домой от проблем подальше. Здесь мы прощаемся с Адольфом, его мы больше не увидим. Мордатый загребает папу в участок, нечего мирным людям двери портить. Папа пытается сказать, что это его дом, он пришёл поспать. Мордатый говорит, мол, поспишь в РОВД, а потом разберёмся, где твой дом.
В камере, куда приводят папу, сидит маленький кривой мужичок. Как только дверь за папой закрывается, тот подбегает, протягивает руку и представляется:
– Митяй!
– Саша, – отвечает папа и ложится.
29
Крис и Катя слишком взволнованы, чтобы спать дальше. Катя от стресса захотела есть, Крис захотел кофе.
– Давай съездим в «Макдо», дарлинг, – предлагает Катя.
Крис не против.
Они выходят из подъезда и не могут поверить своим глазам: машины нет. Там, где они её оставили, стоит какой-то синий «запорожец». Они обходят весь двор, выходят на улицу, но на тех местах, где могла бы стоять машина Криса, стоят другие машины или не стоит никаких. Нестерпимо поют птицы, рассеиваются тучи и восходит солнце, а граждан Евросоюза ничто не радует. Конечно, до «Макдональдса» можно дойти за 15 минут, но никто уже не думает ни о еде, ни о кофе.
30
Утром гражданка Петрова (вас ждёт колобок! – ну и дразнилки) обходит Дворец пионеров, прогуливается по лабиринту коридоров: тут поворот, тут закрыто, тут минотавр, тут опять закрыто, а это что такое? Открыто! Дверь в кружок Маевского открыта. «А может, взломана?!» – думает гражданка Петрова. Ага, вот здесь вчера лысый хулиган стоял, а здесь был синтезатор – где он? Преступление, кража.
А Шурик просыпается от того, что в подъезде начинают стучать двери. Он выходит на улицу, солнышко, птички, Серебрянка, остановка трамвая, эх, тройка! кто тебя выдумал? Куда несёшься ты? Якубова – Плеханова – Долгобродская – Козлова – Варвашени – Старовиленский тракт – Озеро. Шурика смаривает. Его лицо прислоняется к окну, тройка дребезжит, на лбу будет синяк.
Гражданка Петрова разговаривает с милиционером. Это опять Мордатый. Его молодые приспешники стоят чуть поодаль, записывают. Пропал синтезатор, Маевский выключил свет, хулиганы. Кого подозреваете? Звонят Маевскому – нет дома. Так-так-так, разберёмся. Гражданка Петрова сдаёт смену. Мордатый берёт её под руку и провожает к трамваю. Птица-тройка. Вот он! Прислонившись к окну на Мордатого, на его приспешников, на гражданку Петрову смотрит спящий Шурик. «Его подозреваю!» – волнуется гражданка. Двери закрываются, и трамвай отчаливает в направлении РОВД. Мордатый бросает гражданку Петрову и бежит с приспешниками за тройкой прямо по трамвайным путям. «Прыпынак Веры Слуцкай», – скажет когда-нибудь на этом месте голос ведущего радио «Культура», милиционеры забегают в вагон, Мордатый трясёт Шурика за плечо. «Оплачиваем за проезд», – думает Шурик спросонья.
Ага, старый знакомый, говорит Мордатый, бульвар Шевченко, да? Где ночевал? На лестнице, отвечает Шурик. Знакомый за котом убежал, я остался. Лысый? Кто лысый? Знакомый твой? Да. Ну всё, ты приехал. Канцавы прыпынак – Возера. Куда? Пошли-пошли, тут недалеко уже. И тащат Шурика в РОВД.
– Митяй! – подбегает мужичок в камере.
– Саша, – здоровается Шурик.
– А здесь уже есть один Саша, – говорит Митяй, показывая на койку.
– Папа?
31
Пустой трамвай развернулся на кольце под названием «Возера», постоял на светофоре у РОВД, забрал сонных пассажиров на Веры Слуцкай, поплёлся Старым Виленским трактом мимо магазина «Лакилакикраски», мимо магазина фотохимреактивов, проявителей, закрепителей, фиксажей кислых, плёнок «Свема» и «Тасма», фотоаппаратов «Смена» и «Агат», нет-нет, привиделось, это раньше, сейчас там мебель, потом будут продукты, накорми всю Сторожовку из пяти магазинов. У Дворца пионеров тройка подобрала гражданку Петрову, давно уж ждёт её колобок, молчит себе, и не скажешь, что преступление раскрыла, смотрит на синагогу на Даумана и не знает себе, что это главная синагога, как она вообще может понять, что это синагога? Откуда ей помнить, что под трамвайными путями течёт Переспа и впадает в Свислочь сточным каналом? А вот с церковью всё понятно, вот вам крест, Марии Магдалины, какой архив? А булочками почему пахнет? Молодёжный театр, какой «Спартак»? Деконструкция и деградация, белорусская республиканская демиургия, постоянный ресторан, сказочный замок, ночной магазин, Белая вежа, завод на горизонте, трамвайно-троллейбусное депо, красненькое, обелиск из луксора со звездой героя, океан, облицованный чешуёй жестяной рыбы – нет, не могли бы, не хотим будить гражданку. Трамвай гремит на кольце имени Самуила Хаимовича Змитрака Плавника-Бядули.
32
Лёха проснулся от звука трамвая. Окно незнакомой ему комнаты выходило на трамвайную развилку: туда – вокзал, сюда – Серебрянка. Лёха видел магазин «Океан», троллейбусное депо, а за ним завод «Горизонт». Левее из строительных лесов торчала звезда города-героя. Лёха оделся и пошёл изучать квартиру.
Коридор как коридор, вот тубзик, бачок теряется где-то под потолком, к нему тянется шнур. На полу старая плитка, терракотовая и белая, можно играть в шахматы. Ванну он нашёл на кухне, можно мыться и смотреть на город. Лёха включил воду и попил из-под крана.
Слышно было, как открылась дверь, кто-то вошёл в квартиру. Лёха сел за стол и стал ждать. Вошла Катся.
– Ну что, выспался?
Кате пришлось рассказать, что произошло прошлой ночью, Лёха помнил только остров и дождь. А помнит ли он, что они были в гостях у Криса?
– Кто?
– Ты и я.
– Вдвоём?
– Ну, ещё эта была, из Литвы.
– А Шурик, Вадич, Пашка? Остальные?
– Они вели тебя домой, мы встретились во дворе. Твои друзья сказали, что ты перебрал, но вообще ты не выглядел пьяным. Ты сказал, что дойдёшь сам, только вот покуришь, и попросил у меня сигарету.
– Ясно.
– Твои друзья ушли, а я подумала, что не хочу идти в гости одна. Мы пошли вместе.
– А дальше что?
– Дальше Крис зажёг свечи, нарезал сыр и налил вина. Наложил им пельменей. Всё как обычно. Разговор был такой, будто Лёхи и литовской Кати рядом не было. Крис решил вспомнить их свадебное путешествие и песни, что он тогда сочинил.
Лёха сказал, что Крис очень круто играет на гитаре, хотел бы он играть так же. Крис не обратил внимания на эти слова, хоть Катя и перевела их.
Когда песни слишком затянулись, Катя решила узнать, когда они собираются возвращаться в свой Евросоюз нерушимый.
– Дарлинг, ты же знаешь, что я приехал за тобой. Ты моя жена, я люблю тебя, мы должны быть вместе, тугеза, райт нау.
Тогда Катя сказала: всё, что было между нами, Крис, это не было любовью, а я хочу любви, понимаешь.
Это взбесило Криса.
