озадачить мироздание. Попросим пять тысяч, этого хватит и мне на босоножки, и тебе на что-нибудь.
– Какая же это куча – пять тысяч рублей? Очень мелкими купюрами, что ли? – выразил недовольство дружище, но настаивать на увеличении суммы не стал, поскольку речь шла всего лишь об эксперименте. – Хорошо, воображаем пятерку. Одной бумажкой. Три-четыре, начали!
Я вообразила пятитысячную купюру – красно-оранжевую, с изображением достопримечательностей города Хабаровска. Воображаемая денежная бумажка осенним листом падала с неба, кувыркаясь и поочередно показывая то лицевую сторону с памятником известному государственному деятелю графу Муравьеву-Амурскому, то оборотную – с изящным двухъярусным мостом. Я сосредоточилась, призывая дар небес лечь точно в ковшик моей протянутой ладони…
И тут зазвонил телефон. Я чертыхнулась, вытянула из кармана верещащий мобильник и раздраженно аллокнула в него.
– Люсь, привет, ты сейчас чем занимаешься? – спросил меня брат.
– Призываю деньги.
– И кару на голову того, кто этому помешал! – добавил Петрик, тоже очень сердитый.
– Так я не помешал, а наоборот! – непонятно чему обрадовался Эмма. – Люся, я тут подумал: не продать ли нам рояль?
– Какой еще рояль?
– Не еще, а уже! Тот, что мы нашли на свалке!
– Да кому он нужен? Без струн и части клавиш, в пятнах и со сломанной ногой… Это уже инструмент – бутафория…
– Ой, Люся, не скажи! – заспорил братец. – Какой-нибудь театр и от бутафорского рояля не откажется, немного подшаманить – и он прекрасно будет смотреться на сцене.
– И не забудьте о профессиональных фотографах! – встрепенулся Петрик. – Они же предлагают толстосумам пафосные фотосессии в дорогих интерьерах, так что с руками оторвут наш рояль!
– Наш? – чуточку скис Эмма в трубке. – То есть Петрик тоже претендует на долю? Тогда давайте определимся с ценой, я-то думал выставить рояль на «Авито» тысяч за пять…
Вжух! Я перенеслась в воображаемый мир и выхватила из воздуха красно-оранжевую купюру. Сработало!
– Минимум за семь пятьсот, – сказал Петрик, сделав наценку с учетом предстоящего дележа на троих.
А я подумала: странно, что Эмма не провернул эту коммерческую операцию в одиночку, – и проницательно спросила:
– Ты мне зачем позвонил? Тебе понадобились мое согласие и благословение?
– Мне понадобилась твоя помощь! Я сам не затащу эту гробину в именьице, придется и вам поработать грузчиками! Сможете подъехать поскорее? Я уже тут, на свалке, караулю наш рояль, чтобы его не свистнули. А то умных много…
– Жди, мы сейчас приедем! – пообещала я и, спрятав телефон, залпом допила остывший кофе.
Через полчаса мы с другом уже шагали по проселку, на ходу обсуждая варианты транспортировки инструмента в именьице. Я предлагала не выпендриваться и попросту перенести рояль на руках, а Петрик думал, что можно попробовать катить его, как тачку, на двух уцелевших ногах, оснащенных колесиками.
– Я погуглил: такой рояль, как наш, только целый, весит примерно триста кило, – рассуждал он, – а без начинки, я думаю, килограммов двести…
– Начинка! – Я остановилась и хлопнула себя по лбу.
– Комары? Уже? – встревожился Петрик и застегнул рубашку под горло.
– Не комары, – успокоила его я. – Просто я вспомнила про парня, который лежал в рояле. Ты не думаешь, что это из-за него за нами слежка?
– Не вижу серьезных оснований для подобного предположения. И слежки тоже не вижу! – Петрик демонстративно огляделся, покрутившись вокруг своей оси.
– Эй! Эй! Мы здесь! – Эмма на свалке, к которой мы уже приблизились, неправильно понял Петриково кружение и запрыгал, замахал руками, как Робинзон Крузо при виде паруса.
– Кто – мы? – уточнила я, подходя поближе. – В рояле еще кто-нибудь нашелся?
Мало ли что. Это ведь очень странный рояль. Может, он такой… рояль-самобранка. Как ни откроешь – там сюрприз.
– Я не проверял! – Эмма встревожился, приложился к роялю ухом, деликатно постучал костяшками пальцев и прислушался.
Я подергала крышку – она была все так же заколочена.
– В именьице посмотрим, в приватной обстановке, – решил за всех Петрик. – Ну-ка, беремся и пробуем эту гробину поднять… Ы-ы-ы… Нет, тяжеловато будет.
– А катить по дороге рояль не получится, у него ножки не достаточно широко расставлены, они не впишутся в колеи, – рассудила я.
– Вот потому-то я принес это! – Эмма указал на пестрое полотнище, брошенное к ногам рояля.
– Это же скатерть.
– Клеенчатая! То есть скользкая! И достаточно большая. – Братец засуетился, разворачивая просторную скатерть. – Теперь так: аккуратно, чтобы не уронить, переворачиваем инструмент, укладываем его крышкой вниз и тащим по травке к себе в именьице.
– Отличный план, – одобрила я.
– На раз – переворачиваем! На два – взяли! – командовал Эмма.
– Картина Репина «Бурлаки на Волге»! – поморщился Петрик, но тоже впрягся.
Скатерть оказалась прекрасным средством для транспортировки рояля! За четверть часа мы бодро, со свистом, переместились со свалки к именьицу. Там пришлось немного попыхтеть, потому что ворота уже сто лет не открывались и их створки снизу крепко оплели вьюнки. Но Эмма сбегал в сарайчик за тяпкой и лопатой, и мы справились – затащили скатерть с роялем во двор.
– Надо бы его перевернуть, – сказал эстет Петрик. – Сейчас у него вид не товарный.
Лежащий вверх ногами рояль на скатерке напоминал завидную добычу охотников – скажем, большого черного иберийского кабана. Даже очень большого. И весьма давно уже заваленного, а потому окоченевшего до деревянной твердости.
Мы перевернули его, поставив на ножки рядом с другим шедевром деревянного зодчества – будкой уличного туалета. Примчался Брэд Питт, залез под рояльное брюхо и радостно скалился оттуда, как типичный новосел.
– Если не продадим – оставим тут как оригинальную собачью конуру, – пошутила я.
Но уже через полчаса после того, как мы разместили на «Авито» предложение о продаже «старого концертного рояля, не подлежащего ремонту», объявился первый покупатель. Его встретил и принял Эмма – он по собственной инициативе взялся за новую для себя роль продажника. Мы с Петриком незаметно наблюдали за процессом с качельки в углу двора.
Мужчина в бейсболке с непроглядной трехдневной щетиной, приехавший на дорогом внедорожнике, из-за потрепанного внешнего вида инструмента вроде бы не смутился. Но сразу же попросил открыть крышку и, заглянув под нее (мы заранее позаботились вытащить гвозди), явно расстроился и от покупки отказался. Видно, все-таки надеялся, что инструмент можно будет починить и использовать по прямому назначению. А как его починишь, если невредимым остался только корпус?
Дождавшись, пока Эмма проводит несостоявшегося покупателя, мы сели пить чай с галетами, вареньем и тушенкой. У нас в именьице всегда есть стратегический запас готовых к употреблению продуктов длительного хранения – эту добрую традицию еще прабабушка Зина завела.
Ненасытный Эмма, слопав банку тушенки и вознамерившись перейти к десерту, принюхивался и оглядывался.
– Что ищешь? –
