На эту сторону изложения Маркса особенно настойчиво указывал русский профессор Туган-Барановский, но он неправильно понял ее смысл.
Он продолжает развивать схемы Маркса, изменяет иногда различные их предпосылки, и тем не менее всегда оказывается, что равновесие сохраняется и при прогрессирующем накоплении. В схемах Маркса не остается места для каких бы то ни было нарушений равновесия, и из этого Туган-Барановский делает тот вывод, что эти нарушения, т. е. кризисы, представляют собой не необходимые, а лишь случайные явления, сопровождающие капиталистическое накопление; последнее, по его мнению, может беспрепятственно продолжаться, если только соблюдаются правильные пропорции в производстве.
Этот вывод, вызвавший в свое время оживленную дискуссию между русскими и немецкими марксистами, покоится на непонимании целей и значения марксовых схем. Задача последних заключается не в том, чтобы дать наглядное представление действительного процесса ка-питалистического накопления, а в том, чтобы показать, при каких условиях мыслимо, при капиталистическом накоплении, состояние равновесия между производством и потреблением и как определяется общественная потребность в средствах производства и в средствах протребления. Вычисления Туган-Барановского показывают только превосходство схем Маркса, но ни в коем случае не оправдывают его (Туган-Барановского) выводов. Ибо для изучения проблемы кризисов необходимо прежде всего поставить вопрос о том, как относится действительность капиталистического накопления к марксовым схемам равновесия, которые сами по себе только показывают возможность равновесия.
Но здесь возникает вопрос о причинах, благодаря которым сохраняются установленные Марксом пропорции. Само собой разумеется, что сами производители не имеют никакого представления о схемах Маркса и что они отнеслись бы с большим презрением ко всем этим педантичным теоретическим выкладкам, ибо они в них ничего не смыслят. Кто же регулирует в таком случае производство? Это — цены. Капиталистический товаропроизводитель как таковой знает только одну цель: он хочет получать такие цены, при которых его прибыль была бы возможно больше.
В условиях простого товарного производства, рассчитанного на определенных покупателей, т. е. в условиях, известных еще до сих пор деревенскому портному или сапожнику некоторых местностей, даже с переходом к работе на рынок производство легко могло регулироваться ценами.
Если одного какого-нибудь товара было произведено слишком много, то цены сейчас же падали; производство в таком случае сокращалось, и равновесие вскоре снова восстанавливалось. Иначе обстоит дело в условиях высокоразвитого капиталистического способа производства.
Здесь «рынок», т. е. общественная потребность, превратился в фактор, совершенно не поддающийся учету: устройство гигантских предприятий часто требует многих лет, в течение которых могут измениться все общественные отношения производства и потребления; кроме того существенное сокращение производства этих предприятий почти невозможно, тогда как их расширение сулит часто мимолетные большие барыши за счет более слабых конкурентов. Таким образом для отдельного производителя стало совершенно невозможным определить общественную потребность в доставленных им на рынок товарах. Здесь можно только строить предположения; над производством господствует самая разнузданная спекуляция.
Схемы Маркса показывают, как должно протекать капиталистическое производство, чтобы сохранилось равновесие; они показывают, как велики фактические размеры общественной потребности в различных продуктах.
Производство однако направляется только соображениями максимальной прибыли, но именно благодаря этому оно значительно отклоняется от общественной потребности. Выравнивание происходит время от времени насильственным путем в форме кризисов.
Профессор Туган-Барановский таким образом неправильно понял сущность марксовых схем, когда он полагал, что можно из них сделать тот вывод, что кризисы являются не необходимым, а только случайным явлением капиталистического накопления. Это недоразумение объясняется главным образом тем, что самому Марксу не пришлось развить свою теорию кризисов на основании данных им схем. Последнее тем более достойно сожаления, что именно соприкосновение с конкретным хозяйственным процессом наполнило бы его схемы реальным содержанием. Только в применении к практике теория может отстоять свое право на существование и развиваться. Но гораздо менее основательно, чем Туган-Барановский, поняла сущность, цель и значение анализа Маркса товарищ Роза Люксембург.
III. Постановка проблемы у Розы Люксембург
В первых шести главах своей книги автор дает изложение трактовки проблемы распределения годового общественного продукта, или, что то же, — процесса обращения всего общественного капитала у Кенэ, Смита и Маркса. Этот очерк, хотя и с некоторыми отступлениями, которых мы еще отчасти коснемся, тесно примыкает к анализу XVIII–XXI глав II тома «Капитала». В VI и VII главах она приводит упомянутые марксовы схемы расширенного воспроизводства и берется за их критику. В высказанных там положениях заключается суть выводов Р. Люксембург, характеризующих ее точку зрения. Эти выводы совершенно абстрактны, что заставляет критика, желающего на них остановиться, следовать по стопам автора.
Она утверждает, что у Маркса не видно, откуда берется тот постоянно возрастающий спрос, который лежит в основе прогрессирующего расширения производства в схемах Маркса.
Если этот упрек справедлив, то тем самым доказано, что все изложение Маркса неправильно, ибо цель его анализа, как мы уже видели, заключается в раскрытии тех законов, по которым происходит обращение различных стоимостей и продуктов, — законов, на основе которых производство и потребление поддерживаются в состоянии равновесия. Товарищ Люксембург подходит к анализу Маркса с резкой и даже высокомерной критикой, которую она подкрепляет различными восклицательными знаками (ср., напр., 93 стр. и сл. Такой же язвительной критикой отличаются в особенности главы 8 и 9).
В чем же заключаются аргументы, с которыми товарищ Люксембург выступает против Маркса?
«Он (постоянно возрастающий спрос) никак не может исходить от капиталистов I и II (подразделений средств производства и средств потребления), т. е. от их личного потребления. На самом деле накопление состоит как раз в том, что капиталисты часть прибавочной стоимости, — и притом часть возрастающую, по крайней мере абсолютно, — потребляют не лично, а применяют для создания благ, которыми пользуются другие… Для кого же производит эта другая накопленная часть прибавочной стоимости? Согласно схеме Маркса движение начинается с подразделения I, с производства средств производства. Кто же потребляет возросшее вследствие этого количество средств производства?
Схема отвечает: потребляет подразделение II, чтобы иметь возможность производить больше средств существования. Но кто потребляет это возросшее количество средств существования? Схема отвечает: их потребляет подразделение I, потому что оно занимает теперь больше рабочих».
Это изложение соответствует схемам Маркса, равно как и действительности, с той только разницей, что в последнем предложении забыто потребление капиталистов и что речь идет не только о производстве средств существования, но и о производстве средств потребления, к которым принадлежат, например, частные и общественные дворцы, пушки, казармы, военные суда и т. д. Капиталистическим способом производства руководит стремление к прибыли. Спрашивается таким образом, показывают ли схемы Маркса, как реализуется для капиталистов эта прибыль?
Безусловно показывают.
В схемах Маркса, с особенной любовью рассматриваемых товарищем Люксембург, прибавочная стоимость, достающаяся на долю капиталистов, нарастает даже довольно быстро. Она равняется в первом году 1285, во втором — 1399, в третьем — 1515, в четвертом — 1642 (скажем, миллионов марок, — цифры выбраны произвольно и служат только для иллюстрации пропорции). Таким образом описанный автором процесс имеет вполне реальный смысл для капиталистов. Кто покупает продукты, — это как раз и показывают схемы. И если товарищ Люксембург говорит дальше:
«Мы вращаемся, очевидно, в кругу. Производить больше средств потребления только для того, чтобы содержать больше рабочих, и производить добавочное количество средств производства только для того, чтобы этим самым дать занятие этому увеличенному числу рабочих, — да ведь это абсурд с капиталистической точки зрения!», — то трудно понять, каким образом эти слова могут быть отнесены к схемам Маркса.
Целью капиталистического производства является прибыль, а последняя получается капиталистами из описанного процесса. Поэтому этот процесс является с капиталистической точки зрения не абсурдом, а воплощением разума, т. е. стремления к прибыли. Изложенный здесь ход мысли Р. Люксембург — центральная идея всей ее книги.
