Мои тихие шаги по мостовой гулко звучали эхом между пустых и тихих домов с кое-где тускло светящимися окнами — местные заныкались и старались не отсвечивать, чтобы не накликать на себя беду. Вообще конечно чиканос суеверные, а их пантеон всякой нечисти довольно богат — сказывается тяжкое наследство предков, майя и ацтеков. Добавим сюда большую дозу католической веры, и пантеон получается настолько большим и извращенным, что только местные шаманы с хорошим стажем и здоровенным косяком, набитым «Мексикан эйрлайнз сильвер» могли в нем разобраться.
Ну и соответственно, Плакальщица была одним из мифов, рожденных переплетением буйной фантазии из смеси всех верований и религий. Обычно это не имеет под собой почвы — не все демоны одинаково полезны, и не все существуют. Тут в каждом случае надо разобраться индивидуально — то ли просто неупокоенный призрак, либо еще какой полтер, или наркотическая и алкогольная интоксикация. Вон, многие в зеленых чертей верят, хотя их и не существует, но упиться до них можно, а потом по столу гонять. Но когда признанный эксперт в области демонологии, то бишь ламия, говорит, что да, такое есть, вот тогда к этому надо относиться серьезно.
— Ну и где же тебя носит, карга старая? — я медленно шел вверх по улице, включив Малое Чувство, а то вдруг подберется сзади или выскочит из проулка?
Ну и естественно заклинаниями чувств все не ограничивалось, мои амулеты здесь брали на себя основную роль. Невидимость я не включал — скрыт при охоте на призрака роли не играл, они не глазами видят, а на людей мне было пофигу. Тем более мой старый боевой амулет делал меня невидимым для демонов, ламия вон до сих пор иногда дергается, не увидев меня на привычном месте.
Придется брать на живца — я вздохнул. А для этого на время надо деактивировать амулет, но так, чтобы потом резко его включить. Я достал раковинку медальона, сделанную из мистериума. Когда амулет внутри такой штуки, он полностью экранирован, но одно движение ногтем — оболочка спадает, и он к вашим услугам, быстро и эффективно.
Я обернулся на триста шестьдесят, внимательно оглядываясь. Никого! Да что такое? У нее выходной, что ли, сегодня? На мыло старую клюшку! Надо чем-то внимание привлечь, только вот чем? Танцы с песнями устраивать — потом аборигены будут угорать, просто музыку включить? А это мысль! Жаль под рукой нет геттобластера ватт так на сто, было бы здорово. Стоп! А нафига нам магия? Берем смартфон, кастуем Вопль Банши, только с малым коэффициентом звукового давления, чтобы стекла вместе со стенами не вынесло — профит! Геттобластеры отдыхают. Теперь надо поставить что-нибудь позаунывнее, такого чтобы у всех уши в трубочку свернулись. Классику? Да меня потом здесь прибьют за такое надругательство над местными вкусами, а мне как-то еще жить хочется. Ну ладно, пусть слушают свой чикано-рэп и тащатся под Лил Роба, хотя я этот трэшак и терпеть не могу. Зато призрак, воспитанный на классике, сагрится моментально как долбаный музыкальный критик.
Я врубил музон погромче, так, чтобы диаграмма направленности била вдоль по улице вверх и вниз. Во концерт, так концерт. Опа, не вынес тонкий музыкальный вкус демона мексовский музон!
Ярдах в десяти от меня неторопливо протаяла фигура жещины в белом.
— Где мои дети? — она широко расставила руки, и пошла ко мне.
— Что? Я не слышу! — я пританцовывал под рэп перед старой кошелкой.
А говорят, что с ней нельзя разговаривать, а то умрешь? Ну есть небольшой уровень некровибраций, нарастающих с ее приближением. Фигня, любой некромант только посмеется от ее потуг.
— Где мои дети? — вновь замогильным голосом повторила она.
Ну все, хватит ломать комедию. Я отключил музон на смарте и сдернул чехол с амулета, став для нее невидимым.
— Где… и она заозиралась, когда я исчез из ее виду. — Упс!
Я чуть не заржал. Ну вот, даже демоны набираются массовой культуры. Но хватит, пора делать делать.
— Вот теперь точно «упс»! — я бросил ей под ноги амулет-ловушку.
Она глянула вниз на звякнувший о мостовую амулет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Да как ты смеешь, смертный! — завизжала она.
— Ну давай заводи свою песенку про детей. А ну-ка покажись, кто ты есть на самом деле? — я бросил плетение Истинного Вида, не столько для себя, сколько для зрителей.
Твою мать! Этого я не подумал. Точно теперь зрители жидко дрищут, вон как рожи исказились за темными окнами. Женщина в белом, ищущая своих детей? Да щас, огромный змеедемон, похожий на сиуакоатля, только с большой клыкастой черепушкой. Ламия была права — сиськи у нее действительно висели, как уши спаниэля, надо было их хоть на палку намотать. А то демонское гранни-порно внушает только отвращение, впрочем, как и не демонское.
— Так каких ты там детишек потеряла? — уточнил я.
Ла Йорона ничего не ответила, только зашипела. И двигаться она точно не могла — амулет держал ее как якорь на одном месте.
— Кто тебя вызвал? — спросил я ее.
— Я выпью твою душу, смертный! — угрожающе, по ее мнению, зашипела она. — Где мои дети?
Ну точно, кукушка поехала. Люцику минус — мог бы скорбный дом для таких вот полудурков организовать, или хотя бы где-нибудь в чистилише запечатать, по слухам там всякие последствия неудачных экспериментов обретаются. Пусть этим жертвам демонского аборта свои сиськи показывает.
— Конструктивного разговора не получается, — вздохнул я, и достал клыч. А вот его она увидела. — Ну что же, перейдем к другим методам дипломатической работы.
— Убери! — заорала она, глядя на то, как клинок начинает светиться
— Еще раз, кто тебя вызвал, тварь ты аццкая?
Тварь аццкая только испуганно зашипела.
— Да и хрен с тобой, буду я еще разговаривать! — я взмахнул мечом и ударил ее под основание черепушки.
А дальше как всегда — вспышка, астральный удар по ушам и оседающая на мостовую копоть. Вот кто мне объяснит, откуда образуется копоть, если демоны бестелесны? Загадка, однако. В свое время не спросил, а теперь уже и спрашивать некого.
Я порылся в маленькой горстке пепла, оставшейся после кремации демона, и вытащил оттуда амулет-ловушку на суккубов — еще чего, буду я такую ценную вещь оставлять где попало! А то еще местные наловят суккубов и начнут пользовать почем зря, а мне потом выкатят предъявы ламия и местные чиксы, чьи формы-гамбургеры ну уж явно хуже, чем у демонических шалав.
Ну все, повеселились — пора и честь знать. Я спокойно убрал клыч в ножны, закинул их за спину и побрел себе спокойно домой. Правда туда пехом добираться полчаса, зато прогуляюсь, подышу свежим воздухом перед сном — говорят, полезно для здоровья.
Я опять шел бодрым шагом к Хорхе — надо же закончить начатое. Сегодня я планирую запустить лабораторию и наконец начать заказанный амулет. Да надо будет с Хорхе утрясти стоимость доступа к лаборатории — если будет по-божески можно будет настроить выпуск артефактов для другой целевой аудитории. Без стразиков и брюликов, зато дешевых и безотказно работающих.
Подойдя к границе их района, я заметил положительную перемену — местные стали намного приветливее и махали рукой как старому другу. Ну уже лучше. Хоть нарываться не будут. А у мастерской Хорхе так вообще ждал чуть ли не королевский прием — вышел сам Хозяин, и пригласил в свою бендежку под потолком цеха. Я опасливо поднялся по играющим под ногами ступеням этого штормтрапа, ухитрившись ни разу не оступиться.
Внутри это напоминало обычную контору со шкафами, заставленными папками и столами, заваленными бумагами — документация, накладные, что там еще может быть у автомастерской, даже полулегальной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Войдя в свой офис, Хорхе тщательно закрыл жалюзи выходивших в цех окон.
— Присаживайся, — он указал рукой на стул, стоявший у его стола, напротив своего кожаного кресла. Любит комфорт, однако.
Я скорчил неопределенную мину и плюхнулся на сидячку.
— Выпьешь? — он достал два стакана и начатую бутылку вискаря.
— Не. Я еще несовершеннолетний, мне нельзя. Да и не уважаю я это дело, — что было чистой правдой, я когда взрослым был почти не употреблял.
