- Ты говоришь чушь. Я не знаю, где Бог.
- Мескалито - это Бог, единый Бог? Или один из богов?
- Он просто защитник и учитель. Он - сила.
- Он что, сила внутри нас?
- Нет, Мескалито не имеет с нами ничего общего. Он вне нас.
- Но тогда каждый, кто принимает Мескалито, должен видеть его так же, как остальные.
- Ничего подобного. Для каждого он другой.
Четверг, 12 апреля 1962
- Почему ты не расскажешь мне побольше о Мескалито, дон Хуан?
- Нечего рассказывать.
- Но существует же, наверное, тысяча вещей, которые не мешало бы узнать прежде, чем я снова с ним встречусь.
- Нет. Я думаю, что в твоем случае нет ничего такого, что тебе следовало бы знать. Я говорил уже - он с каждым другой.
- Я понял. Но все же хотелось бы знать, что обычно при встрече с ним испытывают.
- Суждения тех, кто о нем болтает, не многого стоят. Сам увидишь. Может статься, какое-то время и ты будешь молоть о нем языком, но вскоре тебе это опротивеет.
- А ты не мог бы все-таки рассказать мне о своем первом опыте?
- Зачем?
- Тогда я знал бы, как себя вести с Мескалито.
- Ты уже знаешь больше меня. Ты в самом деле играл с ним, как ни трудно в это поверить. Когда-нибудь ты убедишься, сколь добр был к тебе защитник. В тот первый раз, не сомневаюсь, он сказал тебе великое множество вещей, но ты был глух и слеп.
Суббота, 14 апреля 1962
- Когда Мескалито показывает себя, он может принимать любую форму?
- Да, любую.
- В таком случае, какие, по-твоему, наиболее обычны?
- Обычных нет.
- Ты хочешь сказать, что он является в любой форме даже тем, кто хорошо с ним знаком?
- Нет. В любой форме он является тем, которые с ним знакомы лишь недавно, но для тех, кто давно его знает, он всегда постоянен.
- Каким образом постоянен?
- Он является им иногда как человек, вроде нас с тобой, иногда как свет.
- Мескалито когда-нибудь изменяет свою постоянную форму с теми, кто хорошо его знает?
- Это не по моей части.
Пятница, 6 июля 1962
К вечеру 23 июня мы отправились в поход - как сказал дон Хуан, поискать «грибочки» (honguitos) в штате Чиуауа. Он предупредил, что поход будет длительным и нелегким; так оно и вышло.
В десять вечера мы прибыли в небольшой шахтерский городок на севере штата. От улицы, где я поставил машину, мы прошли на окраину, к дому его друзей, индейца племени тараумара и его жены, и там заночевали.
Часов в пять утра нас разбудил хозяин, который принес кашу и бобы. Пока мы ели, он говорил с доном Хуаном, но о нашем путешествии не сказал ни слова.
После завтрака хозяин наполнил водой мою флягу и положил мне в рюкзак пару булок. Дон Хуан флягу сунул мне, рюкзак приладил поудобней у себя на спине, поблагодарил хозяина и, повернувшись ко мне, сказал:
- Ну, пошли.
Около мили мы шли по грунтовой дороге, потом свернули в поле и через два часа были у подножья гор к югу от города. Мы начали подниматься по пологому склону, двигаясь на запад; когда склоны стали круче, дон Хуан сменил направление, и мы пошли по плато на восток. Несмотря на преклонный возраст, дон Хуан шагал с такой скоростью, что к полудню я полностью выдохся. Мы сделали привал, и он достал провизию.
- Если хочешь, можешь все съесть, - сказал он.
- А ты?
- Я не голоден, а позже эта еда не понадобится.
Я очень устал и проголодался, поэтому не спорил. Я решил, что сейчас самое время узнать наконец о цели путешествия, и как бы невзначай спросил:
- Мы как, по твоим расчетам здесь надолго?
- Мы пришли сюда, чтобы собрать немного Мескалито, и будем здесь до завтра.
- Где это Мескалито?
- Да кругом.
Вокруг было полно кактусов разных видов, но пейота я среди них не заметил.
Мы снова отправились в путь и к трем пополудни оказались в длинной узкой долине среди крутых склонов. Мысль о том, что я, может, вот-вот найду пейот, который я никогда не видел в его природной среде, вызывала во мне необычное возбуждение. Мы вошли в долину и прошли около четырехсот футов, когда вдруг я заметил три несомненных пейота - целое семейство слева от тропы, поднимавшееся над землей на несколько дюймов. Выглядели они как круглые мясистые зеленые розы. Я бросился к ним, крикнув дону Хуану.
Он точно не слышал и продолжал шагать, уходя все дальше. Я понял, что допустил оплошность, и весь остаток дня мы шли в молчании, медленно передвигаясь по плоской равнине, усеянной мелкими острыми камнями. Шли среди кактусов, вспугивая полчища ящериц, подчас одинокую птицу. Я без звука миновал дюжину кактусов пейота.
К шести вечера мы были у подножья гор на краю долины. Мы взобрались на скалистый уступ. Дон Хуан сбросил рюкзак и сел.
Я опять проголодался, но еды больше не было. Я предложил собрать Мескалито и вернуться. Он поморщился и неодобрительно щелкнул языком, потом сказал, что здесь мы останемся на ночь.
Мы спокойно сидели. Слева была скала, а справа оставшаяся позади нас долина. Она тянулась довольно далеко, и отсюда видно было, что она шире и не такая плоская, как я думал, а кроме того, оказалось, что в ней полно небольших холмов и впадин.
- Завтра двинемся обратно, - сказал дон Хуан, не глядя на меня и указывая на долину. - На обратном пути и будем его собирать. То есть подбирать его мы будем только когда он окажется прямо на нашем пути. Это он будет находить нас, и никак иначе. Если захочет, он нас найдет.
Дон Хуан прислонился к скале и, отвернувшись, продолжал говорить так, будто кроме нас здесь был еще кто-то.
- Еще одно. Брать его буду только я. Ты будешь нести рюкзак или, может быть, просто идти впереди, пока не знаю. Но только на этот раз ты не будешь вопить и мне на него указывать, как это устроил сегодня.
- Прости, дон Хуан.
- Ладно. Ты не знал.
- Твой бенефактор учил тебя всему этому про Мескалито?
- Нет. Про него никто меня не учил. Меня учил сам защитник.
- Так что, Мескалито - это что-то вроде человека, с которым можно поговорить?
- Нет.
- Как же он тогда учит?
Некоторое время он молчал.
- Помнишь, что было, когда ты с ним играл? Ты ведь понимал его, верно?
- Да, понимал.
- Вот так он и учит. Тогда ты этого не знал, но если бы ты был к нему внимательней, он говорил бы тебе.
- Когда?
- Когда ты впервые его увидел.
Его явно раздражали мои расспросы. Я сказал, что мне приходится расспрашивать, так как я хочу знать по возможности все.
- Спрашивай не меня, - мрачно улыбнулся он. - Спрашивай его. В следующий раз, как его увидишь, спроси обо всем, о чем пожелаешь.
- Так что, все-таки Мескалито - в самом деле кто-то вроде собеседника…
Но не дав мне закончить, он отвернулся, взял флягу, спустился со скалы и скрылся. Мне не хотелось оставаться здесь одному, и, хотя он меня не звал, я отправился следом. Мы прошли около пятисот футов к небольшому ручью. Он умылся и наполнил флягу, потом прополоскал рот, но не пил. Я зачерпнул воды и хотел напиться, но он меня остановил, сказав, что пить не обязательно.
Он сунул мне флягу и пошел обратно. Вернувшись на место, мы опять уселись лицом к долине, спиной к скале. Я спросил, не развести ли костер. Его реакция была как на вопрос совершенно нелепый; этой ночью, сказал он, мы в гостях у Мескалито, и уж защитник позаботится, чтобы нам было тепло.
Уже совсем стемнело. Дон Хуан достал два тонких хлопчатобумажных одеяла, одно из них бросил мне на колени и сел, скрестив ноги и накинув другое себе на плечи. Долина внизу скрывалась во тьме, и края ее тоже таяли в сумерках.
Дон Хуан сидел неподвижно, лицом к долине. Ровный ветер дул мне в лицо.
- Сумерки - трещина между мирами, - не поворачиваясь ко мне, тихо сказал он.
Я не переспрашивал. У меня устали глаза. Настроение вдруг стало приподнятым; почему-то неудержимо хотелось плакать.
Я лег ничком; лежать на твердом камне было страшно неудобно, и каждые несколько минут приходилось менять положение. Наконец я сел, тоже скрестил ноги и накинул одеяло на плечи. Как ни странно, эта поза оказалась чрезвычайно удобной, и я заснул.
Проснулся я оттого, что дон Хуан мне что-то говорит. Было очень темно, и я едва мог различить его силуэт. Я не разобрал, что он говорит, но последовал за ним, когда он начал спускаться с уступа. В темноте мы (я во всяком случае) двигались очень осторожно, пока не остановились у подножья скалистого склона. Дон Хуан сел и знаком велел сесть слева от него. Он расстегнул рубашку, достал кожаный мешочек и, открыв его, положил перед собой. В мешочке было несколько сушеных бутонов пейота.
После долгой паузы он взял один бутон. Он держал его в правой руке, потирая между большим и указательным пальцами, и тихо пел, когда вдруг, совершенно внезапно, издал оглушительный крик:
- АЙ-Й-И-И-И-И-И-И!!!…
Это было до того неожиданно и жутко, что я оторопел от страха. В полумраке я видел, как он поднес бутон ко рту и начал его жевать. Через минуту он поднял мешочек, протянул мне и шепотом велел взять Мескалито, затем положить мешочек на прежнее место и делать все в точности как он.
