Димка не плакал. Он больше не хотел плакать. Или разучился.
В следующий раз побег состоялся через несколько недель, в начале мая - Димка, один албанец и один серб прокопали ход прямо под стенку барака. Тут им не повезло на месте - их схватили сразу за бараком. Но дальше невезение сменилось везением - именно в этот момент пролетавший с гуманитарной бомбёжки очередной "воин свободного мира" - НАТОвский пилот - вывалил над плантацией оставшийся груз бомб. Под их грохот ребята ускользнули.
Их поймали через два дня.
Очевидно,Димка достал своих "хозяев" конкретно. Братья-бандиты решили кончать с ним, справедливо полагая, что этот "поганый славянин" рано или поздно сбежит - так и так неприятностей не оберёшься. Но просто расстрелять или повесить мальчишку было бы слишком легко и неинтересно. Отупевшие от анаши и способные лишь на жестокость Райхат и Чента решили живьём скормить Димку крысе - закопать его по шею в землю и пустить крысу под надетый на голову ящик.
Дальше получилось, как в хорошем кино - и как не так уж и редко бывает в жизни. Именно в момент зверской казни на плантацию нагрянул отряд "Белых Тигров" - сербской негосударственной патриотической организации, не связанной никакими уставами и соглашениями и давно подбиравшейся к бандюгам. Они скрытно перешли границу - и…
Изуверов-рабовладельцев ждал конец скорый и справедливый. Большая их часть, не успев (да и не пытаясь) оказать сопротивления, полегла под огнём "тигров" - в их числе оказались Райхат и Чента. Полдесятка взятых живым, воющих и причитающих бандитов согнали к бараку и зарубили тесаками. Потом - покинули плантацию, освободив рабов. Часть из них - сербы и черногорцы - решила уходить со своими спасителями в Черногорию. Димка пошёл с ними - тем более, что в отряде оказались не только сербы и черногорцы, но и македон-цы, и болгары, и поляки, и даже албанцы! И были двое русских…
…Но быстрого возвращения не получилось. В горах Паштрик от-ряд обложили албанские боевики и спецназовцы НАТО. Начались затяжные бои - тяжёлые, кровопролитные, жестокие схватки в горных лесах. Два месяца отряд прорывался к своим, потеряв почти две трети бойцов - и вышел в Сербию уже в конце июня, когда война официаль-но закончилась!
Среди вышедших был и Димка - но теперь уже Димон-Рус. Ничуть на себя прежнего не похожий, оборванный, со сбитыми в кровь босыми ногами - и сжимающий обеими руками трофейный автомат. Странно,но именно за эти два месяца подросток навсегда полюбил Балканы - их гордый и честный народ бойцов и верных друзей. И возненавидел врагов этого народа. Он не хотел уезжать - но лично Желько Ражнятович позаботился о том, чтобы все уцелевшие подростки были отосланы из отряда по домам… Так Димон вернулся в Белоруссию - туда, где его уже никто не ждал…
… - Воевать - это как? - тихо и словно бы виновато спросил Валька. Димон - он сидел бледный, с капельками пота на верхней губе - так же тихо ответил:
- Если услышишь от кого, что это романтично или интересно - плюнь тому в морду. Это страшно.
- И всё-таки ты не хотел уезжать? - уточнил Валька. - И… Олеся говорит, что ты мечтаешь вернуться…
- Наболтала уже, - неодобрительно заметил Димон.
- А что, неправда?
- Правда, - подтвердил Димон. - Понимаешь… У меня там друг был.
Серёга. Уже взрослый, но настоящий друг… Он уже под конец погиб. Вот он так говорил: "Если другие воюют за правду, а ты - нет, значит, они воюют за тебя." И четверостишье читал…
И можно жизнь свою прожить иначе,
Можно ниточку оборвать…
Только вырастет новый мальчик -
За меня, гада, воевать…
- Это Башлачёв, - вспомнил Валька. - У меня мама любит его слушать.
- Олеська говорила, что твоего отца убили в Афгане? - спросил Димон. Валька кивнул. Спросил, глядя в сторону:
- Дим… ты убивал?
- Убивал, - вздохнул Димон. - И того гада, который Серёгу штыком заколол… Я его из пулемёта, из трофейного - надвое… - он вдруг передёрнулся и добавил: - Вроде забылось, а вот сейчас тебе рассказал - всплыло, как будто сегодня было…
- Он был албанец? Извини…
- Ничего… Не, албанцы слабаки против братушек27 в рукопашной. Немец, инструктор.
- Ясно, - сказал Валька. Что ещё-то можно было сказать? - Слушай, но ведь есть какая-то эта… конвенция. Чтобы не достигшие пятнадцати лет не участвовали в боях. И чтобы их не трогали…
- Да плевать все хотели на эти конвенции, - пояснил Димон. - Все, и наши, и ихние… Понимаешь, на войне всё это до фонаря. Просто - до фонаря, что есть, что нет… Да ты и сам подумай, что там было делать, если вопрос стоял так: или меня убивают просто - безоружного и бесполезного - или я беру в руки оружие и, может быть, остаюсь жив. При чём тут конвенции какие-то… Тот, кто их писал, ни разу, наверное, разбомбленной колонны с беженцами не видел. А я видел. Тут нужно каменное сердце иметь,чтобы за оружие не схватиться… или заячье… - Димон ожесточённо напрягся, сказал: - Вот бы мне посмотреть на того, кто на эту колонну бомбы сбрасывал! Неужели у него дом есть, жена, дети?!
- К нам в школу по обмену приезжали американцы, - вспомнил Валька. - Может, у кого отец и был лётчик, я не знаю… Но сами они - обычные ребята. Туповатые, правда, но нормальные…
- Все они… нормальные, - сплюнул в траншею Димон. - Жаль, я не видел ни одного. Ездят по миру, как туристы, а их папочки шариковые бомбы на людей сбрасывают и фосфор валят! Это фашисты, Валь. Настоящие фашисты, про каких мне дед рассказывал.
- Весь народ не может быть виноват, - вспомнил Валька, что говорили им на занятиях по политологии. Димон скривился, будто куснул лимон:
- Да ну… Ерунда это, Валь. Библию читал?
- Немного…
- Христос неправильно говорил: не бывает на свете тех, кто "не ведает, что творит" - помнишь, он так про легионеров, которые над ним издевались, сказал?Каждый сам что-то делает. И сам отвечает. Он сам выбирает. И сам идёт по своей дороге. И если армия какой-то страны разбойничает,а простые люди этого не замечают - значит, все виноваты. И чёрт его знает, кто больше - лётчик, который трактора вместо танков бомбил, или люди, которые его встречали, как героя. Это, Валь, самая большая подлость на свете - быть сильным за счёт слабых. Собрать тысячу современнейших самолётов и бомбить города, колы, больницы, электростанции, пока не "победишь". Я это здорово понял.
От жестоких, взрослых слов Димона Вальке было немного не по себе. Да, пожалуй, Олеська была права - он злой. Но это была не прос-то злость, а злость, уверенная в своей правоте. Злость, против которой нечего возразить. Вальке случалось злиться - на учителей, приятелей, каких-то посторонних людей, даже на маму. Но это всё было не то. Как будто сравнить горе человека, потерявшего любимую собаку - и горе того, у кого умерли родители… Мальчик вдруг вспомнил виден-ные год назад кадры хроники - тогда он на них как-то не обратил внимания, а сейчас они всплыли из памяти: как горит дорога, горят сброшенные взрывами в кюветы прицепы и трактора. И ещё что-то горит - такое, о чём не хочется догадываться, ЧТО ЭТО. И мальчик на переднем плане - ровесник нынешнего Вальки - прижав к животу почерневшие руки, раскачивается и даже не плачет: ВОЕТ. Неужели Димон всё это видел по-правде?! И что тогда ему можно возразить?
- Я тебе это рассказал, - Димон встал, одёрнул куртку, - потому что ты, по-моему, хороший парень.
Валька смутился:
- Правильный пацан, - со мехом сказал он, тоже вставая. - У нас так говорят.
- Ты тоже говоришь? - спросил Димон, бросив последнюю гильзу.
- Говорю, хотя и не люблю.
- Тогда зачем говоришь?
ГЛАВА 8.
Вот такой разговор был пять дней назад на стрельбище 6-й зас-тавы. Именно после него ледок между мальчишками окончательно растаял, и все трое фактически не расставались с рассвета до темноты. Бывает так, что ты знаком с человеком несколько лет - а дружбы нету всё равно, так - приятельские отношения. А бывает, что достаточно не-дели - и ты чувствуешь: вот друг на всю жизнь.
Если честно, ничто не доставило бы Вальке большего удовольствия,чем мысль,что у него появился настоящий друг. Но ощущение этого портила одна мелочь. Так, ерунда.
Валька влюбился.
У него оставалось немного времени для самоанализа, да мальчишки к нему и несклонны. День был забит очень плотно. И всё-таки на такой простой вывод время нашлось.
За свои короткие сознательные годы Валька встречался с неско-лькими девчонками. И целовался с несколькими. И в кино ходил, и на дискотеки, и в кафе. И… ну, было и ещё кое-что. Не СОВСЕМ уж, но так - близко. И ему даже казалось, что он влюблён в одну из них.
Теперь он понял - чепуха на постном масле. Ни в кого он не был влюблён, потому что все те девчонки и рядом не колыхались с Олесей, с которой он не целовался, в кино, кафе и на дискотеки не ходил, да и встречаться конкретно с ней - не встречался, всегда рядом был Димон.
