грязную работу:
– Давай, за руки за ноги. И-и… Р-раз!
Мы скидывали трупы в воду, предварительно сдергивая с них полезную амуницию: разгрузки с патронами, ножи и прочую нужную хрень. Я забирал нательные жетоны – глядишь, зачтется мне.
Чунг подрезал себе трое наручных часов и серебристый с замысловатой гравировкой портсигар.
– На фига тебе столько часов в джунглях? – недоумевал я.
Но тот лишь в ответ хитро улыбался. Я разжился невзрачной пачкой сигарет с вьетнамскими иероглифами. На пачке ничего лишнего. Ни акцизов, ни фраз «Курение убивает», ни прочих упоминаний о соответствии, импотенции, слепоте… Название и три красные полоски.
Перетащили командира на судно. Пришлось попыхтеть. Чуть не уронили в воду его вместе с «носилками». Расположили Ивана на палубе под навесом из пальмовых листьев. В этот раз душенька его была довольна. Отсюда открывался обзор и на палубу, и на реку.
ГРУшник всегда начеку, хоть и немощный, привык всегда контролировать ситуацию. Не умеет в углы забиваться и прятаться. Даже раненый.
Лиен так и не отходила от бабули. Перевязала ее умело и уже что-то сыпала из запасов карги во фляжечку. Я вытер пот со лба. Да… еще минус пару кило. Вода уходила из меня просто стремительно. Совсем скоро стану борзым, поджарым… Прямо Чунг 2.0.
Я подошел и положил руку на плечо девушке:
– Нам пора… – И уже Чунгу: – На раз два – взяли.
Мы перетащили бабку на катер, потом туда же отправился наш пулемет и прочий хабар. С двумя М60 теперь повоюем!
Я шестом оттолкнул плот и тот поплыл по своим делам. Глядишь – пригодится кому-то из селян.
Чунг возился с катером. Оказалось, что в моторе пробит какой-то патрубок. Млять! А плот уже уплыл! В лодочных моторах я разбирался, как тракторист в балете. И Чунг недалеко от меня ушел.
Пришлось призвать на помощь Ивана. Подтащили его с «носилками» на корму и копошились в движке под его чутким руководством.
Ржавый жестяной ящик с ремкомплектом нашли тут же, под лавкой. Залатали поврежденный патрубок. Подкачали бензин. Чунг дернул рукоять со шнуром. Маховик крутанул стартер, движок недовольно чихнул. Дернул второй раз. Мотор забурчал, но тут же заткнулся.
– Вот падла! – не выдержал я. – Заводись давай!
Вьетнамец дернул третий раз. Мотор, будто испугавшись моих слов, бодро затарахтел.
– Ну, вот! – Я удовлетворенно вытер лоб рукавом. – Другое дело. На катере веселее будет, чем на плоту.
Я встал за штурвал. Вырулил, поставив нос в нужном направлении, и нажал на ручку газа. Вода забурлила, и посудина нехотя стала набирать скорость. Не бог весть какую, на глиссер, конечно, не выйдем, но по спокойной воде километров пятнадцать в час идем. Это в несколько раз быстрее, чем на плоту.
Зеленых мух, что слетелись на сохнущую на дощатой палубе кровь, сдуло. Ветерок приятно обдувал тело. Тень от навеса прикрывала штурвал и едкий пот больше не заливал глаза.
До нужного места добрались часов за семь. Дальше надо идти пешком. Катер загнали в тихую заводь под навес из свесившихся над водой деревьев. Привязали его к стволу. Кроны напоминали плакучие ивы. Свисали так низко, что судно и с расстояния нескольких шагов невозможно было разглядеть.
К тому же Иван сказал Чунгу выкрутить из движка какую-то хитрую деталь, без которой он никогда не заведется, и прикопать ее в леске под деревом, завернув в промасленный кусок брезента. Теперь, даже если враг обнаружит катер, завести не сможет. А нам посудина может еще пригодиться. Хрен его знает, что ждет впереди, вдруг еще вернуться придется. Тьфу-тьфу…
До заката оставалось часа три. Решили «марш-бросков» больше на сегодня не совершать. И так «план» по передислокации перевыполнили.
Быстро разбили лагерь, и я задумался, а не помыться ли мне в реке? Надо только узнать, есть ли в ней крокодилы. А то сидит такая тварь в засаде, только зад пристроишь в водичке, а она тебя за него – хвать!
Потом поужинать и выспаться. Спокойный вечер мы точно заслужили. День выдался насыщенный. Положили отделение южан, захватили катер… Хватит на сегодня приключений, мать их. Эх… Пивка бы сейчас…
Я закурил трофейную сигарету. Терпкий табак показался паклей, но через несколько затяжек привык. Мозг наполнила приятная эйфория. Сто лет не курил. Отвык уже, и «приход» больше.
Лагерь разбили на берегу заливчика. Вода здесь была почему-то почище и прохладнее. Может, родники донные или ручьи подземные в это место впадали.
Чунг соорудил шалаш. Лиен помогала накрывать его пальмовыми листьями.
– Небо чернеет, – тыкал пальцем вверх вьетнамец. – Дождь будет.
Мы перетащили под навес бабку, Иван сам зашел. Правильно делает. Надо двигаться, чтобы кровь не застаивалась, да и раны быстрее заживают.
Я посмотрел на небо. Дождь – это самое малое из несчастий, что может с нами ночью случиться. Но в сухом шалаше приятнее как-то.
На катере нашли запасы сухпая от дядюшки Сэма. За что «люблю» американцев, что с голоду нам не дают сдохнуть. И рацион сбалансированный, прям как в санатории. От цинги и другой холеры не загнешься…
Пока Чунг и Лиен обустраивали шалаш, я взял на себя роль медбрата. Решил перевязать Ивана. Бабке не до него теперь. Ее саму лечить придется. Распотрошил аптечку, разрезал присохшие бинты на груди полковника. Обрезки прилипли к ране и никак не хотели отставать. Я потянул.
– Твою ж мать! – зашипел Иван.
Бинты так и не снялись.
– Готов? – спросил я. – На счет три. Р-раз!
Я дернул на раз. Иван крякнул и стиснул зубы.
– Ты же говорил на «три», – процедил он.
– Да? Сбился со счета, значит. Извини, командир. Никогда с математикой не дружил.
Цвет раны розовый. Края с корочкой. Синюшности и припухлости нет. Отлично! Заражения и нагноения мы избежали каким-то охренительным чудом. Получается, что Ваня нехило так бабке теперь торчит.
Облил рану раствором антисептика, похожим на перекись, только не шипучим. Припудрил присыпкой из антибиотика и наложил стерильную повязку.
Лекарь я еще тот, уровень – рукожопый подмастерье. Но несколько раз успел подглядеть, как сначала Чунг, а затем бабуля управляются с перевязками. Учусь я быстро. С детства такой, в родителей, наверное, пошел. Будь они неладны…
– Терпи, казак, – улыбнулся я, наматывая на Ивана бинт и глядя, как он морщится. – Атаманом будешь. Спасибо бабке скажи. Не дала тебе загнуться. И губы у тебя уже не синие, и не трясешься, как бичик с похмелья. До свадьбы заживет. Ты, кстати, женат? Успел размножиться? Я вот не успел пока…
– Жена есть, – кивнул полкан, мечтательно закатив глаза. – И детишек двое. Девки, а
