— Ну пересиль свою природную лень! В крайнем случае прикажи Пенелопе, — не унимался Костя.
— Пенелопа подзаряжается, и ты великолепно знаешь, что ей запрещено производить такие тонкие операции.
В дверях появилась Пенелопа, глаз ее вопросительно мигал, за ней тащился провод с вилкой.
— Вот видишь! — обрадовался Костя. — Верная служанка более чутка, чем хозяин дома. Пенелопа, выключи эту машину, наполненную шумом и одноклеточными организмами.
Глаз у Пенелопы замигал еще чаще.
Мне пришлось вмешаться, чтобы не мучить бедную Пенелопу. Я послал ее принести чаю. На этот раз она ничего не разбила и не расплескала.
Костя повернулся спиной к экрану и, поблагодарив робота, взял чашку. Прихлебывая чай, он говорил:
— А у нас выдался трудный денек. С раннего утра мы вместе с Павлом Мефодьевичем и целым отрядом дельфинов ходили к «атомным атоллам» в поисках новых мутантов и не нашли ничего стоящего внимания. Старик этому чрезвычайно обрадовался. Он сказал, что наши дела не так уж плохи, как кажется некоторым. У матушки-Земли неистребимый запас сил, что же касается отклонения от норм, то он в данном случае рассматривает их как эксперименты того все еще необъяснимого чуда, что мы зовем жизнью. Расфилософствовался и находился все время в очень хорошем, приподнято-мечтательном настроении. Что это — натренированная воля или он подчиняется программе? И какая работоспособность! Нет, я не мог бы так здорово играть роль выдающегося ученого и счастливого человека, зная, что начинен транзисторами.
На экране раскрывалась интимная жизнь клетки. Из хаоса молекул возникали гигантские шары. Раздуваясь, они трепетали от скрытых в них сил. Неожиданно оболочки шаров разлетались множеством брызг и опять зарождались из блестящих крохотных зернышек. Шел синтез белка…
— Ты забываешь о законах гостеприимства, — сонно сказал Костя. — У меня в глазах какая-то каша из амеб, протоплазмы, рибосом и свиноптицеящеров. Давай лучше послушаем бурю. Какой у диктора торжественный голос, как у жреца… Слышишь, как поет пассат. Наконец-то он оставил свой сентиментальный шепот. Ты посмотри, он хочет сорвать остров с мертвых якорей! Как, наверное, тогда испугались наши предки, если этот страх и уважение к стихиям до сих пор сохранились у нас в подсознании! Представляю, как посреди голых скал или в степи людей застигла буря. Ночь. Молнии вонзаются в землю, дробят и плавят камень, почва содрогается, льются холодные потоки. Можно умереть от ужаса. Все-таки люди все выстояли, превозмогли страх! Я представляю, как старший в роде, прикрытый шкурой пещерного медведя, стоя над упавшими ниц соплеменниками, грозил небу каменным топором. Мне кажется, никто еще не создал такого полотна, скульптуры, зрелищной ленты. А стоит! Помнишь, что сказал Павел Мефодьевич? «Все, что в вас — и ум, и сила, и умение отличать красоту от уродства, бороться и побеждать, — не ваше. Все — наследство предков, и вы, умножив, передадите его потомкам».
Я тоже перестал смотреть на экран. В самом деле то, что там происходило, стало казаться мне мелким, незначительным по сравнению с бурей, сотрясающей остров, и картиной, воскрешенной Костей.
Неожиданно на экране произошла заминка, исчезли буйствующие клетки. Несколько секунд экран померцал пустым голубым полем, затем на нем появились мама, дедушка, Катя.
Мы вскочили и бросились к экрану.
Мама виновато улыбалась.
Дедушка подозрительно рассматривал нас.
Сияющая Катя взмахнула рукой:
— Ив! Костя! Вчера показывали вашего поросенка-ящеренка. Какой он жалкий! Как вы могли убить его?
— Ты не видала его в воде! — нашелся задетый за живое Костя. — Он чуть не откусил Иву ногу.
— Такой маленький?
— Оптический обман. Посмотрела бы, как он ринулся на нас. Укол его хвоста смертелен. Вот погоди, я пришлю тебе цветную ленту. Ты увидишь — целое стадо свиноящеров среда кораллового леса. Не тот облезлый экземпляр.
— Правда? Даешь слово, Китодой?
— Клянусь плавниками Матильды!
Мама прервала:
— Катерина, не трещи, как съемочная камера, дай и нам вставить словечко. Ив, ты охотился на это ядовитое чудовище? Нет, нет, не оправдывайся! Диктор сказал, что оно убито гарпуном каменного века. Что могло произойти?.. — У мамы в глазах заблестели слезы.
В несколько мгновений она пережила возможные трагические последствия нашей встречи со свинорыбоящером. Мама — режиссер художественных лент, преимущественно героических. В дни моего отъезда она ставила фильм о первых исследователях Арктики и в результате подарила мне костюм с электрообогревом.
— Ив! Я введу это в сцену.
— В снежную балладу — тропических рыб?
— Ах, баллада! Она уже спета. Получился очень средний фильм.
Мама всегда так оценивает свою законченную работу и теряет к ней всякий интерес. Она вся уже в новых свершениях.
— У меня сейчас другое, нечто потрясающее: снимаю космическую экспедицию «Последний день на „Галатее“». Сколько пришлось им пережить! Трое погибло… Нет, теперь четверо. Радон гибнет в океане от этих ваших…
Мама самым подробнейшим образом стала разрабатывать сцену гибели героя в глубинах океана «Галатеи».
Дедушка слегка покашливал и нервно постукивал пальцами по подлокотникам своего удобного кресла.
Катя с Костей вполголоса вели интересный разговор. Костя, не жалея подробностей и красок, рассказывал о наших будничных занятиях.
Кате не хватало воздуха от переполнившего ее восторга. Сестра много унаследовала от мамы. Забыв обо всем на свете, она ловила каждое слово. Встретившись со мной взглядом, она всплеснула руками:
— Как здорово у вас там! Обязательно прилечу и заведу себе друга — примата моря. А у нас! Если бы вы знали, как у нас скверно! Сколько мы глотаем разных таблеток, принимаем уколы да еще мажемся мазями от проникновения этих лучей. У нас и противолучевая одежда, недавно все крыши домов и машин покрыли специальной краской. Заменили стекла в окнах и везде. — Катя перевела дух, покосилась на маму, рассказывающую трагический финал на «Галатее», и продолжала: — Мы почти не передвигаемся. Только мне одной удалось слетать к папе. Там тоже все защитное, но не такое надоедливое. Целую неделю мы жили так же, как и вы, первобытной жизнью. Только мы и природа! Спали прямо на болоте в плавающих вигвамах. Вокруг день и ночь кричат гуси, утки, лебеди. У одного лебедя гнездо было у самых дверей, и он пребольно кусался. Мы подсчитывали количество пернатых по папиному методу…
Дедушка крякнул и поманил меня пальцем:
— Ты просмотрел мою работу?
