в то время, когда вы нашли умершую Боровкову.
– Многие, – немного подумав, ответил Мокрушкин, – у нас вообще люди плохо спят по ночам. Витицкой сделали укол, наверно, она спала. Радомиру тоже было плохо, с ним возилась Клавдия Антоновна, уколы ему делала. Мишенин точно спал. Угрюмов не спал, он все время ходил по коридору. Ему делают замечание, а он все равно курит. Ходит на кухню – там окно открытое есть – и курит, как мальчик, тайком. Ему уже объясняли, что здесь вообще нельзя курить, но он не обращает внимания. Все равно, говорит, от рака легких я не умру. Просто не доживу. Меня уже сгубила другая крайность. У него ведь цирроз печени. Шаблинская не спала, я видел ее в столовой, она туда за водой заходила. Вот еще необыкновенная женщина! Несмотря на свой возраст и болезнь, даже ночью в коридор не выйдет, если не причешется и не оденется. Они смотрели вместе с Ярушкиной какую-то передачу. Кто еще? Казимира Станиславовна тоже не спала, я точно знаю, видел свет в ее палате. Вот и все. У нас ведь не так много пациентов, за всеми можно уследить. Троих врачей и санитарок вполне достаточно. Светлана Тимофеевна требовала, чтобы по ночам дежурили даже два врача, но так будет слишком тяжело для всех, и Федор Николаевич не разрешил. Одного врача вполне достаточно. А если нужно, я всегда могу вызвать кого-то из дома. У Сурена Арамовича и Людмилы Гавриловны есть свои машины. И сам Степанцев всегда может приехать, если понадобится.
