пронзительный басистый голос раздается по всему саду.
На секунду он пугает и Варвару, ее тело с непривычки дергается, но тут же снова застывает. Они не будут лезть на рожон. На этот раз, она спасена.
Кузьмин окидывает хищным взглядом противника, но по его телодвижениям видно, как он боится. Времени думать у него нет. Кузьмин признает поражение, проходит мимо Паши, одной рукой приобнимает Ильину и демонстративно разворачивается к выходу.
— Потом, как-нибудь поговорим! — трусливо бросает поверженный, чтобы оставить последнее слово за собой.
Паша смотрит им в след не отрываясь. В нем вскипает злость, вены на шее надумаются, взгляд ужесточается, руки напряжены, и кажется вот-вот разорвутся от накопленной ярости. Еще немного и он бросится на Кузьмина, и на этот раз Кузьмин точно не уйдет от ответственности.
«Лишняя драка для Чернова хорошей славы ему не принесет, тем более со школьниками. Нужно его отвлечь».
Варя громко, почти натурально прокашливается. Чернов поворачивается к ней, и его взгляд не становится мягче. Брови нахмурены, синие глаза, кажется, темнеют с каждой секундой. Варя пытается встать, но ушибленная нога упрямо не разгибается, из разбитого колена пробегает струйка алой свежей крови.
Он молча берет Варю за предплечье и поднимает на ноги, словно она полая внутри кукла. Оказавшись так быстро на ногах, она судорожно отряхивается, пытается в голове подобрать слова, но ничего не выходит.
— У тебя все нормально? Идти сможешь? — раздается уже более спокойный уравновешенный голос, и все же холодный как лед.
— Да, все нормально. Кхм. Спасибо, — отвечает Варвара тихо, виновато.
— Придумай что-нибудь с этим. Научись стоять за себя, тебе еще с ними учиться, — грубо отрезает он, и не выжидая ни секунды, накидывает свой рюкзак обратно на плечо. Разворачивается, пропадает где-то за забором.
— Пока, — шепчет Варя в ответ.
Несколько минут Варя не сходит с места, ждет, когда боль в ноге поутихнет, и ей можно будет начать двигать. Пытается собрать мысли в единое целое. Не выходит. Аккуратно направляется к оставленному в кустах пакету. Озирается по сторонам. Вокруг тихо, никого нет. Несется домой, прихрамывая, насколько это возможно быстро. Через четверть часа проносится через крыльцо, прячется в своей комнате.
Следующие два дня из дома никто не в силах ее вытянуть. Первый вечер проходит в тряске и раздумьях. Нервы накалены, пугается каждого шороха, не находит себе места, думает о словах Чернова. Спит как убитая. Татьяна Родионовна загружает ее работой по дому. И во время долгой и тщательной уборки она приводит мысли в порядок.
Когда-нибудь ей придется выйти из дома. Паша Чернов не всегда будет случайно проходить мимо. А было бы очень удобно. Он был прав, ей нужно научиться себя защищать, причем давно.
«Носить с собой нож? Бред какой-то, даже достать вовремя не смогу, не то что поранить кого-то. Нанять кого-то для защиты? А чем платить? Учиться драться тоже бесполезно, с ее-то габаритами. Остается опять только бегать и прятаться».
При мысли о том, чтобы пройтись и проветриться, на Варю накатывает волна адреналина и возбуждения. Хотя по правде говоря, в том числе, ее посещает странное предчувствие, что шайка Кузьмина ближайшее время ее не тронет. Пусть сейчас все из них остались целы, это не значит, что они забыли тот день. В другом случае, не убежали бы, как последние трусы. Гораздо больше теперь Варвару волнует возможность снова случайно встретить Пашу Чернова и сгореть от стыда.
***
Дни ползут медленно, как стая улиток. Набор осточертевших повторяющихся дел размягчают мозг, делают руки слабыми и ломкими. Варвара смотрит на восходящее солнце за окном, внезапный прилив сил и энергии вот-вот заставят ее подняться, сделать что-то немыслимо талантливое и полезное! Так бывает со многими по утрам, а ближе к обеду эта уверенность в близких свершениях смешивается с рутиной, обязанностями и тысячами «но», чтобы к обеду обернуться в «завтра» или даже с «понедельника», а может быть и в «кому это надо». Лишь немногие хватаются за эту каплю свежего притока волшебных сил и меняют мир к лучшему, пусть даже только у себя в голове.
Сидя дома, рисовать получается не то что бы талантливо, раз за разом приходится выбрасывать страшное по финансовым отчетам количество бумаги и краски. Что-то срочно нужно менять, вдохновиться, ловить свежий поток! Это утро, этот холодок и восход созданы для того, чтобы дать что-то новое мысленному взору.
— Я отлучусь на пару часов сегодня, — поедая уже третью гренку по счету и запивая ее чаем, бубнит с набитым ртом Варвара.
— Куда это ты собралась? — напряженно спрашивает Татьяна Родионовна, отворачиваясь от плиты, и вскидывает острую бровь наверх к седым волосам.
— Хочу проветриться, соберу иван-чай, порисую на свежем воздухе, — стараясь наиболее непринужденно звучать, говорит Варя.
— Дома тебе не сидится! Во дворе рисуй, а травы у тебя и так полные шкафы, разобрала бы!
— Ладно тебе, я же здесь не пленница?
Бабушка заметно теряется и рдеет, ерзает на своем месте, и наконец выдает:
— Пленница, не пленница, какая разница, дел тут по горло, а ты шляться без дела собралась!
— Хорошо, напиши мне список моих дел, и я сделаю все сразу, как вернусь. Я ненадолго, можешь не волноваться.
— Сейчас я тебе напишу! Ох напишу, художница хренова, лучше бы алгебру с русским языком учила, к экзаменам готовилась! Школу закончишь, я тебя здесь держать не буду, чем будешь, рисунками-писюльками своими зарабатывать?
— Да, я понимаю…Оставь мне кусочек чего-то приятного, хотя бы этим летом, хорошо? Обещаю, что не заставлю тебя терпеть меня больше, чем нужно, — мило улыбаясь отвечает Варя.
Она в последний раз заглядывает своей бабушке в глаза и уходит в комнату, уныло шаркая ногами и унося за собой любимый чай. Татьяна Родионовна поджимает губы так тесно, что и тисками не разжать. И все же, она молчит и не бежит вдогонку, с претензиями на молодую глупую дерзость.
Как и вечность назад, на Варваре ее старый драгоценный рюкзак, чья-то из давно умерших родственников клетчатая теплая рубашка и любимая музыка в перемотанных изолентой наушниках. В течении получаса, двор за двором, закоулок за закоулком, она не сворачивает со своей тайной тропы. Она точно знает, как обойти школьный двор и оказаться там, где никого не будет, где никто не станет ей мешать. Ей встречаются обделенные заботой и щедро выстроенные когда-то дома. Стирая подошвы старых кроссовок, поднимается в гору извилистой тропой через пыльные проулки. Выходит у величественно разбитого временем Дома Культуры. Всматривается в его пустые широкие окна, видит в них лишь собственное
