Где сия сопка располагается на карте, я, естественно, не знаю, и мы вдвоем минуты полторы дружно водим пальцами по мокрому целлулоиду.
— Да вот же она! — наконец восклицает танкист, все же отыскав пункт своего назначения.
— А-а-а, вот где она, Песчаная-то, — бойко стучу я по карте, отмечая наше местоположение.
— У-у, черт, — танкист явно недоволен, — куда мы заперлись-то!
— Не так уж и далеко, — возражаю я. — Надо спуститься к ручью и километра три двигаться вдоль него. Потом взять немного правее, перевалить через бугор с березовой рощей…
— Эй, здорово, — приветственно машет танкист подбежавшему командиру нашего взвода, — это твой, что ли, солдатик?
— Лейтенант Свирко, — козыряет тот, выжидательно глядя на незваного пришельца.
— Майор Преображенский, — кивает тот в ответ.
Я деликатно делаю два шага в сторону.
— Ты куда? — сразу спохватывается Преображенский, делая ловящее движение рукой. Лейтенант, — поворачивается он к Свирко, — одолжи-ка мне этого бойца в порядке боевого взаимодействия. А то мы сослепу затесались к вам в этакой круговерти, а должны были выйти совсем в другой район.
Свирко (он в нашем полку совсем недавно) с сомнением смотрит на меня, не зная, как следует поступать в данном случае.
— Знаешь, куда надо провести танковую колонну? — спрашивает он наконец, с сомнением глядя мне прямо в глаза.
— В принципе, да, — киваю я. — Мы там летом камни для строительства шестой кочегарки добывали. Только туда-то я, конечно, попаду быстро, а вернуться обратно смогу только к обеду. Вы точно здесь к тому моменту будете?
В моем голосе звучит искренняя забота о спокойствии непосредственного начальника.
— Не знаю, — неуверенно пожимает тот плечами, — учения окружные, вводные могут последовать любые. А знаешь что, — озаряется он счастливой догадкой, — ты прямо оттуда шуруй в часть. Доложешь старшине, что выполнял по моему приказу особое задание. Пусть он тебе найдет работу в казарме, до нашего возвращения.
— Как же, — недовольно бурчу я, взбираясь на мокрую и скользкую танковую броню, — разбежался. Как лазутчик буду таиться, лишь бы Фомин меня не заметил. А то он, дьявол желтоглазый, быстро найдет работу, какая погрязнее. У него ума на это хватит.
И вот я на башне. Мне незамедлительно вручается большой разводной ключ, с помощью которого я должен подавать сигналы механику головного танка. Один удар — поворот направо. Два удара налево. Дробь — стоп. Тем временем люк захлопывается, и танк судорожно дергается вперед. Чтобы не свалиться с него, я нервно хватаюсь за фару. Ключ тут же выскальзывает у меня из пальцев и мгновенно исчезает в глубоком снегу. Едем вперед. Едем явно не туда. Но сигналить мне уже нечем. Черт подери! Стучу по металлу каблуком — куда там. Сам ничего не слышу. К счастью, вовремя вспоминаю про праздно болтающийся за спиной карабин. Срываю его с плеча и с размаху бросаю прикладом вниз. Блям-ц, и смрадно воняющая громада танка послушно поворачивает чуть правее. Еще удар и еще поворот.
— Ура, — задорно воплю я, радостно потрясая в воздухе карабином, — вперед, стальная гвардия!
Чтобы лучше видеть движение колонны, я приподнимаюсь со своего монументального насеста и с интересом оглядываюсь назад. Оглядываюсь, и мой восторг гаснет. За исключением командирского Т-55, все остальные машины представляют собой древние Т-34, завезенные на Камчатку едва ли не после разгрома Квантунской армии императорской Японии. Бренча всем, что может бренчать, устаревшие железные жуки гуськом спустились в заросшую кустами лощинку и, уверенно попирая их гусеницами, поползли в направлении Покатой. Слава Богу, добраться до нее нам удалось без особых проблем. С башни я не свалился, и ни одна машина от колонны не отбилась. Понаблюдав некоторое время за танковыми игрищами, направляюсь в сторону шоссе. К счастью, мне удается быстро набрести на проселочную дорогу, которая здорово укорачивает обратный путь. Вот и родная часть. Вхожу в помещение КПП. Около чахло дымящей печки, прямо на полу сидит дизелист по фамилии Питерцев, охотнее отзывающийся на кличку «Питерсон». Он с недовольной миной тычет кочергой в спекшийся, плохо горящий уголь и приглушенным голосом мурлычет какой-то популярный мотивчик. Услышав скрип двери, поворачивается ко мне:
— А-а, привет! Ты с учений, что ли, удрал, что такой мокрый заявился?
— Да нет, не удрал, просто случай помог оттуда сдернуть. Заблудившихся танкистов выручал.
Присаживаюсь рядом с печкой и протягиваю к огню окоченевшие на ветру кисти рук. Со стоящего рядом с печкой карабина на пол капают мутные капли, и от нечего делать я провожаю их взглядом.
— Долго собираешься здесь сидеть? — не выдерживает затяжного молчания «Питерсон».
— Мешаю?
— Да нет. Но что ты такой смурной сегодня, не разговорчивый.
— Устал потому что. Сколько можно не спать? А тут как назло, не успеешь прикорнуть, как очередная заваруха приключается.
— А чего же в казарму не идешь?
— Светиться не хочу.
— Но и здесь тебе долго сидеть нельзя, — круглые глаза «Пита» смотрят на меня почти что с жалостью. — Точно, кто-нибудь из офицеров сейчас заявится, и будут потом тебя склонять по всем падежам.
— Скажу, что только пришел, — отмахиваюсь я от него.
Мой ответ несколько успокаивает собеседника, и его желание поболтать разом иссякает.
Но определенное беспокойство в моей душе он породил. «Да, — думал я, — хоть и не хочется, но придется в роту идти. А то вроде как саботаж с моей стороны получится. Интересно, где другие отсиживаются при подобных обстоятельствах? Тоже, наверное, от старшин по кочегаркам хоронятся? А может, в других ротах старшины почеловечнее будут? Понимают, что мы не железные. Ладно, — достигаю я сам с собой компромисса, — дождусь обеда и пойду. Раньше никак нельзя идти. Наткнусь на Фомина, и он меня точно в какую-нибудь дыру пристроит. Нет, нет, жду еще полчасика и потихонечку ползу в роту. А собственно, зачем мне здесь-то сидеть, — вдруг приходит мне в голову спасительная мысль, — а не пойти ли мне сейчас на командный пункт? А что такого? Скажу, что вышел случайно, заблудившись в снегопаде. Там и посижу. Обсохну, да к тому же и последние новости узнаю».
Окольными тропами, иногда по пояс в снегу, добираюсь до командного пункта. Мокрую шинель, шапку и карабин прячу в кочегарке, за исходящей жаром печкой. Вытираю вспотевшее лицо свежим снегом и смело захожу внутрь здания. Чем-то озабоченно пишущий за столом сержант Савотин даже не поднимает на меня глаза, поскольку видом своим я ни на йоту не отличаюсь от снующих вокруг сослуживцев. В общем зале мне толочься совершенно не с руки, направляюсь прямехонько в комнату технической разведгруппы. Благо, они занимают отдельную комнату. Осторожно оттягиваю дверь на себя и заглядываю в образовавшуюся щель. Предосторожность не лишняя — в комнате вполне может оказаться кто-либо из офицеров или моих явных недругов. И с теми, и с другими мне сталкиваться просто неохота. Но, к счастью, вижу только Валерия Артименко, сидящего за столом в самой грустной позе у раскрытого оперативного журнала. Поскольку никакой опасности нет, смело проскальзываю внутрь. Олег поднимает голову, и лицо его озаряется радушной улыбкой.
— А-а, Саня, — восклицает он, — какими судьбами?
— С учений повезло удрать, — пожимаю ему руку. — Танкисты, заблудившиеся, на нас случайно напоролись. Вот я и вызвался их проводить до Покатой сопки. А там огородами, огородами…
— Это где мы камень долбили? — взъерошивает он свою фантастическую для армии шевелюру.
— Именно, — киваю я. — Чтобы в роте лишний раз не показываться, я сюда и прибежал.
Артименко вообще забавный парень. Самый миниатюрный из нас, он отличается совершенно неуемным темпераментом и постоянной готовностью на любую проказу и авантюру. Его скромные размеры тоже оценили в роте и используют иной раз довольно своеобразно. После особо сильных ночных метелей, когда входную дверь казармы заметает до половины и открыть ее изнутри становится совершенно невозможно, именно его, на пару с лопатой, выталкивают наружу сквозь узенькую форточку. На моей памяти он раз пять спасал роту из подобного снежного плена.
— Правильно сделал, — понимающе кивает он. — Тем более, мне тут такую задачку сейчас подкинули, без пол-литры не разберешься.
Присаживаюсь к столу, и он, с озабоченным видом тыча пальцем в страницы журнала, начинает излагать суть проблемы.
Приходил полчаса назад Воробьев Михал Саныч, и двадцать минут парил мне уши насчет того, что давно пора отыскать еще одну частоту «Джанапа». «Что за фигня! — кричал на меня, будто я один во всем виноват. — Совсем мышей ловить перестали! Такую, прости, Господи, малость, а сделать не можете!» Я ему: — «Какая же это малость, товарищ майор? Это совсем даже и нелегкая задача. Вон сколько солдатских поколений над ней билось». Саня, будь другом, давай хоть план какой-нибудь набросаем на эту тему. Иначе заездят ведь ни за что ни про что!
