— Если президентом станет Баркер, он пустит ко дну всю компанию, — возмущенно проговорила Тереза. — Мы начнем раболепствовать перед клиентами, и все наше творчество увязнет в болоте посредственности. К тому же я уже в течение пяти лет только и мечтаю о том, чтобы стать президентом. Если я сегодня не использую свой шанс, то не использую его никогда.
— Не понимаю, чем ты недовольна. Неужели тебе не хватает для счастья того, чего ты уже достигла? — недоумевала Колин. — Тебе всего тридцать один год, а ты уже творческий директор. Ты должна быть довольна тем, что умеешь делать потрясающую рекламу.
— Да ладно тебе! — вспылила Тереза. — Ты же знаешь, что люди в рекламном бизнесе никогда не успокаиваются на достигнутом. Как только я стану президентом, сразу начну мечтать о должности генерального директора.
— Думаю, тебе следует остыть, иначе ты сгоришь, не дожив до тридцати пяти, — заметила Колин.
— Я остыну, как только стану президентом.
— Хотелось бы верить, — саркастически отозвалась Колин, прекращая дискуссию.
Придя в студию, Колин повела подругу в маленькую комнатку, которую сотрудники напыщенно именовали «ареной». В этом помещении прокручивали готовый материал. «Ареной» зал называли по ассоциации с цирками, на аренах которых древние римляне скармливали диким животным на потеху толпе первых христиан. Роль этих последних отводилась в компании «Уиллоу и Хит» рядовым сотрудникам творческой группы.
— У вас что, готов фильм? — изумленно спросила Тереза, увидев натянутый на классную доску экран. На такую роскошь она не рассчитывала — Тереза думала, что в лучшем случае ей покажут лишь карандашные наброски.
— Мы сделали «мешанину», — сказала Колин. На их жаргоне «мешаниной» называли грубо сшитые вместе куски из ранее снятых рекламных роликов и позаимствованные из других проектов. Такая техника создавала неплохую коммерческую основу.
Тереза воспряла духом, такого поворота она не ожидала — целый фильм.
— Хочу тебя предупредить, что все это — только предварительный эскиз, черновик, — добавила Колин.
— Перестань оправдываться, — скомандовала Тереза. — Показывай.
Взмахом руки Колин подозвала одного из своих сотрудников. Свет медленно погас, и началась демонстрация ролика. На экране появилась очаровательная четырехлетняя девочка со сломанной куклой на руках. Тереза сразу же узнала эти кадры — год назад компания занималась рекламой благотворительного сбора сломанных игрушек. Колин очень умело смонтировала отснятые кадры с новым сюжетом — девочка несет куклу в новый госпиталь Национального совета; в титрах значилось: «Мы лечим всех и всегда».
Экран померк, и в зале зажегся свет. Несколько минут подруги молчали. Первой не выдержала Колин.
— Вижу, что тебе не понравилось, — сказала она.
— Сделано неплохо, — признала Тереза.
— Идея такая: мы создаем несколько рекламных роликов, в каждом из которых определенные болезни и травмы будут демонстрироваться на кукле, — воодушевленно заговорила Колин. — В уста девочки, хозяйки куклы, мы вложим текст, превозносящий достоинства Национального совета, — такова будет видеоверсия. В рекламных буклетах соответствующий текст дополнит те же картинки.
— Проблема в том, что все это слишком заумно, — возразила Тереза. — Хотя, на мой взгляд, идея имеет некоторые достоинства, клиенты вряд ли ее примут. Роберт через Элен сумеет убедить Национальный совет, что исполнение весьма тривиально.
— Во всяком случае, это пока лучшее, что пришло нам в голову, — упавшим голосом проговорила Колин. — Дай нам какое-нибудь направление. Нужен творческий план, иначе мы будем безнадежно плутать по концептуальному ландшафту и к следующей неделе останемся с пустыми руками.
— Нам нужно найти нечто такое, что отличало бы Национальный совет от «Америкэр», хотя, на мой взгляд, все это один черт. Проблема заключается в том, что нам надо отыскать эту единственную идею, — заявила Тереза.
Колин отпустила сотрудника и уселась напротив Терезы.
— Нам как воздух необходимо твое прямое руководство, — сказала она.
Тереза согласно кивнула — она понимала, что Колин права на все сто процентов, но у нее самой развился полный паралич фантазии.
— Мне очень трудно думать и размышлять со всеми этими страданиями на тему президентства — оно висит надо мной как дамоклов меч.
— Думаю, что ты себя просто перегрузила, — проговорила Колин, — посмотри на себя — ты же просто комок нервов.
— Что у тебя еще новенького? — ехидно спросила Тереза.
— Когда ты в последний раз ужинала в ресторане и выпивала? — поинтересовалась Колин.
Тереза рассмеялась.
— Уже несколько месяцев у меня просто нет на это свободного времени.
— О чем я и говорю, — настаивала на своем Колин. — Нет ничего удивительного, что творческие соки перестали циркулировать у тебя в мозгу. Тебе надо расслабиться — хотя бы на несколько часов.
— Ты и правда так думаешь?
— Конечно, — ответила Колин. — На самом деле не будем откладывать, пойдем-ка сегодня в кафе или ресторан, поужинаем и немного выпьем. И самое главное, хотя бы несколько часов не будем говорить о рекламе.
— Не знаю, — заколебалась Тереза, — уж больно поджимают сроки...
— Именно поэтому нам надо расслабиться, и как можно скорее, — продолжала убеждать подругу Колин. — Нам надо смахнуть с мозгов паутину — тогда в голову наверняка придет какая-нибудь грандиозная идея. Так что не спорь со мной — возражения не принимаются.
Глава 8
СРЕДА, 16 ЧАСОВ 35 МИНУТ, 20 МАРТА 1996 ГОДА
Джек возвращался на работу в прекрасном расположении духа. В другое время и в ином настроении он бы непременно слез с велосипеда и пешком провел его во двор морга, но на этот раз, на полной скорости проскочив между двумя фургонами, он подрулил прямо ко входу в морг. Настроение действительно было просто великолепным.
Спешившись у склада гробов, он прикрепил велосипед к стойке и, насвистывая, направился к лифту, приветливо помахав по дороге Салю д'Амброзио.
— Чет, как поживаешь, малыш? — поинтересовался у друга Джек, ввалившись в свой кабинет на пятом этаже.
Чет отложил в сторону ручку и повернулся лицом к приятелю.
— Тобой тут интересовалась куча народу. Чем это ты занимался, что так сияешь?
— Потворствовал своим низменным инстинктам, — ответил Джек.
Сняв кожаную куртку и повесив ее на спинку стула, он сел к столу, окинув взглядом ожидавшую его работу: за что взяться в первую очередь? За время его отсутствия корзинка рядом со столом явно пополнилась данными лабораторных анализов и новыми папками.
— Мне тут без тебя изрядно досталось, — пожаловался Чет. — Во-первых, тобой интересовался Бингхэм собственной персоной. Велел передать, чтобы, как только вернешься, — прямиком к нему.
— Как это мило, — усмехнулся Джек, — а я-то боялся, что он обо мне совсем забыл.
— Я бы на твоем месте так не веселился, — предостерег друга Чет. — Вид у него был вовсе не радостный. Во-вторых, Кальвин тоже заходил, хотел тебя видеть — у него вообще от злости из ушей дым идет.
— Наверное, он жаждет отдать мне проигранные десять долларов, — беззаботно отмахнулся Джек. Перегнувшись через стол, он потрепал Чета по плечу. — Не переживай за меня — я заколдованный.
— Меня не надуешь, — ответил Чет.
Спускаясь на лифте, Джек ломал себе голову над тем, как отнесется Бингхэм к сложившейся ситуации. С момента начала своей работы в Управлении судебно-медицинской экспертизы у Степлтона было всего несколько встреч с начальством такого ранга — все текущие административные проблемы решал Кальвин.
— Можете войти, — сказала ему миссис Сэнфорд, не отрываясь от пишущей машинки. «Интересно, как это она поняла, что это я?» — подумал Джек.
— Закройте дверь, — приказным тоном произнес Гарольд Бингхэм.
Джек подчинился. У окна просторного кабинета Бингхэма, прикрытого старинными венецианскими шторами, помещался письменный стол. В противоположном конце комнаты стоял на библиотечной подставке учебный микроскоп. Всю дальнюю стену занимал застекленный стеллаж с книгами.
— Присаживайтесь, — произнес Бингхэм.
Джек послушно сел.
— Боюсь, я вас просто не понимаю, — проговорил шеф низким, хрипловатым голосом. — Вы сегодня совершенно блестяще поставили диагноз чумы, а затем как последний дурак начали через мою голову звонить моему боссу — члену комиссии здравоохранения. Или вы совершенно аполитичное создание, или в вас слишком велика страсть к самоуничтожению.
— Вероятно, есть и то и другое в равных пропорциях, — ответил Джек.
— К тому же вы еще и наглец, — заметил Бингхэм.
— Это часть моей тяги к самоуничтожению, — сказал Джек. — Но во всем этом есть и положительная сторона — я поступил честно. — Степлтон улыбнулся.
