Я с подозрением посмотрел на его лицо, ещё немного и слюни пустит:
— Ты хотел сказать прекрасную эльфийку с тонким станом и третьим размером груди?
Васька мой стёб проигнорировал и продолжил разглагольствовать:
— Да хотя бы гнома! Как поправлюсь окончательно, поедем в Тур, а?!
У него на лице появилось мечтательное выражение, уверенность в том, что он на правильном пути, а его мечты вот–вот сбудутся.
— Смотри не разочаруйся! Всё, что нам кажется необычным, при ближайшем рассмотрении может оказаться фальшивкой. — попытался я вернуть его к вопросам насущным.
Васька только отмахнулся от меня, как от назойливой мухи. Я не стал с ним спорить — время покажет, кто из нас был прав!
Целую неделю я готовился к разговору с нашей хозяйкой, затем нашёл Марфу возле печи и завёл с ней разговор на разные темы. Надо заметить, Марфа мне нравилась. Эта женщина была внимательна, терпелива и добра к нам. Я ловил себя на мысли, что именно такой я хотел бы видеть свою мать. Но, увы, моя мама всегда была занята, на меня у неё не хватало времени. Возможно, в этом не было её вины, поскольку тот бешеный ритм жизни, который был в моём прошлом мире, не предусматривал большого количества свободного времени. Впрочем, я тоже не был прилежным сыном, редко вспоминал о родителях. Как они сейчас там, в моём родном мире? Наверняка, уже похоронили меня без тела, как без вести пропавшего пилота. М-да. Переживают, наверное, что не заставили меня после университета пойти на обычную офисную работу. Я же, в основном, общался с отцом, точнее отец умел интересоваться теми темами, которые были интересны мне самому. Поэтому мне было с ним интересно. Мне не хватало этих разговоров с отцом, в отличие от разговоров с приятелями. Тут, в Другом мире, где у меня оказалось много времени для размышлений, я понял, что настоящих друзей у меня не было. Мне, по большому счёту, нечего было терять в моём старом мире. Ничего, кроме неба и полёта. Вот этого мне действительно не хватало.
Марфа, как и все здешние обитатели, жила вполне размеренной и спокойной, до нашего появления, жизнью. Меня удивляло, что она живёт одна. Такая женщина должна была нравиться мужчинам. Она была хозяйственной, в доме у неё было чисто, готовила она замечательно, по местным меркам, конечно, а вид у Марфы был ещё вполне о–го–го. Она не потеряла того огонька, без которого ты уже не можешь наслаждаться жизнью в полной мере.
Ко мне она относилась как к младшему братцу. Причём, как к не особо умному, этакому непутёвому младшенькому братцу. Но иногда мне удавалось её удивить. Например, её восхитили некоторые мои знания в области медицины. Для меня, впрочем, понимание того, что рану следует промыть, продезинфицировать и зашить, являлось нормой. Просто в этом глухом месте такие знания ещё не стали догмой.
А вот к Ваське Марфа относилась как к родному сыну. Она улыбалась этому вполне взрослому пареньку, как малышу, этакой снисходительной улыбкой женщины, которая радуется тому прогрессу, которого добился её сынишка. Однажды, когда знахарка ухаживала за Василием, а он спал, я вошёл и застал, как она ласково расчёсывает своей рукой его кучерявые волосы. Увидев меня, знахарка немного смутилась, но это был лишь миг, а затем она улыбнулась про себя и повыше подтянула одеяло, укрывая им своего пациента до самого подбородка. Она искренне радовалась его выздоровлению, проявляла к нему поистине материнскую заботу. Васька, надо отдать ему должное, тоже вёл себя соответственно. А именно, благосклонно принимал её ухаживания и терпел лечебные процедуры с милой улыбкой послушного и спокойного ребёнка. Марфа делала вид, что верит в это послушание, а Васька делал вид, что верит в то, что она поверила в его послушание.
Марфа часто отлучалась из дома, чтобы помочь в лечении людей и домашнего скота. Часто уходила с лесорубами в лес, где собирала всякую нужную для врачевания и питания хрень. Просушенные на шнурках у печки травы и коренья знахарка использовала для приготовления различных снадобий, настоек и прочих лекарственных средств. Васька мог часами расспрашивать её о тех или иных зельях, травах и отварах. Марфа с удовольствием отвечала ему, а иногда и сама выслушивала его предложения и даже рецепты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Общаясь с плотниками, я узнал, что знахарку уважают, но опасаются. Её сторонились все мужики и женщины. Сторонились, потому что боялись, как боится любой непросвещённый человек, которому не дано понять суть её знахарского дела. Они видят лишь то, что могут понять, а именно, что Марфа знает заговоры и прочий словесный бубнёж, который создаёт вокруг знахарки мистический ореол. Павел и Семён на полном серьёзе считали, что она собирает для своих зелий крылья и когти летучих мышей, перемалывает человеческие черепа в костную муку и несли прочий мистический бред. И я видел, что она признательна мне за то, что во время лечения Василия ей не приходится при мне бубнить все эти заговоры и нести прочую бесполезную чушь. Конечно, мы могли вместе обсуждать симптомы и диагноз её больных, но ещё больше она любила советоваться с моим товарищем.
Глава 9. Слухи и бедный Вася
Я понимал, что от того, насколько Марфа пожелает нам помочь и будет зависеть успех нашего начинания. Возможно, мне следовало провести этот разговор втроём, с участием Василия, но я решил поступить как человек, который не пытается извлечь выгоду из слабости Марфы, а как человек, который привык отвечать за себя и за свои слова.
Поэтому я всё говорил с Марфой на разные темы, но не решался приступить к главной части нашего разговора. Разговоры о быте, лечебных зельях и состоянии Васьки, сменились темой, которая меня особенно интересовала:
— А скажи мне, Марфа! Правда ли, что в Междуречье есть маги? — я с интересом ждал, что знахарка, как представитель так сказать смежной профессии, сможет дать мне подробный развёрнутый ответ, но услышал в ответ лишь скупое:
— Да.
— А чем они занимаются? — спросил я, пытаясь разговорить мою собеседницу.
— Ясное дело, магией занимаются! — проворчала знахарка.
— А как это магией заниматься? — упорствовал я в своём желании разобраться с тем, чего я не понимал.
— Ну, говорят люди, что маги могут разное. — задумалась Марфа. — Одни могут лечить, другие могут воду замораживать, третьи молнии мечут, огонь.
«Воду замораживать, молнии, огонь!?» — я был впечатлён. Это не монетку от детей в ловких пальцах прятать.
— А тот, что у герцога служит, чего может?
— Междуреченского мага Понтиуса лекарем и провидцем кличут. — пояснила Марфа.
— Понятно. — сказал я, улыбаясь. — То есть сама ты мага, что молнии и огонь могут метать, не видела?
Она покачала головой и нахмурилась. Видимо, она почувствовала моё пренебрежительное отношение к магам и, похоже, ей это не понравилось. Марфа решила перейти к сути нашей беседы:
— Ты разговоры говорить пришёл или по делу?
— По делу, Марфа!
— Тогда не тяни, мне ещё к Маланке сходить надобно!
— Марфа! Василий скоро поправится, и это в основном благодаря твоей заботе и твоему знахарскому мастерству!
— Ишь, ты! — съязвила женщина, хотя было видно, что признание её заслуг и моя похвала ей польстили, но всё же тут среди местных крестьян такая цветистая речь была не принята, поэтому она продолжила уже мягче:
— Сладкие твои слова, что слаще мёда, да ещё в твоих устах, они могут понравиться красной девице! Да разве ж я такая?!
Я смутился под её насмешливым взглядом:
— Ты не такая, конечно, но тоже вполне симпатичная женщина.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она ни на миг не поверила в мой лепет, а, может, в её словаре не было слова «симпатичная».
— Я хочу сказать, что ты нам очень помогла! — попытался я вывернуть обратно в нужную сторону. — Но, как женщина мудрая, ты должна понимать, что после того, как Василий окончательно поправится, ему придётся работать.
Я сделал паузу, оценивая то, насколько Марфа улавливает мою мысль. Знахарка сидела ровно и никакого беспокойства не проявила. Работать, да! Это же нормально для любого мужчины, чему же тут удивляться. Тогда мне пришлось подкорректировать свою речь:
