Такое «расширение» рабочего класса до численности наёмных работников годится только для разрешённых шествий с красными знамёнами и совершенно не пригодно для политической борьбы за власть, ибо представляет собой произвольную мешанину из классов, слоёв, прослоек, страт, наконец. Всё это говорит о том, что партия находится в плену старых представлений о классах как о «больших группах людей». Однако, как мы говорили выше, класс есть элемент (или единица) политической структуры. Поэтому и следует выяснить, какое место в этой структуре, а не в обществе занимает рабочий класс, какую роль он там играет.
Проведя такой анализ, вы увидите, что рабочий класс выброшен из политической жизни (это о месте, которое он занимает) и отведена ему роль статиста в спектакле под названием «выборы» (это о его роли). И всё. К такому классу «со своими идеями» обращаться бесполезно. Это – класс в-себе, аддитивное множество, счётное множество (как мешок картошки). Или, скажем иначе, это всё равно, как если бы воспевать величие храма, обращаясь к груде кирпича.
Социальный слой рабочих становится классом лишь тогда, когда выстраивается чёткая, понятная идеология рабочего класса на основе уже выявленного интереса. То есть изложение того, что мы считаем справедливым и что несправедливым, как добиться справедливости и, главное, против кого мы будем дружить с КПРФ. И только после этого рабочий класс превратится из класса «в-себе» в класс «для-себя», или эмерджентное множество. Мало того, после столь трудоёмкой работы к рабочему классу как к основе могут присоединиться все остальные «здоровые силы». Но в этом месте дороги рабочего класса и КПРФ, мы почему-то уверены, разойдутся.
Дело в том, что, как следует из текста программы, «коммунисты» до сих пор ещё не поняли, какой класс находится у власти. В программе утверждается, что в России произошла реставрация капитализма со всеми вытекающие из этого последствиями: приход к власти буржуазии, утверждение в экономике частного капитала и т.д. Сам приход к власти буржуазии стал возможен по причине предательства партийной верхушки. В программе их окрестили перерожденцами. Однако на самом деле предателей оказалось так много, что они в состоянии удерживать власть до сих пор.
Давайте зададимся вопросом: неужели капитализм за много веков своего существования так и не изменился? Из истории известно, что обладателем капитала могут быть и буржуазия, и государство. У нас обладателем капитала стали так называемые «стратегические собственники», которых сейчас именуют олигархами и поэтому российский капитализм называют «олигархическим». Значит, изменения в природе капитализма имеют место. Появление олигархов есть результат не промышленной революции, как в Англии, не социальной, как во Франции, или политических преобразований, как в Германии, а узаконенного обмана. Кто узаконил этот обман? Кто узаконил возможность выплачивать руководителям предприятий, учреждений и их разного рода заместителям такие «зарплаты», которые моментально стали коммерческой тайной, ибо не поворачивается язык, чтобы выговорить их денежное выражение. А ведь такие деньги, чтобы их сохранить, следует превратить в капитал. Опять появляется «стратегический собственник». То есть процесс образования «стратегических собственников» не прекратился и будет продолжаться. Кому это нужно? Чтобы ответить на поставленные вопросы, присмотримся к организации управления государством.
Всякая власть нуждается в опоре на какой-то социальный слой, который бы служил этой власти (в институтах власти) и оказывал бы ей политическую поддержку. Например, царская власть опиралась на дворянство, то есть, с одной стороны, дворяне, наделённые необходимыми властными полномочиями, служили в органах управления, а с другой стороны, в силу своего социального положения класс дворянства обеспечивал царю политическую преданность. Техническую работу по управлению осуществляло чиновничество.
С приходом к власти буржуазии роль чиновничества возросла, ибо они стали выполнять не только техническую работу по управлению, но и могли занимать руководящие посты уже с наделением властными полномочиями. И хотя вся полнота власти находится в руках буржуазии, окрепшее финансовое состояние чиновников, особенно достигших служебных высот, делает возможным слияние этих двух социальных групп. В то же время и буржуа не гнушаются управленческой работы. Такое взаимное «перетекание» делает эти группы неразличимыми для восприятия. Создаётся иллюзия самодостаточности класса буржуазии, а буржуазный строй представляет себя, как строй неограниченных возможностей. Но, кроме буржуазии и примыкающего к ней чиновничества, есть ещё, скажем так, остальной народ. Отношения буржуазии и «остального народа» достаточно представлены в литературе и в старых, и в новых учебниках по общей социологии. Однако там буржуазия берётся, так сказать, в «чистом виде», без учёта примыкающего к ней чиновничества. И если мы теперь учтём наличие этого нерушимого тандема, то нам станет понятной, откуда появилась озабоченность Ленина (уже в 1918 году!) ростом бюрократии. Буржуазия была изгнана с политической и экономической арены, а её, так сказать, придаток никуда не делся. Они (чиновники) обоснуются сначала в экономике и организации хозяйства как специалисты, потом, проникшись пролетарской идеологией, поступят в государственный и партийный аппарат. Были среди них и выдающиеся люди, и просто «работяги», привыкшие служить государству, но если говорить о массе, то здесь картина меняется. Чиновничество, будучи, как мы выяснили, придатком буржуазии, перенесло вместе с собой в строящееся новое общество все «родимые пятна» старого, отвергнутого общественного строя, а главное, свой до времени затаённый интерес. Иначе и быть не могло! Об этом предупреждал ещё П.А. Кропоткин. Анализируя опыт французских республиканцев по использованию старой государственной машины для выполнения новых задач, Кропоткин указывает, что эта затея провалилась, дело кончилось тем, что они (республиканцы) «были сами поглощены этим учреждением». И далее, уже применительно к нашей революции 1917 года, Кропоткин пишет: «Нас хотят уверить, несмотря на все неудачи, что старая машина, старый организм, медленно выработавшийся в течение хода истории с целью убивать свободу, порабощать личность, подыскивать для притеснения законное основание, создавать монополии, отуманивать человеческие умы, постепенно приучая их к рабству мысли, - вдруг окажется пригодным для новой роли … - Какая печальная, трагическая ошибка! Какая нелепость! Какое непонимание истории!» (Кропоткин П.А. «Современная наука и анархия». М., Изд. «Правда», 1990 г., с 450-451).
Кто же мог «запустить» эту старую машину после смены власти в 1917 году? Совершенно верно: тот самый «придаток буржуазии», доставшийся нам в наследство от свергнутого строя. Однако и этим не всё сказано. Дело в том, что тогда ещё не было столь очевидным превращение серенького чиновника в серьёзную политическую силу. И что тот самый Иван Антонович, прозванный в общежитии «кувшинным рылом», будет прародителем нынешних президентов, премьеров и разного рода чинуш вплоть до банковского клерка или мастеришки в захудалом цехе.
Превращение чиновничества как представителей профессии в класс, то есть в элемент политической структуры, протекало по накатанной колее. Чиновничество – это околовластный социальный слой и для его даже простого существования нужна опора на власть. Эту опору оно (чиновничество) нащупало там же, где и при господстве буржуазии, - в органах управления. Первый рывок к власти в советское время чиновники предприняли во времена Хрущёва. Именно они поставили его во главе государства. Но то ли Хрущёв хотел стать более независимым от тех, кто привёл его к власти, то ли были другие причины, неведомые нам, но был утверждён так называемый территориальный принцип управления. И партия свою деятельность тоже стала строить по этому же территориальному принципу. А такой расклад очень многим не понравился, ибо затруднял чиновничеству налаживание внутриклассовых связей.*
Хрущёв был изгнан за волюнтаризм. Главой партии и государства стал Л.И. Брежнев. Историки по-разному будут оценивать время правления Брежнева, но мы воспринимаем этот период как время завершения формирования и прихода к власти нового класса, выросшего из чиновничества, - класса номенклатуры.
Мы не сделали здесь никакого открытия. Существование в СССР класса номенклатуры было уже темой болтовни «вражеских голосов» в семидесятые годы прошлого века, может быть, благодаря книге М. Восленского «Номенклатура». В 1988 году, в первом номере журнала «Урал», вышла статья С. Андреева «Причины и следствия», где говорилось, что численность класса номенклатуры в то время составляла 18 млн. человек, то есть в полтора раза больше, чем крестьянства (крестьян было 12 млн.). Уже тогда говорилось и доказывалось, что номенклатура представляет серьёзную угрозу государству и социализму. Однако противопоставить этой угрозе было нечего, а защитники «развитого социализма» объясняли «ошибочность» взглядов упомянутых авторов тем, что, оказывается, можно иметь все признаки класса, но классом не являться! Поэтому мы посчитали для себя важным делом дать определение класса, свободное от имевшихся недостатков.
