Она чувствовала, что звереет. Сама не зная от чего. Всё безумно раздражало. И то, что он выполняет каждую её прихоть тоже.
— Ян! Ты знаешь, мне нельзя пить…
Он придвинул бокалы к себе. Оба. По очереди. И с вином и с шампанским. Пожал плечами и даже отпил из того, что был с вином.
— Эва, — с нажимом, но сдерживаясь начал он. — Если тебя хочется выпить шампанского, выпей. Если тебе хочется вина, пей вино. А если тебе нельзя, так и не пей. И не трепи мне нервы! Главное тебе самой определиться, чего ты хочешь!
— Господи… — простонала она и прикрыла лицо руками. — Мне хочется перебить всю посуду в этом зале. Как тогда, помнишь?
Чувствовала себя паршиво. Плохо и беспомощно.
— Помню, — он смягчился. — Но не нужно этого делать.
Она посмотрела шампанское. Решала некоторое время стоит ли пить его или нет. Ян не шевельнулся, и не двинул бокал в её сторону. Эва бросила эту идею. Смирилась с минеральной водой на оставшийся вечер.
— Эва, я бы сейчас сгрёб тебя и утащил в номер… и успокоил. Но тебе надо поесть. И всё-таки ещё выпить. Шампанское можно. И ничего страшного не будет, если ты выпьешь один бокал этого замечательного напитка. Тебе этого вполне хватит, а эффект тот же. Так что давай, ешь и пей. И дай мне спокойно это сделать. Иначе у меня тоже будет гормональный всплеск! А может быть даже сбой! И это гораздо хуже, — он подвинул ей шампанское.
Она со скукой и обречённостью вздохнула и взяла бокал. Покрутила его в руке, подняла вверх и проследила за поднимающимися вверх шипящими пузырьками.
— Ты гениальный муж… — почему-то язвительно проговорила она и отпила большой глоток.
— Пей, Эва. И желательно молча.
Глава 46
— Ну, вот… — сонно проговорила она.
— Что «ну, вот»? — он прижал её к себе.
— Ну, вот мы и дома, — еле слышно пробормотала она и не стала сопротивляться. Приникла, уютно устроившись у него на груди, а он пошевелил её, удобнее расположив, чтобы испытывать при этом наименьшую нагрузку на плечо и грудь. Сейчас раны беспокоили его гораздо меньше, и чувствовал он себя гораздо свободней, но всё же крайне редко ходил без бинта.
— Дома, Эва. Дома… — он поцеловал её в висок и заглянул в лицо.
С каким бы комфортом они не летели, полёт вымотал её. Она устала и плохо себя чувствовала. Так резко менялось её самочувствие, как и настроение тоже. Она была то бодра и весела, то валилась с ног; то общительна и мила, то рычала и была абсолютно раздражена. Она изменилась. Очень. Но по вполне понятным причинам. И может быть, если бы не такие бурные проявления её состояния, он бы ещё не осознал её беременность и не ощутил всю прелесть будущего отцовства. Но она уже изменилась и он очень остро ощущал почему. И в почти критических ситуациях напоминал себе о причине её такого поведения. Успокаивал себя, но чаще её. Эву перестал мучить токсикоз и она стала такой же активной, как и раньше, но в движениях её была какая-то плавность и сдержанность. Взгляд был словно направлен внутрь себя и наполнен таинственностью.
Она тихо вздохнула и он снова посмотрел на неё. Оторвал глаза от проплывающих мимо ярко освещённых зданий. Хорошо, что они прилетели в такое время: можно сразу лечь спать и не маяться. Не сомневался, что и от ужина она откажется. Да и самому есть не хотелось.
В кармане настойчиво завибрировал телефон. И Ян чуть не выругался вслух, когда увидел номер звонящего. Особенно в такое позднее время.
— Что? — сказал он тихо, чтобы не разбудить её.
— Я не мог тебе дозвониться.
— Я приеду завтра утром, — сразу сказал Ян. — Говорю же, приеду завтра утром, Джеф, — настойчиво говорил он, лишая абонента возможности почитать нотации. Джеферсон замучил его звонками, потому что он так и не сдал кровь на аллергены, как обещал.
Билли остановил машину возле дома на подъездной дорожке и Эва открыла глаза, почувствовав, что они приехали. Завозилась и села прямо.
— Теперь у меня все кости болят, — чуть не захныкала она.
— Сейчас пойдём отдыхать, потерпи.
Они выбрались из машины, а Билли уже вытаскивал чемоданы из багажника.
Она осмотрелась, будто с трудом понимала, где находилась. А может, так оно было. Первое время после сна соображала она с трудом.
— Я так крепко заснула, что даже и забыла, что мы прилетели в Майами, — она потёрла глаза и улыбнулась. — Привет, Симон. Ты чего не спишь в такой час? Петуньи свои караулишь?
— Привет, миссис Грант, — оскалился Симон в обворожительной улыбке.
— Можешь не просыпаться, — сказал Ян и приобняв её за талию повёл в дом. Эва зажмурилась, от яркого света, отбрасываемого фонарями, освещающими дорожку.
— Ты меня сразу в кровать отведёшь?
— Да, сразу и прямиком в кровать.
— Сегодня я даже не сопротивляюсь, — она позволила почти тащить себя в дом. — А с каких пор Симон стал нашим носильщиком? — заметила, что Симон идёт позади них с чемоданами.
— Можешь считать, что это мой бескорыстный вклад в становление вашей семьи, — не долго думая, откомментировал Симон.
— Оставь здесь, — сказал Ян и Симон поставил чемоданы у лестницы.
— Всё нормально? — спросил он.
— Да, всё хорошо. Спасибо, — кивнул Ян и стал подниматься по ступенькам.
Путь до спальни казался просто бесконечным. Она еле переставляла ноги, а хотелось закрыть глаза и перенестись туда в мгновение ока.
Не стала дожидаться, пока в спальне зажжётся свет. А Ян и не стал его включать. Щёлкнул выключатель в гардеробной, а падающего света из проёма двери хватило для того, чтобы обнаружить в огромной комнате кровать и упасть на неё ничком. Что и сделала Эва.
— Мне кажется, что сейчас я развалюсь на части, — простонала она и приподнялась на локтях.
Она ничуть не врала, потому что чувствовала себя отвратительно. Поясница ныла так, что любое движение отдавалось болью. И только в положении лёжа было хорошо и уютно. Ян вышел из гардеробной, и, как она могла судить, с выбором домашнего одеяния заморачиваться не стал. Вышел в трусах и футболке.
— Давай в душ и спать, — скомандовал он, зашёл в ванную и включил воду.
Сил сопротивляться не было. Ныть и жаловаться уже тоже. Она с трудом сползла с кровати. Посидела несколько секунд и встала. Поплелась в душ, но по пути он остановил её. Вернее зашёл с ней в ванную и остановил её там. Приподнял подбородок и заглянул в глаза.
— Плохо, да? — по глазам он понял, что самочувствие у неё совсем неважное. Они нездорово блестели, как от слёз — верный признак её плохого состояния. Эва только кивнула.
