Лейтенант Ольсен уже выкрикивал приказания. Поднялась суета, ведущая в конце концов к строгому порядку, где каждый занимает свое место и знает, что должен делать. Мы схватили оружие, начали проверять его, нахлобучивать каски, снова готовясь к бою. Те отделения, что спали, были безжалостно разбужены; они пустились бегом, зевая и спотыкаясь, еще не поняв толком, в чем дело. Позади нас раздавались выстрелы, разрывы мин и гранат.
Лейтенант Ольсен обратился к Шпету:
— Оставайся с первым отделением здесь, держи под прицелом дорогу. Нам потребуется, чтобы вы прикрыли нас на обратном пути. Остальная рота, за мной.
Мы двинулись за Ольсеном колонной по одному. И по пути натолкнулись на двух солдат из батальона оберст-лейтенанта, прячущихся за камнями и полумертвых от ужаса.
— А ну, встать!
Лейтенант Ольсен поднял обоих на ноги и раздраженно замахнулся на них, дрожащих и мямлящих, прикладом автомата.
— Что произошло? Где остальные из вашего отделения?
— Их нет.
Они закачали головами, все еще ничего не соображая от страха.
— Как это — нет? Убиты, или разбежались, или что?
— Русские напали на нас — неожиданно — невесть от куда…
Их лепет оборвался. Лишь с помощью уговоров и угроз лейтенант добился от них толку.
Оказалось, что, несмотря на постоянные предостережения нескольких бывших фронтовиков, оберст-лейтенант фон Фергиль не видел необходимости выставлять более двух часовых. Опытных солдат с презрением третировали как трусов и старых баб; оберст-лейтенант высказал мнение, что русские готовятся отступать после неудачной атаки и относительного затишья в последние несколько дней. Только накануне слышали, как он говорил адъютанту, что в Германии опасности гораздо больше из-за налетов английской авиации, чем те, что он встречал на фронте. В итоге, когда русские в конце концов предприняли атаку, которой мы (но не оберст-лейтенант) ожидали, они не встретили буквально никакого сопротивления. Обоих часовых, очевидно, застали врасплох, так как они не подняли тревоги, и, по словам двух лепечущих уцелевших — откровенно признавшихся, что дали деру и только поэтому остались живы — вся атака была невероятно быстрой и невероятно бесшумной. Русские действовали только штыками и ножами.
— То есть это было побоище, — сурово сказал им Ольсен.
— Вот вот! — закивали они, стараясь передать нам ужас пережитого; правда, один из них, видимо, желая показать, что уступили они не совсем без сопротивления, добавил, что лейтенант Кальб успел бросить гранату перед тем, как его проткнули штыком.
— Понятно. — Лейтенант взглянул на тропинку, ведущую к коттеджу фон Фергиля. И снова повернулся к уцелевшим. — А… а что с оберст-лейтенантом? — небрежным тоном спросил он.
Оба покачали головами; оберст-лейтенанта они не видели.
— Будем надеяться, что ему всадили штык в задницу, — пробормотал Порта.
— Может, — предложил Малыш, — нам поболтаться здесь, пока они не закончат дело? Для гарантии!
— Молчать, Кройтцфельд! — прикрикнул на него лейтенант. Махнул рукой нашей колонне и указал в сторону коттеджа. — Следуйте за мной, идем туда.
Мы услышали русских задолго до подхода к коттеджу. Оттуда неслись хорошо знакомые нам звуки. Веселый галдеж пьянствующих.
— Перепились вдрызг, — пробормотал с улыбкой Барселона. — Нашли вино оберст-лейтенанта, не иначе.
— Черт возьми! — нервно сказал Малыш. — Пошли побыстрей, пока они не выдули все!
Когда показался коттедж, мы увидели и услышали свидетельства того, что он занят русскими. Окна были открыты, из них неслись обрывки пьяной песни и летели бумаги, ящики, фарфоровая посуда и немецкие мундиры.
— Полюбуйтесь ими, — произнес насмешливо Порта с больше чем ноткой зависти. — Это что, война? По-моему, больше похоже на попойку.
Хайде ласково погладил винтовку.
— Погоди, пока мы не доберемся до них — они не смогут взять в толк, что происходит!
— Особенно, — добавил с усмешкой Легионер, — когда сообразят, что мы не те солдатики из папье-маше, с которыми они только что имели дело…[19]
Лейтенант Ольсен отдал приказ примкнуть штыки, и мы бросились в атаку. Я бежал к коттеджу вверх по склону между Легионером и Стариком, лейтенант был чуть впереди нас, Порта с Малышом по-дикарски орали прямо за нашими спинами. Я увидел несколько лиц русских, разинувших в изумлении рты, когда мы на них набросились. У первой группы не было ни малейшего шанса. Мы разделались с ними и ринулись в жуткую рукопашную схватку, которая вскоре превратилась в кошмарную мешанину из сцепившихся людей, колющих и режущих среди трупов своих товарищей, скользящих и хлюпающих в лужах пролитой крови, топчущих корчащиеся тела раненых.
Я внезапно поднял взгляд и увидел подбегающего ко мне громадного русского лейтенанта. Он орудовал ручным пулеметом как дубиной, и я едва успел уклониться от смертоносного удара. Совершенно рефлексивно поднял штык и машинально ткнул им в этого человека. Был какой-то миг сопротивления, потом лезвие легко вошло в мягкие ткани нижней части живота. Он издал вопль и повалился навзничь, штык застрял у него в ране, и винтовку вырвало у меня из рук. В ужасе спеша вновь завладеть оружием, я прыгнул вперед и угодил обеими ногами прямо в лицо раненого. Я не посмотрел, наш это или русский. Выдернул свою винтовку и ринулся вперед, в ушах у меня звенело от его мучительных криков.
В этой ужасной неразберихе я то и дело мельком видел ребят из своего отделения. Смутно осознал, что сбоку от меня Порта, потом он исчез в яростной сшибке тел. Пробился во двор и увидел Малыша. Он потерял свое оружие, и двое русских направлялись прямо к нему. Я издал громкий предупреждающий вопль, но Малыш уже повернулся навстречу им. Огромными кулаками нанес обоим по удару в шею, и они стукнулись головами. Когда упали, вырвал у одного автомат и стал выпускать очереди во все стороны. Мы дошли уже до той стадии безрассудства, где каждый дрался только за себя, и если кто-то погибал от рук своего, это было просто невезением.
Я увидел, как присевший за колонной русский целится из пистолета, и снес ему половину черепа, пока он не успел выстрелить, и бесстрастно смотрел, как он рухнул окровавленным кулем.
Я повернулся и увидел Порту, глубоко вонзавшего штык в спину молодого, пытавшегося убежать русского.
Я видел Хайде, злобно топчущего лицо умирающего, который даже в последние секунды агонии прижимал свое оружие к груди.
Я не представлял, сколько людей погибло и как долго длилась эта бойня. Минуты или часы прошли до того, как мы, одержавшие победу, вновь собрались во дворе позади коттеджа? Тогда мы не знали этого и не думали об этом. Пока что было достаточно того, что мы уцелели.
Все улеглись на землю, запыхавшиеся, изможденные, перемазанные грязью и кровью, устало отбросив оружие и каски в сторону. У самых молодых из новобранцев по щекам катились слезы, оставляя дорожки в грязи. Когда начальное потрясение от того, что жизнь продолжается, прошло, мы стали высматривать налитыми кровью глазами своих друзей. Все ли они среди нас? Или лежат в коттедже, с выпущенными кишками или обезглавленные?
Я увидел Барселону в изодранном мундире, растянувшегося в нескольких метрах от меня во весь рост. Старик прислонился к стволу дерева, покуривая неизменную трубку. Малыш и Хайде были здесь; Хайде лежал с закрытыми глазами, на Малыша было жутко смотреть, казалось, он окунул голову в ведро крови. Я перевел взгляд дальше и увидел Штеге, он лежал вверх лицом, уныло глядя на облака. Легионер с сигаретой во рту сидел на ступеньках, уже готовя оружие к очередному бою. Легионер был профессиональным солдатом. Он воевал уже пятнадцать лет, и первая мысль его всегда была об оружии. Чуть подальше Порта со Штайнером распивали найденную где-то бутылку. Штайнер казался уже полупьяным.
Они все были здесь. Все старые солдаты, не раз выходившие живыми из боев, по-прежнему оставались целыми и невредимыми. Однако больше трети новобранцев погибло. Они лежали там, где упали, печальными островками смерти среди уцелевших. Кто-то робко предложил похоронить их, но мы пропустили это мимо ушей. Чего и дальше изнурять силы, копая могилы для мертвых? Мы были живыми и утомленными, а они мертвыми и ничего не чувствующими.
Ольсен вышел из коттеджа. Он потерял каску, от уголка глаза к губам тянулась глубокая рана. Лейтенант опустился на землю, мы выжидающе посмотрели на него. Он пожал плечами.
— Все были мертвы до того, как мы появились здесь.
Порта угостил его сигаретой.
— А оберст-лейтенант?
— Тоже — горло перерезано от уха до уха.
Воцарилось молчание, потом губы Порты растянулись в злобной улыбке.
— Наверное, Бог все-таки есть, — негромко произнес он.
Лейтенант нахмурился и обратился к Хайде.
