То ли еще будет, когда он, ее муж, станет губернатором. А он им непременно станет. Ему нет еще и сорока, лет через пять-шесть… а может даже, и чуть раньше. Сейчас все так быстро меняется. По крайней мере, она, его жена, сделает все от нее зависящее, чтобы губернаторский пост был достижим и реален. В этом они – одно целое, одна команда. Он ценит ее, слушает ее советы. За семь лет их брака он с ее помощью с нуля создал свой бизнес, создаст и платформу для будущего губернаторства. Здесь создаст, в этом городе, который тоже скоро благодаря их общим усилиям изменится до неузнаваемости.
Что же он просил ее сделать? Колокол все звонит, созывает прихожан. Это в такую-то рань… А он, Шубин, спит – он адски устает, вот буквально и вырубается, едва лишь коснется головой подушки. Впрочем, вчера он заснул не сразу. Лежал, ворочался, пил эти свои таблетки – депрессанты… Он давно их употребляет, не может без них обходиться. Отчего? Такой здоровый физически, крепкий, энергичный – и вечно на таблетках. Говорит – привык, жизнь, Юлечка, заставила. Жизнь…
Это блюдце – надо его убрать.
Общая жизнь у них обоих – всего семь лет. До этого оба были по молодости, по дурости он женат, она замужем. Что осталось от того времени? По крайней мере, у нее ничего. Все в нем сейчас – все в нем, вся жизнь, все надежды на счастье. Карьера губернатора – это счастье? Да, большое счастье, огромные возможности в нашей бедной, такой изменчивой, такой иррациональной стране. А там дальше кто знает… Кремль – он ведь тоже не на Луне, не на Марсе. Главное – выбрать правильную стратегию, верную тактику и не сворачивать с намеченного пути. А путь из Тихого Городка туда, наверх, может быть долгим. Но она готова. Она ко всему готова. К трудностям, к препятствиям. Лишь бы он – ее муж – не подвел, не сплоховал…
Это блюдце… кажется, вчера он пил свои таблетки не здесь, в спальне, а там, на кухне, когда говорил ей о… Ах да, вспомнила! Сегодня в одиннадцать ей надо заехать в отель за двумя бизнесменами из Москвы, прибывшими по делам городского туризма. Фамилия одного – Мещерский, второго – Черкасс. С этим вторым связана одна довольно мрачная история, случившаяся здесь, в городе, несколько лет назад. Точнее, с его сестрой, зверски убитой. Муж Всеволод ей об этом как-то однажды рассказывал. Страшная история. Они все были тогда еще так молоды. И все оказались этому невольными свидетелями: муж, его друзья детства – Иван Самолетов и здешний прокурор Илья Костоглазов. Там был еще один, Всеволод говорил и о нем. И о его сестре: «Знаешь, Юля, у нее было такое необычное имя – космическое». – «Неужели Андромеда?» – спрашивала она.
Честно говоря, расспросить ей хотелось всегда и весьма подробно об обладательнице другого – вполне рядового обычного имени. О продавщице Наталье Куприяновой. Когда они переехали сюда, в город, из областного центра, она сразу заметила, что… Секретарша Вера Захаровна рассказывала ей, что эта самая Куприянова была дважды на приеме у ее мужа – один раз по записи в день приема населения, а второй раз – уже без записи по его личному распоряжению. И она получила двухкомнатную квартиру в только что построенном муниципальном доме в Заводском районе. Якобы Шубин лично распорядился включить ее в список на переселение по программе ликвидации ветхого жилья.
Секретарша Вера Захаровна рассказывала все это ей, Юлии, с таким многозначительным видом. О нет, к ней, к секретарше, она своего мужа никогда не ревновала. Вера Захаровна – сухарь и зануда, типичнейшая старая дева из бывших идейных совпартработников. К ней ревновать Всеволода было бы просто смешно, да она к тому же и значительно старше его.
А вот эта самая продавщица Куприянова – его ровесница. Она видела ее, однажды специально зашла в этот чертов магазин на площади. Жирная корова, неряха, распустеха, брошенная мужем-алкашом. Мать двоих детей. А вот у нее, у Юлии, детей быть уже не может никогда. Ранний аборт в том прошлом браке – и все, тема закрыта навечно. Выход – суррогатная мамаша. Но разве нынешнему мэру и будущему губернатору избиратели простят суррогат? Да и наверху, в коридорах власти, это не одобрят, и церковь поморщится брезгливо – нет, такие лидеры народу не нужны.
Нет и не будет детей. Зато будет блестящая карьера. Красная ковровая дорожка – туда, наверх, наверх. Как это в старом стишке? Когда сижу я на троне… в золоченой короне, а справа и слева стоит моя рать, какая цена мне…
Дорогая цена. О, великой ценой за все будет уплачено. Она – жена и соратник – знает это наперед и готова к этому.
А по поводу Куприяновой-продавщицы муж Всеволод на ее прямой вопрос сказал ей честно и откровенно: «Знаешь, Юля, такое дело. Жил я с ней до армии, гулял. Мы ж в одном классе учились. Ну, и как-то сблизились, сошлись, в общем. Потом из армии пришел, и как-то все само собой прошло, испарилось, разбежались мы. Расстались по-хорошему, я уехал из города – это ты знаешь. А насчет квартиры – как не помочь по старой дружбе? Она попросила меня, я помог – я же мэр, моя обязанность теперь лекторату помогать».
Звучало в принципе пафосно, особенно в конце, но вполне откровенно. У них с мужем вообще не было друг от друга секретов. Точнее – почти не было…
О сеансах в комнате без окон в салоне у Кассиопеи Юлия Шубина своему мужу не рассказывала. Он бы счел все это несолидным и вредным занятием. Для своего имиджа и статуса вредным. И сто раз был бы прав. Прав! Но… отказаться, прекратить, не ходить туда, не садиться за стол, в круг, она, Юлия, не могла. По крайней мере, сейчас не могла. Точно какая-то внутренняя неведомая сила заставляла ее – еще раз, еще испытай это потрясающее ощущение после сеанса – легкости, освобождения, знания того, что, возможно, произойдет, случится.
Нет, нет, конечно же, все это была чушь, игра. Они просто играли, развлекались – как в карты, в преферанс. Здесь, в Тихом Городке, для нее – жены мэра – не нашлось особо никакой работы. Да она и не стремилась к работе, она была в команде своего мужа и вечно начеку, охраняя его интересы, исполняя его поручения, просчитывая возможные варианты, предугадывая ситуацию, подавая советы, утешая, успокаивая, снимая стресс.
Верная, преданная жена – разве это не самая трудная профессия для женщины? Для жены начинающего успешного политика? Вот и сегодня надо повезти этих двух москвичей-бизнесменов по городу, по окрестностям. Показать достопримечательности, которые могут быть интересны иностранным туристам, которых они так щедро сулят городской казне. Что ж, она все сделает. И с этим самым Черкассом, которого муж ее зовет просто Фома, будет любезна и сдержанна. И ни единым словом не обмолвится насчет той истории с убийством его сестры.
Хоть это было и давно, но в городе эта история до сих пор не забыта. О ней и сейчас витают какие-то нелепые темные слухи. Совершенно дикие допотопные суеверия. Парк, где все это когда-то случилось, так с тех пор и заброшен, горожане и носа туда не суют. Что-то там еще было в этом парке, кроме убийства… Кажется, кто-то руки на себя наложил, повесился на аттракционе, кажется, на карусели… Какой-то местный – то ли сторож, то ли охранник аттракционов. Или это был несчастный случай? Все случилось на глазах детей, гулявших в парке. С одной девчушкой, как рассказывают, даже эпилептический припадок случился от страха. Кто же об этом болтал? Ах да, в салоне у Кассиопеи косметичка трепалась. Причем с таким видом: мол, это еще что, я самого главного вам не рассказываю. Менеджер салона Кира слышала этот рассказ – у нее такое лицо вдруг сделалось, словно она привидение увидела. А вроде такая современная продвинутая девица. Кто их поймет, этих местных? Что у них в голове? Впрочем, не ей кого-то осуждать. Она сама вон спиритизмом от скуки, от любопытства балуется.
Это блюдце… Она так и не убрала его подальше от изголовья. Уж и в кровать снова легла, уже почти засыпает, а блюдце все тут как тут. Белое фарфоровое, с золотой каемкой. Почти такое же, как там, в этой их комнате без окон, освещенной свечами. Откуда это блюдце? Из какого-то старого разрозненного сервиза какой-нибудь местной фабрики? В их с Шубиным хозяйстве такой пошлой посуды не найти. Это, наверное, откуда-нибудь притащила Серафима Петровна, их домработница, которую Юлия наняла сразу же по приезде в город как приходящую прислугу.
Удивительно, но там, в ходе их сеансов, такое вот точно блюдце двигается. Оно на самом деле двигается. Или все же это проделки Кассиопеи? Во время сеансов они сначала очень внимательно следят за ней, за ее руками, но потом отвлекаются. Еще бы не отвлечься в такой ситуации! Как она, их очаровательный медиум, как-то сказала? «Нельзя угадать, кто приедет на зов. Может, и тот, кого вызывают, а может, и кто-то другой».
Другой? Что она имела в виду? Другой… А что хотел им сказать тот, кого они вызывали и спрашивали в тот самый последний раз, когда Марина Костоглазова – кто бы подумал, что у жены прокурора такие слабые нервы – едва не грохнулась в обморок? Сама она сказала, что, мол, видела что-то во сне. Что-то нехорошее, страшное. Что-то или кого-то? И Вера Захаровна тоже что-то такое до этого плела несуразное, а ведь она в молодости инструктором райкома комсомола пахала, а потом в партии состояла. И вот поди ж ты.
