Он попросил гитару и сыграл на ней «Границы ключ переломлен пополам», потом направился к синтезатору. Как раз подошла техничка с обходом. Её мы в детстве дразнили гражданкой Петровой и скрывались в лабиринтах дворца. Она неодобрительно посмотрела на Адольфа, на синтезатор и напомнила Маевскому, что мы последние, кто остался в этом пионерском дворце у озера. Маевский буркнул, что прекрасно знает, который час, и нервно выключил свет.
Мы вышли под дождь. Магазин был рядом, и вот мы уже на берегу, под тополями с бутылками какой-то «Крыницы» или «Аливарии».
Вот оно, наше серое озеро, в котором отражаются наши серые облака. Вот он, наш серый дождик, и ветер шатает деревья на острове, куда так просто доплыть на двух четырёхместных катамаранах. А вот мы на двух ржавых катамаранах под серым дождём: право руля, лево руля, юнга, отдать швартовый! У Адольфа с собой полторашка спирта, его мама работает в больнице или ларьке. И вот кто-то уже блюёт, кто-то в отключке. Нас эвакуируют спасатели в дырявой лодке. Ребята, кто из вас вырастет? Музыканты! Не верите? Спросите у пионеров в их дворце, мы там репетируем. Мимо дворца в сторону конечной проезжает старый рижский трамвай. Сейчас он развернётся и повезёт нас до «Престона». Но только Костя, Вадим и Жентос больше не могут пить, они пойдут домой, Лёха не может говорить, и его ведут домой. Мы же едем в дребезжащей «тройке», я, Дуба, Шурик и Адольф. Адольф приглашает нас в гости в Серебрянку, трамвай довезёт нас прямо к его дому, его мама на работе в больнице или ларьке. Да-да, Адольф, мы с тобой, давай затаримся в «Престоне». Но Шурик говорит: лучше вы с Дубой в «Престон», а мы с Адольфом поедем сразу, приготовим там всё, а то что-то у меня пятка болит выходить.
«Прыпынак «Тэатральная», – будет фальшивить на этом месте голос ведущего радио «Культура» через пару лет, а пока двери трамвая открываются в молчании. Напротив – «Белинвестбанк» неудавшейся реконструкции и развития, справа – бывший кинотеатр «Спартак», реконструированный в Молодёжный театр, слева – через Кропоткина – Театр белорусской драматургии, республиканский. По законам белорусской республиканской драматургии на остановке ожидают папа и Кузя. В то время как мы бродили по таинственному острову, они сидели в таинственной бытовке, и результат у нас и у них был одинаковый: надо было пополнять запасы провианта. А так как в ночное время запасы минского провианта можно было пополнить только в магазине «Престон» на прыпынку «Тэатральная», что будет произнесено ведущим радио «Культура» из трамвайного динамика только через пару лет, то законы драматургии привели нас в одно и то же место, в одно и то же время, в чёрном-чёрном городе, чёрной-чёрной стране.
Бля, думаю я, опять папа напился. И тяну за рукав Дубу, который уже собирался здороваться по всем приличиям. Осторожно, двери закрываются, и у Шурика теперь есть две остановки, чтобы познакомить Адольфа с папой и его другом скульптор-Кузя-живёт-на-вокзале. А у скульптора Кузи есть две остановки, чтоб рассказать про обелиск в лесах и позвать Адольфа с Шуриком в бытовку во дворе «Подвига народов».
Когда мы с Дубой выходим из «Престона», оказывается, что мы не знаем, куда ехать. Адольф живёт в Серебрянке – это понятно, но адреса у нас нет. Тогда мы идём по адресу Дубы и там засыпаем, потому что пить уже не хочется, да и не с кем.
А тем временем Шурик с Адольфом идут между панельками Серебрянки. Шурик рассказывает, что у нашей мамы живут три кота, Адольф говорит, что котов терпеть не может. Поубивал бы всех, он показывает Шурику нож. Они молчат до подъезда. Ну а в подъезде как раз сидит кот, который ждёт, когда кто-то откроет дверь. И этим кто-то оказывается Адольф. «Ах ты сука!» – орёт Адольф и бежит за котом.
Шурик сначала ждёт у подъезда, затем ждёт в подъезде, но так как Адольф не возвращается, то решает заночевать на площадке между этажами. В рюкзаке отыскался пакетик Криса, которым можно было согреть руки. Шурик так и уснул с этим пакетиком в руках. И если бы в эту ночь было совершено преступление, никто не смог бы подтвердить, что у Шурика есть алиби.
28
Дальнейшее я восстанавливаю по рассказам Дубы, а Дуба – тот пересказывал разговор с Адольфом.
Адольф гнался за котом, но в какой-то момент понял, что силы не равны. Кот знал, куда бежит, а Адольф – нет. Невдалеке виднелась остановка, и Адольф подумал, что ему надо на остановку. Сидя на скамейке, он понял, что Дуба не знает адреса и надо ехать назад. Как раз подъезжал всё тот же трамвай, и если бы Адольф в прошлый раз пробивал талончик, то мог бы теперь легально ехать бесплатно.
В трамвае рассудок стал потихоньку возвращаться к Адольфу. Он рассудил, что мы с Дубой вряд ли ещё торчим на «Престоне». Наверняка уже у кого-то дома. Но он припомнил, что Шурик познакомил его с нашим папой, который сейчас сидит в каких-то бытовках рядом с площадью Победы, где реставрируют обелиск и собираются включать газ в Вечном огне нашей и вашей свободы.
Адольф перебежал мокрый блестящий проспект в неположенном месте и углубился во дворы «Подвига народов». Отливая, как сказал бы Лёха, рядом с детской площадкой, он приметил ту из бытовок, у которой светилось окно. Кузя уже спал, папа не помнил, кто такой Адольф, но ему было всё равно с кем допивать пивом-душу-не-обманешь.
– Мне нужен Дуба, – говорил Адольф.
– Какой ещё Дуба, из милиции?
– Я сам из милиции.
Он был с вашим сыном, нет, не с тем, с другим, говорил Адольф. И вот они решают, что им надо идти на Гая, мы с Дубой, скорее всего, там, а папа заодно поспит в домашнем уюте. Уже под утро они заползают на второй этаж, звонят, а потом стучат. Крис надевает трусы и подходит к глазку, видит лысого пьяного Адольфа. Пытается выяснить, что ему надо, видимо, он не туда попал. Туда-туда, орёт Адольф и достаёт из кармана нож. Дубу мне зови! Вспарывает кишки старой дверной обивки. Рядом что-то кряхтит папа, мол, не надо портить дверь, но Крис его не видит. Он мчится к Кате и просит её вызвать милицию, потому что за дверью убийцы.
Наш район снова патрулирует отряд под предводительством мордатого. Тот очень удивляется, увидев Адольфа без милицейской формы. Мордатый предлагает Адольфу идти
