Если есть абсолютно бесспорный, абсолютно доказанный фактами урок революции, то только тот, что исключительно союз большевиков с эсерами и меньшевиками, исключительно немедленный переход всей власти к Советам сделал бы гражданскую войну в России невозможной»[1318]. Таким образом будет «возможно и вероятно» мирное развитие революции.
Но умеренные социалисты оттолкнули протянутую руку. 8-10 сентября «Рабочая газета» и «Дело народа» выступили с критикой ленинской инициативы.
Уже при обсуждении большевистской резолюции лидеры социалистов стали демонстративно искажать ее содержание, подчеркивая свои разногласия с большевиками. Так, Церетели, опровергая ее, стал доказывать, что нельзя передавать власть одному пролетариату, хотя большевики выступили за власть рабочего класса и крестьянства. Представитель эсеров Болдырев стал спорить с аграрным пунктом резолюции, который практически повторял предложения Чернова. Это выглядело как ревность[1319].
Такая реакция свидетельствовала, что умеренные социалисты не готовы к созданию реального левого фронта. Победа большевиков в Петросовете была еще неустойчивой – в голосовании приняло участие меньше половины депутатов, так как большинство членов солдатской секции отсутствовало – ведь еще сохранялась угроза наступления корниловцев.
И тогда эсеровско-меньшевистский президиум Петросовета вместо поиска компромисса попытался перейти в контрнаступление. Он подал в отставку, чтобы заставить депутатов отказаться от поддержки большевиков. В ответ Троцкий и Каменев выдвинули проект создания президиума не большинством совета, как раньше, а из представителей всех фракций. Таким образом они получили поддержку малых фракций и моделировали будущую советскую коалицию. Но меньшевики и эсеры не оценили и этой уступки.
Троцкий и Каменев стремились к сдвижке власти в Петросовете, но лидеры меньшевиков и эсеров, поставив на карту свои посты в президиумы, спровоцировали серьезный сдвиг.
9 сентября, когда в Петросовете собрался убедительный кворум – 1000 депутатов, большевики одержали решительную победу. Их резолюцию поддержали 519 депутатов. 25 сентября Петросовет возглавил Троцкий.
Большевизация Петросовета не облегчила дело компромисса – умеренные социалисты, потерпев поражение, не желали дальше отступать. Теперь большевики согласились бы только на роль равноправных партнеров, а на это «вожди демократии» не рассчитывали. Эсеры и меньшевики лишний раз убедились, что их позиции советах ослабевают, что на советы опасно опираться правительству. Но, разумеется, не это тактическое поражение определило позицию социалистов.
* * *
Казалось, настал идеальный момент для создания однородного правительства социалистов (с большевиками или без), опирающегося на советы и другие общественные организации. Но мог ли его возглавить Керенский, приверженец социал-либеральной коалиции, к тому же связанный с левыми кадетами личными узами[1320]? Керенский создал Директорию, составленную из его команды, а не представителей партий. Проводить социальные преобразования Керенский не собирался, его популярность стремительно падала, утягивая за собой и «рейтинги» социалистических партий. Даже в руководстве ПСР стали приходить к выводу, что стране нужен другой премьер.
Но опираться на большевизирующиеся советы – опасно. Умеренные социалисты все еще искали “революционных” либералов, которые могли бы соответствовать догме о представительстве класса буржуазии во власти, служить противовесом левому крылу «демократии» и в то же время не мешать проведению назревших и перезревших преобразований. Но в реальной России не было влиятельной партии «демократии», которая не была бы при этом не-социалистической. Как иронизировал Троцкий, «где эта буржуазия, с которой они хотят коалироваться? Буржуазия, газет не имеющая, политической партии не образующая, в думах и земствах не сидящая?»[1321]
Чернов продолжал настаивать: «Социалисты должны сказать, что нужна коалиция не только с социалистами, но просто с демократами, с которыми нам по пути до известного предела»[1322]. Если социалисты возьмут власть одни, без буржуазии, как предлагают большевики и левые эсеры, то им скажут: «Где же ваш социализм?»[1323]. Получалось, что партнеры нужны социалистам для того, чтобы сваливать на «общедемократов» недостатки новой политики, и подождать с началом социалистических преобразований. Этот фактор мог стать не столь важным по завершении предвыборной кампании.
Но еще важнее и долгосрочнее был фактор личных связей эсеровских лидеров. Ведь если создавать однородное демократическое правительство (а на это были согласны и правые большевики), то придется расстаться не только с Керенским, но и вступить в конфликт с правым крылом эсеров. Пройдя огонь, воду и медные трубы, ветераны партии меняли взгляды в разных направлениях, но прошлое в большей степени связывало Чернова с правым крылом ПСР, ориентировавшимся на Керенского, чем с левым, искавшим компромисса с грубыми и агрессивными большевиками. Чернов считает невозможным «отсечь» «бабушку» и Авксентьева (а значит, и мартовского эсера Керенского, которого сам же публично критиковал). «Я не намерен ломом разрушить то здание, которое мы – кучка людей – строили по камням»[1324].
Такие же соображения довлели и над правыми большевиками – они не могли пойти на раскол с Лениным ради того, чтобы договориться с Черновым и Мартовым. Чтобы компромисс левых получился, к нему должны были одновременно стремиться и Чернов, и Гоц, и Церетли, и Дан, и Ленин. Ленин прозондировал готовность социалистов к компромиссу, и убедился, что ее нет. Это подтверждала и конфронтационная позиция социалистов в Петросовете 9 сентября. Уже 12 сентября Ленин отказывается от своих предложений и приходит к выводу: «большевики должны взять власть», при чем с помощью восстания. Других средств преодоления кризиса нет.
Но Ленин находился далеко от Петрограда, в Финляндии. А реально руководившие партией Каменев и Троцкий попытались еще раз надавить на социалистов в ходе Демократического совещания.
* * *
Неустойчивость власти заставляла победителей Корнилова искать возможности создания широкого органа, который мог обеспечить более широкую опору власти, играть роль парламента на время до Учредительного собрания. Надежды возлагались на созванное 14-22 сентября советами, партиями, профсоюзами, земствами, кооперативными и другими общественными организациями Демократическое совещание и избранный им Совет республики ("Предпарламент"). Совещание должно создать авторитетный «временный революционный парламент» (формулировка эсеров), который сформирует новое правительство, и перед которым оно будет ответственно.
Но «Демократическое совещание» было сконструировано так, чтобы большевики и другие радикалы были уравновешены не-социалистами. По справедливому замечанию В. Чернова, "цензовики получили в нем представительство намного большее, чем то, какое им было потом дано выборами на основе всеобщего избирательного права"[1325]. Однако это был результат той конструкции Демократического совещания, за которую выступал Чернов. Искусственный подбор участников обеспечивал центристам перевес над радикалами. Но левые центристы здесь переиграли сами себя, отдав преимущество правым центристам. А это похоронило сам замысел широкого левого фронта.
Правые большевики еще надеялись, что социалисты не пойдут в Каноссу к кадетам. При обсуждении позиции Петросовета на совещании, Каменев делал реверансы в сторону Чернова, разоблачившего накануне политику правительства Керенского. Но под влиянием ситуации в партии большевиков Каменев радикализовал требования по сравнению с резолюцией 31 августа: «Если мы хотим спасти Россию, мы должны сказать, что власть должна находиться в наших собственных руках – Советов солдатских, рабочих и крестьянских депутатов. Не буржуазия и не единоличные правители»[1326].
На Демократическом совещании Каменев от имени большевиков поддержал идею создания однородного демократического правительства. Эта идея была с теми или иными оговорками поддержана большинством делегатов. Мало кто хотел возрождения коалиции с партией кадетов, которая мало того что тормозила любые шаги влево, но и прямо сотрудничала с Корниловым. Более левое правительство, опирающееся на широкие демократические круги, вплоть до большевиков, имело все шансы дожить до Учредительного собрания. Но даже социалисты-центристы не желали союза как с кадетами, так и с большевиками.
В то же время даже без большевиков они могли создать жизнеспособную конструкцию временной власти, если бы Демократическое совещание действительно создало полновластный центристский Предпарламент, опирающийся на правую часть советов и левую часть земств. Страна ждала перемен, и это было важнее, чем включение в правительство большевиков и провозглашение власти советов. Большевики не смогли бы свергнуть правительство, которое решительно перешло к выполнению программы «однородной власти». Им волей неволей пришлось бы ждать нового кризиса уже этой новой политики. Судьбу революции определяло то, станет ли новая власть проводить социальные преобразования или нет, будет она идти на встречу требованиям «низов», которые выдвигались через демократические структуры, или сохранит повисшую в воздухе бездеятельную коалицию. Представители социалистических партий уверенно обещали, что новое правительство начнет выполнение программы 14 августа, и в нем не будет кадетов. Собственно, в этом заключался последний шанс демократии.
