ДЖОН
Под ногами расстилался буро-зеленый ковер из палых листьев и сосновых игл, еще сырой после недавних дождей и чмокающий во время ходьбы. Вокруг стояли огромные голые дубы, высокие страж-деревья и целые полчища гвардейских сосен. На холме виднелась еще одна заброшенная башня, почти до самой вершины заросшая толстым зеленым мхом.
— Кто построил их все — какой-нибудь король? — спросила Игритт.
— Нет, простые люди, которые здесь жили.
— Куда же они все подевались?
— Умерли или ушли отсюда.
Земли Брандонова Дара обрабатывались несколько тысяч лет, но теперь в захиревшем Дозоре не стало рук, чтобы распахивать поля, разводить пчел и ухаживать за садами, и дикая природа отвоевывала назад возделанные угодья и человеческие жилища. Здесь, на Новом Даре, было прежде много деревень, чьи жители платили Дозору оброк или работали на него, но и они почти все опустели.
— Дураки же они были, что бросили такой замок, — сказала Игритт.
— Это всего лишь башня, и жил в ней какой-то мелкий лорд со своей семьей и немногими домочадцами. Во время набегов он зажигал сигнальный костер у себя на крыше. Винтерфеллские башни втрое выше, чем эта.
Игритт взглянула на Джона с явным недоверием.
— Как могут люди строить такие высокие здания без помощи великанов?
По легенде, великаны действительно помогали Брандону-Строителю возводить Винтерфелл, но Джону не хотелось упоминать об этом.
— Очень даже могут. В Старгороде есть башня, которая выше Стены. — Джон видел, что Игритт ему не верит. Вот если бы показать ей Винтерфелл… сорвать ей цветок в его теплицах, пригласить на пир в Великий Чертог, сводить ее к каменным королям на своих тронах. Они выкупались бы с ней в горячих прудах и предались любви под сердце-деревом, чтобы видели старые боги.
Заманчивая мечта, но Винтерфелл — не его дом, чтобы привозить туда кого-то. Замок принадлежит его брату, Королю Севера, а он всего лишь Сноу, а не Старк. Бастард, клятвопреступник и предатель.
— Мы могли бы потом вернуться и поселиться в этой башне. Хочешь, Джон Сноу? После?
После. Это слово пронзало его, как копье. После войны. После победы. После того, как одичалые проломят Стену.
Его лорд-отец говорил, что надо бы создать новых лордов и расселить их в заброшенных крепостях, чтобы они служили щитом против одичалых. Чтобы осуществить это, Дозору пришлось бы уступить значительную часть Дара, но дядя Бенджен полагал, что лорда-командующего можно будет уговорить, если новые лорды будут платить подати Черному Замку, а не Винтерфеллу. «Но с этим придется подождать до весны, — сказал лорд Эддард. — Людей даже землями и титулами не заманишь на Север, когда зима близко».
Если бы все пошло как задумано, будущей весной Джон мог бы занять одну из этих башен от имени своего лорда-отца. Но лорд Эддард мертв, его брат Бенджен пропал без вести, и щит, о котором они мечтали, никогда не будет выкован.
— Эта земля принадлежит Дозору, — сказал Джон.
Игритт сердито раздула ноздри.
— Но здесь никто не живет.
— Потому что ваши одичалые всех разогнали.
— Значит, здесь жили одни трусы. Если твоя земля тебе дорога, за нее надо сражаться.
— Может, им надоело сражаться. Надоело каждый раз запирать двери на ночь и бояться, как бы кто-нибудь вроде Гремучей Рубашки не выломал их и не увез твою жену. Надоело, что у них забирают весь урожай и все добро, какое есть. Проще уйти туда, где разбойники тебя не достанут. — Но если Стена падет, от разбойников на всем Севере не станет покоя.
— Ничего ты не знаешь, Джон Сноу. Крадут только дочерей, а не жен. И это вы воры, а не мы. Вы захапали себе весь мир и поставили Стену, чтобы отгородиться от вольного народа.
— Да ну? — Иногда Джон забывал, до чего она дикая, но Игритт ему быстро напоминала. — Как же это так получилось?
— Боги создали землю для всех людей, но потом пришли короли с коронами и стальными мечами и потребовали ее себе. Мои деревья, говорили они, — не ешьте с них яблок. Мой ручей — не ловите в нем рыбу. Моя земля, мой замок, моя дочь, уберите руки, не то я отрублю их, но если вы поклонитесь мне, я, может, и дам вам понюхать. Вы обзываете нас ворами, но вор хотя бы должен быть храбрым, умным и ловким, а поклонщик только и умеет, что кланяться.
— Харма и Мешок Костей приходят не за рыбой и яблоками. Они берут мечи и топоры, пряности, шелк и меха. Они хватают каждую монету и каждое колечко, какие им попадутся, бочки с вином летом и бочки с солониной зимой, а женщин забирают во всякое время и тащат все это за Стену.
— Ну и что? Пусть бы меня лучше украл сильный мужчина, чем отец отдал бы какому-нибудь слабаку.
— Хорошо тебе говорить. А если бы тот, кто тебя украл, был тебе противен?
— Если он сумел меня украсть, значит, он проворный, хитрый и храбрый, и сыновья от него родятся такие же. Почему он должен быть мне противен?
— Может, он никогда не моется, и от него разит, как от медведя.
— Тогда я спихнула бы его в ручей или водой бы окатила. Да от мужчин и не должно пахнуть цветами.
— Что в них плохого, в цветах?
— Ничего — для пчелки. Мне подавай вот это. — Рука Игритт метнулась к его ширинке, но Джон перехватил ее.
— А если бы мужчина, укравший тебя, пил горькую? Если бы он был жестоким? — Джон стиснул пальцы, чтобы до Игритт лучше дошло. — Если бы он тебя бил?
— Я бы перерезала ему глотку, пока он спал. Ты ничего не знаешь, Джон Сноу. — И она вывернулась от него, как угорь.
Он знал одно: она дикая душой и телом. Об этом легко забыть, когда они смеются или целуются, но потом кто-нибудь непременно говорит или делает то, что напоминает им о стене между их мирами.
— Либо женщина, либо нож — и то и другое мужчина иметь не может. Наши матери сызмальства учат этому дочек. — Игритт с вызовом тряхнула своей рыжей гривой. — И землей человек владеть не может, как не может владеть морем или небом. Твои поклонщики думают иначе, но Манс покажет вам, что вы ошибаетесь.
Красиво сказано, да только пустые это слова. Джон оглянулся, чтобы убедиться, что магнар их не слышит. Эррок, Чирей и Пеньковый Дан шли в нескольких ярдах за ними, но не обращали на них внимания. Чирей, как обычно, жаловался на свою задницу.
— Игритт, — сказал Джон вполголоса, — Мансу не выиграть эту войну.
— Ты ничего не знаешь, Джон Сноу. Ты еще не видел, как сражается вольный народ!
Одичалые дерутся как герои или как демоны, в зависимости от того, кто говорит, но кончается это всегда одним и тем же. Они дерутся с бесшабашной отвагой, и каждый сам себе голова.
— Я не сомневаюсь, что все вы храбрецы, но в битве дисциплина всегда берет верх над доблестью. Рано или поздно Манс потерпит поражение, как все Короли-за-Стеной до него. И когда это случится, ты умрешь. Вы все умрете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
