— Ты поэтому выбрал это место?
— Нет, я его просто люблю. Давай уже перестанем тянуть кота за резину, Петр. Зачем я тебе понадобился?
— Мы после того еще не общались. Ничего сказать не хочешь?
— Так я всё сказал до. У тебя заранее была нужная информация. Или я и про Щелокова должен был предупредить? Так это вроде и так читалось, хлопковое дело Андропов не вчера завел.
— То есть ты знаешь? Его совсем?
— Если это важно для тебя лично, то да. Уже не выкарабкается. Но вряд ли это теперь важно.
— Почему?
— Ты видел Новогоднее обращение к Советскому народу? Есть что сказать?
— Что тут скажешь, смотрелось не очень. Я так и не понял, кто это придумал и зачем. Похоже на идеологическую диверсию.
— Хуже, Петр. Это похоже на маразм. Причем выглядит как маразм и крякает как маразм…
— И что будет дальше?
— Не боишься? Во многом знании много печали.
— Ты же держишься как-то. Я помню, как ты вскрикнул по поводу приятеля, который скоро умрет. Но делаешь что-то, шутишь. Не ты один смелый.
— Дедушка через год помрет.
— И он? Когда?
— В следующем феврале. А следующий еще через год. Ты понимаешь, что происходит?
— Их убирают?
— Их время прошло. А они цепляются мертвой хваткой за власть как за руль. Им кажется, что хватка мертвая. А пальцы коченеют, глаза стекленеют, мозг почти умер. Вся надежда на коней. У Волги под капотом чуть не сотня лошадей, сотня слепых лошадей. Петя, ты конь в упряжке или лошадь под капотом?
— Сука, так меня еще не вербовали. Ты кто?!
— Я комсомолец волею судьбы. В белом плаще с кровавым подбоем шаркающей кавалерийской походкой пришел на Крымский мост спросить тебя, Петр: нахрена это тебе? Куда ты лезешь так упорно, мотылек?
Ну, это было почти ожидаемо, я скрутился и удар в челюсть всего лишь скользнул по моей скуле. Продолжая движение, чуть качнулся дальше и покатился по тротуару. Сто процентов, выглядело со стороны, словно я отлетел от удара. Встал, отряхнул брюки и куртку, подошел к собеседнику:
— Петь, отряхни спину, а то я извалялся весь, как школьник.
— Продолжаешь издеваться?
— А ты думал, я обращусь в монстра, выпущу когти и вспорю тебе брюхо от паха до грудины?
— Ну хоть бы и так. Это было бы естественно в такой ситуации.
— В какой ситуации? Подумаешь, избил высокопоставленный комсомольский работник ученика восьмого класса, с кем не бывает. Наверное, школьник сам виноват. Уроки не выучил или в Уставе ВЛКСМ путается.
— Тебе совсем не больно?
— Мне за державу обидно. Я тебе рассказывал, у меня во всех поколениях предков мужчины за Родину защищали, воевали, гибли за неё. И что? То Романов просрёт, то Троцкий, то теперь эти. Больно, Онегин. А сделать ничего не могу. И ты не можешь.
— Но попробовать-то надо.
— Ну попробуй. Готов убивать без приговора суда, без приказа, без состава преступления? Чисто по наводке пацана или за деньги?
— Это поможет?
— Нет. Так что давай жить как раньше и делать хоть что-нибудь. Делать, что умеем.
— Напьюсь сегодня.
— Видишь, у тебя уже план вырисовывается адекватный. Осуществимый как минимум.
— Жор, помнишь, ты говорил про проверку ОБХСников. Активность закрыта.
— Вот и хорошо, спасибо.
— Там помимо инициативного идиота из местного КГБ какой-то Рапопорт засветился из горкома комсомола, чем-то ты ему насолил.
— Всё-таки ваши отметились. С какого-то перепугу.
— Мы тебя проверяли через них. Хотелось понять, что за человек так ярко дебютировал на ниве общественной деятельности.
— Поняли?
— Так точно. Наш человек оказался, комсомолец с активной жизненной позицией.
— Таких и надо бояться. Вдруг их позиция не совпадет с генеральной линией. Вдруг они сдохнуть не захотят, к примеру. Товарищам что, одним подыхать тогда? Непорядок, дорогие товарищи! В то время, когда мы все умираем от старости, некоторые комсомольцы не считают нужным поддержать линию партии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ну всё, Жора включил клоуна! Значит еще побарахтается. Прыжки с моста отменяются. — И ведь прав, скотина. Я сегодня не буду прыгать с моста, я буду жить. Пускай сдохнет кто-то другой, не настолько нужный миру вообще и одной шестой части суши в частности.
Глава 10 Дела школьные
Консенсус достигнут, можно расходиться. Вот и всплыло словечко из другой эпохи, из очень коротенькой эпохи перестройки, той, в которой к умирающему подвели провода из розетки, и он начал весело дрыгаться. С другой стороны, кое-что перестроить успели, некоторые товарищи помоложе время даром не теряли. И слава труду, хоть кто-то получил профит! Как в анекдоте — когда у соседа сгорел дом, у нас потом полгода с древесным углем проблем не было.
— Петр, что предложишь по каналу связи? Ты же понимаешь, что у нас его практически нет.
— Это была моя фраза, ты просто меня опередил, вундеркинд недоделанный.
— Мне заведующий отделом спорта и военно-патриотической работы предложил выписать удостоверение внештатника в обкоме. Это реальная фишка или путает?
— Вполне рабочий вариант, он может тебе выписать удостоверение внештатного сотрудника своего отдела. Как его, украинская фамилия, забыл!
— Саенко Михаил.
— Точно! Я даже ему позвонить могу, добрить идею. Нет, даже порекомендовать. Мы же с тобой не встречались сегодня, я не в теме. Просто он в моей обойме, ты тоже. Так что ваша работа — моя забота. Развивай мысль дальше.
— Петр, ты его сначала вопросами конкретными утопи, а потом возмутись и потребуй мой телефон. Вот и легальный канал — держишь руку на пульсе событий и на горле рядовых исполнителей.
— Шаришь. В комсомоле карьеру не надумал делать?
— Мне уже поздно.
— Не понял, поясни.
— Я только на взлет пойду, а уже всё.
— Совсем всё?
— Еще совсемей. Как будешь готов, скажу чуть больше. Расходимся?
— Пока! Ты к Родимцеву?
— Да, позвали у них заночевать. Я же их гость. До свидания.
Нормально скатался в Москву, хотя и несколько сумбурно. И даже не в деньгах дело. Не только в деньгах. Важно, что взрослые люди решили не разрывать со мной отношения. Они считают, что я могу им быть полезным. Детские мысли, что дело в симпатиях и чувстве признательности, меня не посещали. Зато в поезде по пути домой посещали другие мысли, на тему заработка. И так крутил вопрос, и эдак. Какой я был наивный два года назад, деньги мол потратить некуда в СССР. Угу. Картошку сами вырастим, капусту наквасим и живи-радуйся. Только не забудь полей самодельным майонезом.
Тук-тук, тук-тук — стучат колеса. Бесстыковой путь только начали внедрять на железных дорогах. Под этот романтичный перестук смешная мысль насчет производства майонеза опять начала приставать с нескромными намеками: «Реализуй меня, Жорж! Реализуй меня всю!» А мысль такая соблазнительная, крутит передо мной своими аппетитными формами, фигня какая, незрелая несовершеннолетняя мысль, зато есть за что подержаться. Продуктов питания в стране не хватает — раз. Экономический эффект налицо и сразу — два. Технически реализуем — три. Угу, разбежался! Есть такое правило у взрослых мальчиков — не реализовывать незрелые идеи. Ибо залететь можно по-крупному. Как ни крути, а нужно организовывать легальное производство. До восемьдесят шестого года, кажись, будут разрешены только потребительские кооперативы, это считай мелкая торговля. Производственные и даже промысловые запретили еще в шестидесятых. Легальный вариант один — идти в колхоз. Организовать производство и идти лесом. Или работать в майонезном цеху за очень смешную зарплату. Зато получать её комбикормом, как все колхозники. Откармливать свинью, а уже на деньги от сдачи порося жить как люди. А всё почему? Потому что в СССР идея ничего не стоит. Никакие авторские и привилегии не платятся ни с чего кроме песен и текстов. Организовал прибыльное производство — тебе пожмут руку. Человек со стороны нам заработал денег, какой хороший человек, пусть идет дальше. Своего колхоза у нас с родителями нет, родственника-председателя тоже. Ставить мини-цех на хуторе и охранять его с обрезом, только так. Проще уж куртки шить на дому. Кстати, и за куртки, и за майонез, да за любую ерунду могут привлечь к ответственности — нетрудовые доходы! Стоит только привлечь внимание и не поделиться…
