составе очень специальных подразделений, потом имел дела с контрабандистами и таможенниками… Короче, у Караваева очень обширные и разнообразные связи.
И с некоторыми из своих добрых друзей под погонами он уже успел меня познакомить!
– А знаешь, что я сейчас сделаю? – Я открыла в телефоне список контактов. – Так, где он тут? Ага, вот! Я позвоню подполковнику Гусеву из ГУВД!
– Гусев, Гусев, – забормотал Петрик, безрадостно припоминая. – Это тот психованный качок с загорелой лысиной, с которым Мишель на охоту ходил? Они еще приперли целый мешок вонючих диких уток и ждали, что мы с тобой будем ощипывать и смолить их на нашей прелестной кухне?
– Он самый!
Гусев с его утками был совершенно незабываем. Когда Петрик собственной эпилированной грудью закрыл ему подступ к нашей газовой плите, подполковник хватался за отсутствующую кобуру с пистолетом, крича: «Уберите этого голубя, пока я и его не пристрелил!» Караваев тогда кое-как разрулил ситуацию, уговорив всех переместиться в именьице, чтобы обработать и зажарить их с подполковником добычу уже там. Утки, запеченные на углях, были очень даже недурны…
Я позвонила Гусеву на мобильный и, дождавшись бравого «Гусев, слушаю!», сказала:
– Здравствуйте, товарищ подполковник!
– А почему товарищ? Бери выше – друг! – весело загудел в трубке низкий голос. – Подруга моего кореша – моя подруга! И что ты выкаешь мне, Люсенька, когда мы с тобой, считай, уже пуд соли съели!
Да, уток я тогда пересолила, это правда. Но их все равно сожрали полностью, даже косточек не осталось. С нами же Брэд Питт был…
– Я, Вася, с просьбой звоню, – сказала я, перейдя на «ты» и дружески непринужденный тон. – Мне очень нужно знать подробности смерти одной гражданки, Ольги Петровны Афанасьевой. Она едва успела записаться в наш женский клуб – и вдруг погибла, утонув в парковом пруду.
– Ну а тебе-то что с того?
– Так ведь она была одна из нас! Из клуба «Дорис»!
– А это что, как боевое братство? – Гусев недоверчиво хохотнул.
– Вот-вот, совсем как братство, только сестринство! Узнай подробности, а? Я на тайны следствия не покушаюсь, но что можно…
– Лады, копну. Мишане привет передавай. – Подполковник отключился.
– Узнает что-нибудь? – спросил Петрик.
– Будем надеяться.
Мы оделись, собрались, вернулись в именьице и успели как раз вовремя.
У распахнутых настежь ворот стоял фургон, в который два парня в рабочих комбинезонах грузили наш бутафорский рояль. За процессом присматривала строгая дама, похожая на цаплю – длинная и худая, вся в фирменном голубом дениме. Рядом с ней стоял, засунув руки в карманы и покачиваясь с пятки на носок, довольный Эмма.
– Ух ты! Это же Каргопольцева! – Петрик узнал даму. – Она известный ландшафтник, вела у нас семинар в Академии Флористики и Дизайна.
Мы подошли. Я – просто вежливо поздороваться, Петрик – сердечно приветствовать свою бывшую преподавательницу. Заодно поинтересовались тем, какое будущее ждет наш рояль.
– Блестящее, – уверенно напророчила Каргопольцева. – Мы отреставрируем корпус, заменим сломанную ножку и используем эту фактурную конструкцию для композиции из живых растений в зимнем саду. Получится очень органичный переход из оранжереи в музыкальный салон. Я только еще не придумала, что делать с клавиатурой…
– Уберите клавиши и посадите там низкую газонную травку или мох, – посоветовал Петрик.
– Неплохая идея. – Каргопольцева благосклонно улыбнулась своему бывшему студенту. – А вы, Петя, нынче чем занимаетесь? Работаете или в поиске?
Они заговорили на профессиональные темы, и мы с Эммой отошли в сторонку, чтобы не мешать.
– Семь пятьсот? – негромко спросила я брата, по его довольной физиономии догадавшись, что Каргопольцева за рояль уже расплатилась.
– Бери выше – девять! – порадовал меня братец. – Я поднял цену, когда увидел, сколько просмотров получило наше объявление за первый же час. Ты удивишься, но, оказывается, рынок подержанных роялей весьма перспективен.
– Ну, хоть какие-то хорошие новости.
Мы проводили Каргопольцеву с ее фургоном, честно поделили добычу и тут же скинулись, чтобы заказать пиццу и роллы с доставкой.
Возвращаться в город мы не захотели, решили заночевать в именьице – уж очень там было хорошо в гибридную весенне-летнюю пору.
Друг и товарищ подполковник Гусев позвонил мне без четверти восемь. И это воскресным утром! Когда вся страна в едином порыве давит ухом подушку!
– Ммм?
– Ты еще спишь, что ли? Так просыпайся и слушай, что у меня таки есть тебе рассказать, – сказал полковник с интонациями одесского еврея, чем-то очень довольного. – Я дико извиняюсь, если рано, но меня срочно вызвали в управление, а там я закручусь, замотаюсь и обо всем позабуду. Насчет утопленницы вашей…
– Молчите, поручик! Пусть Люся сначала включит громкую связь! – из-за занавески, отделяющей мой спальный закуток, высунулась голова чуткого Петрика.
– Это кто там? Голубь наш? – Голос в трубке посуровел. – Шлепни-ка его!
– За что?! – неприятно удивился Петрик.
– У меня нет пистолета, – пробормотала я, зевнув.
– Рукой шлепни! – потребовал подполковник.
– По попе? – удивление Петрика перестало быть неприятным.
– По губам! Чтобы гадости не говорил! «Поручик» – воинское звание младшего офицерского состава, соответствующее нашему лейтенанту, а мне полковника вот-вот должны дать! Тьфу ты, так и сглазить можно! – заволновался Гусев. – Короче, я чего хотел сказать… Отбой воздушной тревоги, расслабьтесь, все в порядке с этой вашей Афанасьевой…
– Как – в порядке? Она же утонула!
– Вот именно! Вердикт следствия – несчастный случай. Ну, или суицид, это тоже не исключено, но не убийство. Картина такая: гражданочка то ли прыгнула, то ли случайно упала в озеро, а его уже сто лет не чистили, и там на дне полно древесного мусора. Афанасьева ушла под воду, зацепилась пышным платьем за корягу, вынырнуть не смогла – и все, финита! Она ведь еще и пьяненькая была, так что ничего удивительного…
– И что, никто этого не увидел? – не поверила я. – Там, возле озера, всегда полно гуляющих! Родители с детками, бабушки с кормом для птичек…
– Рыбаки с удочками, подростки со спиртным, влюбленные с мечтами об интиме, все верно, есть такие категории мирных граждан, – охотно согласился подполковник. – Вот только гуляют они с другой стороны, где обустроенная набережная. А Афанасьеву вашу понесло на дальний бережок, где птичьи домики. Там не асфальт, а густая трава, и она вечно сырая и скользкая, потому что по ней гуси-лебеди мокрыми лапами ходят туда-сюда-обратно.
– Это под ивушками? – сунулся к трубке Петрик. – Я знаю то место, там та-ак романтично, уединенно, как в зеленом шатре, просто идеальное место для первого поцелуя!
– И для последнего заплыва тоже, – сказал Гусев. – Никто и не увидел, как Афанасьева того…
– А может, это ее того? – еще сомневалась я. – Раз место такое уединенное, может, ее специально туда доставили для мокрого дела?
– Никто ее не
