проще, Евгений Павлович. После пятого убийства уже весь город только и обсуждал эту тему. А однажды, я курил у себя на лоджии. У меня лоджия прямо над входом в подъезд. И там разговаривали трое дедков. Вот они как раз меня и надоумили своей беседой. Я решил удостовериться, действительно ли имели место те давние события, и проверил все папки с делами за первую половину двадцатых годов. Ну, и нашел.
Вид Листровского сейчас не выражал ничего, поэтому лейтенант решил добавить еще:
– К тому же потом, я поспрашивал знающих людей.
– Извините, Сергей, – прервал его капитан. – Каких знающих людей?
– Нет, не в этом смысле, информация по нынешнему расследованию никуда не ушла. Я поспрашивал знакомых мне людей, живших в те годы, понимаете? Гражданских людей, неофициально.
Листровский промычал долгое «Угу» и, похоже, что-то решив для себя, снова вспомнил о телефоне, куда незамедлительно переместился его взгляд.
– Хорошо, Сергей, встретимся завтра и обсудим план наших действий, а сегодня соберите вещи на своем старом месте.
– Да, но я вам еще не все рассказал, – поднимаясь с места, пролепетал Шакулин.
– Тогда завтра сначала вы дорасскажите, а потом набросаем план.
– Понял, значит, завтра, а во сколько? – уже почти в дверях кабинета подал голос лейтенант.
– Полагаю, в пол девятого, ведь у вас во столько начинается рабочий день? А на сегодня вы свободны. Так, папку вы мне оставили. Все, можете идти.
Шакулин закрыл за собой дверь.
Капитан вышел из-за стола и подошел к открытому окну. По улице, которую вряд ли можно было назвать особенно оживленной, гремя железяками, проехал очередной трамвай. Листровский проводил его взглядом и, вернувшись обратно к столу, снял трубку телефона и набрал московский номер.
– Да, – в трубке раздался низкий голос.
– Это Листровский, – спокойно сказал капитан.
– Слушаю тебя, Евгений Палыч.
– Предварительно все подтверждается, подробности вечером, этот телефон может прослушиваться.
– Хорошо, – также спокойно ответил ему голос с другого конца провода.
Листровский, думая о чем-то своем, не глядя, положил трубку на телефонный аппарат.
Вечером Листровский набрал все тот же московский номер из выделенной ему служебной квартиры.
– Да, – ответили ему.
– Листровский.
– Ты всегда как часы, капитан, честно говоря, я даже не сомневался, что мой телефон зазвонит сразу же после двенадцатого сигнала.
– Стараюсь, Артем Алексеевич.
Оба говорили неспешно, как бы обдумывая по ходу каждое слово.
– Ну, как, осмотрелся на местности?
– Да, дело несколько путаннее, чем предполагалось, Артем Алексеевич. – Листровский взял небольшую паузу. – У оперативника, ведущего расследование здесь в Златоусте, каким-то образом оказались материалы сорокалетней давности про операцию ВЧК по поимке некоего оборотня.
– Про оборотня? – в голосе собеседника послышалась легкая тревога.
– Да, выяснилось, что в местном архиве сохранились некоторые документы и самое главное – фотографии того дела. – Листровский специально немного помолчал. – А мне-то казалось, что тогда волков отстреливали, в 24-м?
Человек на той стороне провода задумался, издав протяжное, но спокойное «Хм».
– Кто-то кроме этого оперативника, – продолжил голос из Москвы, – изучал материалы? Кстати, как фамилия у этого героя?
– Лейтенант Шакулин. Папку с бумагами он никому не показывал, по крайней мере, он так утверждает. И мне кажется, что не врет. Говорит, что вышел на дело оборотня случайно. Подслушал разговор каких-то стариков во дворе и уловил, что это может иметь отношение к нынешним событиям.
– Хорошо, мы его проверим. Как ты отреагировал на такой поворот?
– Спокойно, будем решать задачи поэтапно. Я с ходу в оборотней не верю. – Листровский иронично хмыкнул.
– И какую же версию ты решил подкинуть юноше?
– Ему двадцать шесть, и он совсем не дурак. Плюс, искренне верит в реальность той операции ВЧК.
– Само собой, трудно не поверить, когда перед твоими глазами лежат фотографии.
– На данный момент я решил не навязывать ему никаких версий, – Листровский чуть приостановился, – я ведь пока сам не проверил, кто здесь в действительности орудует. Думаю, энтузиазм лейтенанта может пригодиться.
Человек на том конце взял паузу. Кажется, он в раздумье побарабанил пальцами по какому-то предмету.
– Ладно, капитан, действуй, как считаешь нужным. Только запомни, ни на шаг не отклоняться от главной цели. Ни на шаг!
– Понимаю, товарищ полковник, – даже несмотря на очевидный психологический нажим, голос Листровского был предельно нейтрален.
– Выполнишь задачу – получишь, наконец, звание майора.
Листровский опять еле слышно усмехнулся.
– Да-да, не ухмыляйся, то самое, которое ты должен был получить еще три года назад, если бы не твоя самодеятельность…
– Я все сделаю, как надо, – как можно более корректно проговорил Листровский, для которого упоминание о прошлом, похоже, было не очень приятным.
– Когда удостоверишься, что трупы – дело рук нашего парня, свяжешься со мной.
– А если я удостоверюсь, что трупы не имеют никакого отношения к объекту?
Полковник, чуть помедлил и, выдохнув с неудовольствием в трубку, жестким тоном произнес:
– Капитан, сделай так, чтобы мне не пришлось тебя перепроверять.
– Так точно, – через паузу чуть ли не по слогам выговорил Листровский и положил трубку, из которой уже неслись частые прерывистые сигналы.
Капитан медленно встал с кресла и подошел к открытому окну. Он подкурил сигарету и провел пальцем по раме, дабы удостовериться в ее чистоте. Выпустив клубок сизого дыма, Листровский устремил свой взгляд на горы, вычерчивавшие на палитре августовского заката неровные линии геометрических фигур.
Глава третья. Что это?
– Эй, Колямбо, очнись! Хватит валяться, сейчас не жарко, простудишься. – И Димка, веселясь от всей души над неожиданно упавшим в обморок товарищем, кинул ему на лицо еще одну горсть рассыпчатого снега.
– Ну, что ты творишь! – возмутилась Муха. – И так все лицо снегом ему уделал.
– Ты пульс его проверяла, может он уже того? – Димка веселился, как никогда.
– Скажешь тоже. Сейчас он очнется. – Муха принялась трясти Колямбо за плечи.
– А может у него приступ эпилепсии?
– Да нет же. По крайней мере, не похоже. Пены нет, судорог тоже вроде нет.
Безучастно наблюдавший до того за приведением Колямбо в чувства, пропавший без вести Бамбук, решил внести свою лепту в общее дело.
– А это, давайте, как в кино, пощечин ему надоем.
– Ну, зачем так грубо, – запротестовала Муха. Но все-таки пару раз легонько шлепнула по щекам.
Наконец веки Колямбо подернулись, он открыл глаза и медленно приподнялся, приняв сидячую позу. Непонимающим взглядом он уставился себе на ноги и принялся вытирать лицо от начавшего таять снега. В голове царил непроглядный туман, и чувствовалась огромная тяжесть. Наверное, если бы его сейчас спросили, какой нынче год, то далеко не сразу получили бы ответ.
Колямбо никак не мог сконцентрировать свои мысли.
