— О чем спор? — поинтересовался Ян.
— Да так… — уклончиво ответил Лис.
— Нет! Ты скажи, скажи! — Селеста усердно пилила мясо на своей тарелке, как будто представляла не восхитительную запечённую свинину, а своего мужа.
— Я придумал имена для наших сыновей.
— Да? Какие? — почти в голос спросили Ян и Эва.
— Один Джордано, — довольно сообщил Лисандро и чуть придвинул свой бокал ближе к Яну, который разливал вино.
— Ну, это хорошее имя, — оценила Эва и отпила немного пряного напитка.
— А ты спроси его, как он второго хочет назвать! — Сел грозно посмотрела на Лиса. — Бруно! Это же надо до такого додуматься! Джордано и Бруно в честь Джордано Бруно!
Ян и Эва грохнулись от смеха, а вместе с ними и друзья. Эва успокоилась быстрее всех. Кашлянула и отпила воды, но губы всё ещё растягивались в улыбке.
— Ну, правда, Эва… Я так не хочу… Мне не нравится… — обиженно призналась Селеста.
Эва что-то шепнула на ухо Сел и та развеселилась, но старалась сдерживать смех.
Было видно, что Сел очень устала и неважно себя чувствует. Лисандро проводил свою беременную жену в комнату, которую они всегда занимали, когда гостили у Грантов. Чуть позже он вернулся на некоторое время к друзьям. Ещё часа полтора они провели в разговорах и обсуждениях, а потом Лисандро тоже поднялся в спальню.
Эва убрала со стола посуду и включила посудомоечную машину. Ян подошёл к ней сзади и прижал к себе, поцеловал в шею, в щеку. Некоторое время они просто стояли, обнявшись, отдыхая в объятьях друг друга.
— Что ты там сказала Сел? Я заметил, — прошептал он ей на ухо.
— Я сказала, что боюсь, если у нас родится вторая дочь, ты назовёшь её Мария в честь Кровавой Мэри, потому что Элизабет у нас уже есть.
Эва засмеялась и приникла к его груди. Обняла его за талию и слушала, как ровно и мощно бьётся его сердце. Ян обхватил её лицо руками и принялся целовать нежно и страстно, тепло и мягко. Целовал так же как любил её…
Как жил ей…
Для неё…
Теперь для них…
— Я люблю тебя.
Она улыбнулась.
— И я люблю тебя, — сказала и попыталась вывернуться, но он всё теснее прижимал её к себе.
— Прекрати, — неохотно запротестовала она. — Лизи ещё не спит.
— Ребёнок должен чувствовать любовь родителей.
— Чувствовать любовь, а не видеть, как ею занимаются, — упрекнула она. — Кстати, ты не хочешь посмотреть, чем занята твоя дочь? А то, что-то она подозрительно притихла. Я пока наведу тут порядок.
Он ушёл, но через несколько секунд вернулся и поманил Эву за собой.
Они на цыпочках прошли в гостиную и Эва замерла при виде открывшейся картины.
Лизи стояла, уперевшись одной рукой в стену. Рядом с ней валялась недоеденная шоколадная конфета. В её правой ручке был зажат чёрный маркер. И она усердно, стараясь и пыхтя, водила по цветам на фреске, закрашивая их черным цветом. Стержень маркера скользил по глянцевой поверхности, но она с завидным упорством продолжала свою работу, закусив нижнюю губу.
Услышав, что в комнате она не одна, Лизи вздрогнула от неожиданности и выронила маркер. Пару раз моргнула синими глазками, понимая, что её застукали на месте преступления. И было совершенно ясно, что эта проказа просто так ей с рук не сойдёт. Поняла, что отругают, но со слезами, может быть, не так сильно. Поэтому на глазах моментально выступили «прошенные» слёзы, а подбородок задрожал.
Эва громко вздохнула, а Ян расплылся в улыбке и довольно кивнул.
— Правильно, доченька, мне эти цветочки никогда не нравились.
