так любили, он вернулся в город. Он еще приедет один раз во Фьорано, но больше никогда не сядет за свой стол.
В четверг, 30 июня, исполнилось 32 года со дня смерти Дино. В этот день Энцо всегда устраивал мессу в своей частной капелле на кладбище Сан-Катальдо. Сегодня, впервые с 1957 года, он не смог посетить мероприятие. На кладбище отец Пьер Паоло Веронези совершил службу для немногих собравшихся близких; Энцо в это время лежал в постели с высокой температурой.
В первой декаде июля состояние здоровья Энцо продолжало ухудшаться. Он почти не вставал с постели.
Во второй уикенд июля, во время Гран-при Великобритании, Найджел Мэнселл рассказал прессе, что в следующем сезоне он действительно будет ездить за «Феррари». Из Маранелло и Модены комментариев не поступало. Но было ясно, что Альборето становится лишним.
В воскресенье, 10 июля, Энцо Феррари посмотрел свою последнюю гонку «Формулы-1». Это был Гран-при Великобритании – та же гонка, которая тридцать семь лет назад принесла ему первую победу в чемпионате на деньги «Альфа-Ромео». В квалификации – в том числе и из-за проблем со сцеплением у «Макларена», «Феррари» показала потрясающие результаты, заняв первую строку старта с Бергером на pole. Конечно, он был доволен результатом, но знал, что гонка будет очень тяжелой. И все же он с волнением ожидал ее.
Теперь, слишком слабый для того, чтобы сосредотачиваться надолго, он заснул после старта в кровати, рядом с которой был установлен телевизор. Примерно в середине гонки он вдруг проснулся. Повернулся к Пьеро и спросил, как идет гонка. Как всегда в этом году, два «Макларена» доминировали.
«Но, по крайней мере, “Альфа-Ромео“ идет позади нас, верно?» – спросил он совершенно автоматически.
«Альфа-Ромео» уже больше тридцати лет не была определяющим фактором в «Формуле-1». А ее возвращение в конце 1970-х закончилось уходом из гонок три года назад. И все же, лежа на смертном одре, главное, о чем думал Энцо Феррари – это вечный соперник, автомобильная компания, которую он сначала любил, затем ненавидел, но к которой он всегда был эмоционально привязан. Эти слова стали последними его словами об автоспорте в присутствии его сына.
Лето стало еще жарче. Поскольку он должен был проходить гемодиализ три раза в неделю, бывали дни, когда Энцо чувствовал себя вполне нормально, но бывали и дни, когда ему не удавалось встать с постели. Даже Массимо Д’Элиа, парикмахер, перестал посещать его каждый день. По дому Феррари почти не ходил: Дино перевозил его из комнаты в комнату на инвалидной коляске. Во время лечения, ставшего жизненно важным, как воздух, он дважды пережил шоковое состояние.
Помимо Пьеро, Флорианы, Лины, Дино и жены Дино, к нему допускались только очень немногие. Карло Бенци и Серджо Скальетти, друзья всей жизни, почти каждый день приходили развлечь его. В те дни, когда он в целом чувствовал себя не совсем плохо, они даже вместе пили немного шампанского. Энцо просил Дино откупорить бутылку «Дом Периньон» – эту марку он предпочитал с давних пор. Бенци и Скальетти выпивали по бокалу, а Энцо – всего глоток. Он никогда не был пьющим, но шампанское – символ успеха в гонках.
Поздним вечером, возвращаясь из Маранелло, заезжал Гоцци. Полулежа на кровати, Феррари разговаривал с ним о том, что происходит в компании.
Потом, 25 июля, произошло невероятное. В жаркий летний полдень Энцо внезапно появился во Фьорано. Тем утром он проснулся с твердым намерением отправиться в офис, но врачи решительно запретили ему это. Однако после обеда, зная, что доктора не вернутся до вечера, он упросил Тальядзукки помочь ему одеться и еще раз отвести его во Фьорано. Сначала Дино отказывался, но в конце концов согласился.
Через двадцать минут после того, как они покинули площадь Гарибальди, автомобиль «Альфа-Ромео 164» Энцо Феррари подъехал к зданию спортивного подразделения. Дино заглушил мотор перед дверью офиса. Увидев автомобиль через окно, Франко Гоцци и Джулиана, личный секретарь Феррари, выскочили наружу. Энцо сам открыл дверь и поставил обе ноги на асфальт, оставаясь сидеть на заднем сиденье. Изумленные и одновременно не знающие, что делать, Гоцци и Джулиана опустились на колени перед ним.
Его лицо было очень бледным, исхудалым, ворот рубашки был уже слишком широк для тела, на которое она была надета. Туфли были расшнурованы, ноги распухли. Феррари заговорил, но они не смогли ничего разобрать. Но ясно было, что он выражал страдание. Он старался, чтобы его поняли. Ему удалось сказать несколько слов, но он не смог связать их в цельную фразу.
Так прошло несколько минут. Затем, обращаясь скорее к себе, чем к своим сотрудникам, он сказал: «Возвращаюсь в Модену». Дино Тальядзукки вытер платком слезы, катившиеся по лицу Феррари, и занес его ноги обратно в машину. Феррари знаком показал ему, что можно ехать. Ни Гоцци, ни Джулиана внятно с ним так и не попрощались. Он вернулся домой и больше оттуда уже не выходил.
В начале августа Великий Старик осознал, что конец близок. Клиническая картина была неблагоприятной. Появились осложнения с почками и предстательной железой, проблемы с кровообращением. Лекарства, которые ему давали для борьбы с небольшим инфекционным заболеванием, еще больше ослабили его.
В тот момент, когда он потерял надежду, Энцо Феррари закрылся в себе, и наступила тишина. Он очень мало говорил даже с теми, кто допускался к его постели, предпочитая молчаливое участие и тихую компанию своих мыслей. Родственники и друзья по его молчанию поняли, что конец приближается. Энцо Феррари решил прекратить борьбу.
«Я страдал от морального и материального давления, мне вручали повестки в суд, долгие годы я был без паспорта, меня обвиняли. Велись парламентские расследования, Церковь сравнила меня с Сатурном нашего времени, поедающим своих детей. Время от времени я оказывался один против всего и всех», – говорил он несколько лет назад писателю из Флоренции Джузеппе Преццолини. Но после девяноста лет борьбы он сдался.
ЕГО БОЛЬШЕ ПУГАЛИ НЕ СМЕРТЬ, А БОЛЕЗНЬ И НЕМОЩЬ. КАК И В ПРОШЛЫЕ РАЗЫ, ОН РЕШИЛ НЕ ЕХАТЬ В БОЛЬНИЦУ, ЗНАЯ, ЧТО НА ЭТОТ РАЗ ДОМА ОН МОЖЕТ И УМЕРЕТЬ. БУДУЩЕЕ – ТО, О КОТОРОМ ОН ДУМАЛ ВСЕГДА, ДАЖЕ В САМЫЕ МРАЧНЫЕ ДНИ, – БОЛЬШЕ ЕГО НЕ ИНТЕРЕСОВАЛО. ОН МОЛЧА ЖДАЛ СМЕРТИ. ОН ЗНАЛ, ЧТО МНОГО ПОЛУЧИЛ ОТ ЖИЗНИ И БЫЛ ГОТОВ УЙТИ.
В одно из редких утренних посещений Массимо он сказал, что больше не может. Он постоянно страдал. Ночью ему не удавалось спать из-за зуда, вызванного гемодиализом, которому ему теперь приходилось подвергаться почти ежедневно. Вспоминая
