– Какой натюрморт? Ты, рисовальщик! – взвился возмущенный Вовка.
– Ха-ха-ха! Потому что ты Чекушка! – со смехом толкнул его животом Гоша.
– Что за смех?! – раздался чей-то твердый голос, и все дружно обернулись.
– О, Сема пришел!
– Американец!
– Проходи!
– Водку принес?
Сема прошел к столу и выставил из большой спортивной сумки литровую бутыль дорогущей водки.
– Принес! Во какая! Здорово, мужики!
Сема был истинный красавец – высокий, черноволосый, мускулистый, сорокалетний атлет с лицом голливудского героя. Прозвище имел Американец, потому что в бурные девяностые умудрился оказаться в Штатах и там по стандартному контракту работал на строительстве небоскреба сварщиком. Эпопея в Америке ничего, кроме насмешек и двусмысленных вопросов о сексуальных контактах с афроамериканками, юноше не принесла. Ему до сих пор приходилось давать подробный отчет жаждущим правды россиянам.
Ополовинив емкости с алкоголем и поглотив Вовкину закуску, сборище уже не говорило о предстоящей работе в квартире, а обсуждало отвлеченные вопросы. Геннадий слушал с упоением – о ворах и отце не думалось, было только вот это – общение с бывалыми мужчинами, в чем-то неудачниками, но в чем-то очень сильными… «Как в армии! – подумал он. – Все разные, и все вместе!»
– Я, вообще, не люблю, когда в мужской компании про секс с женами рассказывают! – говорил Сема Американец. Ну, ладно, про случайные связи – для смеха. А так… Не понимаю. Наш Снегирев Федор Палыч, ну, поняли, о ком я…
– Я же с детства знаю его жену – Лидию Арнольдовну. Все же ее знаете? Такая суровая леди, представительная. А тут Федор Палыч в подробностях описывает это великолепие… Нехорошо как-то!
У всех уже заплетались языки. Алкоголь вершил свое страшное дело по полной программе.
Через некоторое время, окончив распитие, все расположились, в том числе и Геннадий, где пришлось – на полу, по углам… Послышался громкий храп.
Геннадий был, как в бреду. Он и спал, и не спал. И вдруг сквозь похмелье услышал откуда-то издалека надвигающиеся голоса.
Скрипнула входная дверь – и голос Ирины проговорил:
– Сейчас, Леночка, посмотришь нашу новую квартиру. Странно, что Геннадий еще здесь. Я думала, он давно на службе…
– У вас на первом этаже? – Геннадий узнал голос своей помощницы Каузиной. Ишь, потеряли его, незаменимого, Ленку прислали.
– Да, на первом. Очень удобно. Плохо, конечно, что балкона нет… – И Ирина онемела при виде того, что предстало ее глазам. Придя в себя через пару минут, она изрекла голосом Зевса Громовержца:
– Что здесь происходит?
Геннадий смог только поднять голову, секунду смотрел на плавающие пятна, одно из которых было женой, а другое верной помощницей, и, больно ударившись затылком, снова уронил ее на пол, проговорив заплетающимся языком:
– Пришел Апатия! Потом все напились.
Ирина удивленно посмотрела на свою спутницу, а Каузина категорически заявила:
– Вы говорите неправильно, Геннадий Андреевич. Апатия – не пришел, а пришла. Мое второе высшее образование – филологическое. Пришла. Апатия – женского рода.
– Я не женского рода! – взревел Серега, пытаясь сесть, но тут же рухнул обратно и громко захрапел.
– Лена, один из них мой муж? – обращаясь к Каузиной, спросила Ирина.
Андрей Андреевич обедал на кухне. Он обкусал копченую куриную ножку, налил в прозрачную чашку кипятка, закрасил его растворимым кофе и стал пить вприкуску с рафинированным сахаром и мягкой булочкой, макая ее в пластиковый стаканчик со сливками.
В дверь позвонили. Андрей Андреевич вытер льняной салфеткой рот и пошел открывать.
На пороге стояла заплаканная Машка.
– Ты что? – удивился Андрей Андреевич.
Машка сердито потеснила его и бросила на тумбочку для обуви свою спортивную сумку.
– Из дому сбежала. Не говори отцу, что я здесь.
– А что твой Самсонов? – Андрей Андреевич ничего не понимал.
– Он от меня отказался.
– Как?!
– Так. Послал подальше.
– А ребенок?
– Да отстаньте вы все от меня! – вдруг заголосила Машка, всплеснула руками и ушла в комнату. Упав на диван, уткнулась в подушку, продолжая рыдать.
Андрей Андреевич стоял над ней и не знал, что делать.
– Успокойся, Маша. Что все-таки случилось?
Машка сердито посмотрела на него, высморкалась и села, размазывая по щекам потекшую тушь.
– Самсонов передумал жениться, отец велел идти на аборт. Пьяный сегодня! Орал, как бешеный!
– Аборт? Он с ума сошел! Прерывать первую беременность очень опасно!
– А кому я буду нужна с ребенком?! – визгливо вскрикнула Машка.
– Только не кричи. Попей водички. – Андрей Андреевич налил из графина воды в стакан, подал внучке. – Кушать хочешь?
– Не хочу.
– И что? – подсел он на диван рядом с внучкой.
– Сбежала из дома. Как он смеет приказывать мне! Это моя жизнь, мой ребенок и я сама решу, как поступить!
– Что же ты решила?
– Не знаю, – опять заревела Машка.
Андрей Андреевич был ошарашен услышанным. Ее жизнь. Сразу понятно – связалась с козлом! От Самсонова доброго ожидать – себя подставлять. Вот Машка и влетела.
– Внуча, ты не спеши. Может, еще помиритесь со своим поэтом?
– Не хочу, – перестав плакать и глядя куда-то в сторону, потерянно отозвалась Машка. – Ненавижу его!
– Ага… Ну, ничего. Ты, главное, успокойся. Будем думать. Правильно?
Вздохнув, Маша кивнула головой.
– Вот и отлично. – Андрей Андреевич прижал ее к себе, улыбнулся, понюхал ее волосы. Уже совсем взрослая, и пахнет по-взрослому – будущая мать. Время летит. Маша, Маша – вместо мозгов каша…
Жара так и не уходила, хотя было четыре утра. Рассвет чуть позолотил край горизонта, а мухи уже затеяли свои веселые игры. Из-за них Геннадий смог проспать только до шести, больше не выдержал. Поднял голову от подушки, с пола посмотрел на диван, на котором спала Ирина (пьяного с собой рядом не положила). Еще он вчера накричал на Машку. Пьяный дурак! Что, спас алкоголь от проблем? Новых только добавил. Вот куда она вчера умчалась?
«Я – больной гомункулюс», – ругнулся Геннадий, поднимаясь. В отравленном алкоголем организме болело все. Абсолютно. Он прошел в кухню, заварил себе кофе. То есть зарядил все необходимое в кофейную машину и ждал результата, а сам страдал. Мухи не отставали от него, даже намеревались залезть в рот, Геннадий отбивался как мог, размахивая перед собой руками и вспоминая детство, когда это было не просто неприятно, а очень больно!
Он ел малину на дедовской даче. А что еще делать на даче у деда в десять лет? Поглощать! Клубнику, малину, все виды смородины и крыжовника, сливу, жимолость, черешню и вишню, яблоки (это обязательно!), еще морковку (чтобы расти!), свежие огурчики, лучок, укропчик… Обязательно надо купаться в баке для воды и в бочках, где полно плавунцов и каких-то суетящихся червячков. Разжигать костры, ломать ветки у плодовых деревьев и кустарников, топтать грядки…
После всех дачных подвигов, затопив во дворе печь на вишневых ветках и поставив кипятиться чайник, юный Гена решил попробовать малинки. А она тогда была еще не спелая – на сто зеленых ягод одна-две чуть покрасневшие. Но разве это препятствие для десятилетнего пацана!
Он присел в малиннике и, не обращая ни на что внимания, принялся поедать белые и розоватые плоды. На одной из ягод сидел зеленый толстый плодовый клещ – его-то Гена вместе с малиной пропихнул в рот и раскусил. Клещ в последнем порыве гнева укусил Геннадия в язык.
Гена не заплакал – он выплюнул клеща и ходил с раздутым опухшим языком до вечера. Когда действие яда прекратилось, язык сдулся до нормального размера, и малину можно было есть снова.
Дед дважды звал Гену:
– Внучок! Генка! Ты где?
– Здесь!
– Где?
– В малине!
– Уже не видно ничего! Зеленую есть будешь? Завтра, внуча, наешься!
– Еще видать!
Только в глубокой тьме Гена унялся и пришел в домик. Укушенный язык ныл, и он все время трогал его пальцем.
Тогда, впервые, Гена понял, что в рот лишнего запихивать не следует.
Второй раз случилось еще более ужасное, но без физических последствий. Последствия были психологические – Гена по нескольку раз в год вспоминал этот случай и переживал его раз за разом…
Ему было одиннадцать, жил он у деда с бабкой, а замечательные родители осваивали северные просторы Якутии, на предмет укрепления экономического потенциала Родины и пополнения семейного бюджета «длинными» рублями – тогда это так называлось. Родители приехали в отпуск. Отец ходил по городу, как Крез. Гена думал, что все так и живут в Стране Советов.
Отец заходил в овощной магазин и указывал пальцем на виноград:
– Ящик!
На черешню:
– Ящик!
Дед вообще арбузы машинами привозил. Килограмм – пять копеек.
Геннадий до сих пор помнил, что тогда было настоящее Счастье.
Геннадий очнулся – странно, что детство вспомнилось.
