- Сколько он будет спать? - спросил Рослов, и вопрос его сделал тишину ощутимой - так были резки его слова и столько было в них скрытого раздражения.
- Два часа, - ответил брат милосердия и вышел. 21
- Кто вас просил прийти к пани Микульской? - спросил Попов, предложив Яну Баху сесть. - Думаю, для вас будет лучше, если сразу откроете всю правду.
- Она сама вызвала, - ответил Бах. - Баретки хотела заказать.
- Ах, вот в чем дело... Когда вызвала?
- Вчера.
- Заказала?
- Да.
- Из какого материала? .
Бах не сразу понял вопрос, волновался.
- Я интересуюсь: из какого материала будете тачать баретки? - помог Попов.
- Белое шевро.
- Вы социалист?
- Я? Нет, что вы! Я ни к какой партии не принадлежу.
- Кожу трудно доставать?
- Что?
- Экий вы непонятливый! - улыбнулся Попов. - Я интересуюсь: трудно ли по нынешним временам получать хорошие кожи?
- Нет, меня времена не зацепили, у меня с кожевниками хорошие отношения, меня не обижают.
- Кто вас снабжает, какая мастерская? Бах вспомнил, что именно в мастерской Шабельского собирается по средам кружок, там он с Уншлихтом познакомился, там с Дзержинским схлестывался.
Попов поднажал, открыл в голосе угрозу:
- Что, запамятовали?
- Я ведь со многими мастерскими имею дело..,
- Имели, - поправил Попов. - Вы имели дело, сейчас вы со мною дело имеете. И до-олгошенько будете иметь, решись таить от меня название мастерской.
- Так я не таю... Кожевенное производство Шераньского, Готлиба и Городецкого...
- Ну вот видите, вспомнили... Расскажите-ка мне, пожалуйста, Бах, о вашем ремесле. С чего вы начинаете тачать сапоги?
- Начинаю с того, что ногу смотрю, господин начальник, фигуру, лицо, - я ж модельер, не просто тачаю, я делаю обувь на заказ.
- Только дамскую?
- Нет, мужскую тоже.
Попов встал из-за стола, вышел на середину кабинета, остановился перед Бахом:
- Мои сапоги хороший сапожник тачал?
- Прощелыга, - ответил Бах убежденно. - Разве при вашей комплекции возможно икры в бутылочки загонять?!
- Нельзя?
- Никак нельзя. Вы, простите, столбом глядитесь. Вам нужны мягкие голенища, но высокие, под колено.
- Ну что ж, принимайте заказ, - сказал Попов. - Давайте, давайте, смелее...
- У меня сантиметра с собою нет.
- Изъяли при обыске?
- Нет, не захватил, господин начальник.
- А на глаз?
- Ну что вы?! Сделаешь на глаз, а потом мозоли замучают!
- А фасон? В голове? Или рисуете?
- Обязательно рисую.
Попов отошел к столу, взял стопку бумаги и карандаш, протянул Баху:
- Извольте.
Бах легко набросал фасон. Мастер, он брал уроки рисования. Он изобразил Попова сидящим, поднимающимся со стула, стоящим, подвинул все это полковнику. Тот внимательно поглядел рисунки, вздохнул:
- Смотрите, Бах, какая досада у нас выходит... Жаль, право... Такой великолепный мастер, а туда же, в политику лезете...
- Да что вы, господин начальник! Какая политика?! - Бах улыбнулся, его успокоил тон Попова. Он ждал избиений, криков и угроз - так рассказывали товарищи, прошедшие охранку. Этот не кричал и не дрался, да и зачем? Улик-то нет, при обыске на вокзале ничего не нашли, провожал заказчицу, которая попросила поднести чемоданы до вагона...
- Слушайте меня, Бах. Слушайте внимательно, Вы мне лгали, причем лгали неумело, вы же ни разу еще не привлекались, не прошли камерного обучения, мы на вас карточку посмотрели...
- Да не лгал я вам, господин начальник!
Попов, словно бы не услыхав, продолжал:
- Вы сказали, что приняли заказ у Микульской. Так?
- Так.
- А где записи? Вы ж в голове держать не умеете! Вам сантиметр нужен? А где сантиметр? Как же заказ принимали без сантиметра? И при обыске его у вас не было, сами признались. Где размеры, снятые с ножки госпожи Микульской? А? Что молчите? Нечего ответить? Есть чего ответить. Скажите, что размеры сняли утром, когда были у нее в кабарете, а вечером, на Маршалковской, встретили ее случайно. Мы ж обыск у вас дома сделаем, там записи и лежат, а? Или вы их оставили в мастерской? У кого? У Шераньского? Готлиба? Или, может, в мастерской Шабельского, куда часто заглядывают социал-демократы и где вы кожу-то получаете?
Попов говорил все это, не поднимая на Баха глаз, стирал мизинцем пылинки со стекла, лежавшего на зеленом сукне стола. Он заранее предполагал реакцию того или иного арестанта, он в этом редко ошибался - перед тем, как перейти в охрану, работал смотрителем тюрьмы в Орле, там на каторжанах быстро выучишься все человеческие и з в и в ы понимать.
- Пойдемте, Бах. - Попов поднялся с кресла, тяжело двинулся к двери, распахнул ее, кивнул двум офицерам, сидевшим в приемной, те пропустили сапожника, повели по коридору, близко касаясь его плечами.
В комнате, куда Баха втолкнули, стояли три дворника.
- Это понятые, - пояснил Попов, по-прежнему на Баха не глядя.
На стульях возле окна лежали баулы и чемоданы Микульской.
- Узнаете багаж? - спросил Попов, дождавшись, пока один из офицеров сел к столу и заполнил первый лист протокола.
- Да.
- Чьи они?
- Пани Микульской.
- Подпишите.
Бах деревянно подошел к столу, поставил подпись. Рука его чуть дрожала.
- Кстати, против понятых не возражаете? Отводов нет?
- Нет.
Попов закурил, бросил спичку под ноги, затянулся.
- Все эти чемоданы вы помогали Микульской спустись из квартиры в пролетку? .
- Да.
- И все эти чемоданы и баулы донесли до вагона?
- Нет.
- Почему?
- Здесь же пять мест, рук не хватило.
- Все чемоданы отдали носильщику?
- Нет.
- Почему?
- Пани Микульска взяла маленький чемодан сама.
- Какой именно?
- Вот этот, черный.
- Покажите его. Притроньтесь рукой.
Бах подошел к стулу, тронул чемодан.
- Распишитесь в протоколе, - сказал Попов. - Вы, понятые, тоже. И можете идти, спасибо, вы больше мне не потребуетесь... Хотя...
Попов вопросительно посмотрел на офицера, писавшего протокол.
- Она уже опознала, - ответил тот, поняв молчаливый вопрос полковника. Протокол есть.
- Да, не понадобитесь, - подтвердил Попов понятым, - благодарю.
Когда в комнате остались жандармы и Бах, Попов подвинул себе стул, сел и, потянувшись с хрустом, сказал:
- А теперь, конспиратор несчастный, подойдите к чемодану, который несла сама Микульска.
Бах подошел к окну, возле которого на стульях лежали чемоданы.
- Очень хорошо, - сказал Попов. - Вспомните, что вам говорила Микульска об этом чемодане?
- Ничего.
- Вы помогали ей нести этот чемодан?
- Нет.
- Павел Робертович, - обратился Попов к офицеру, - покажите Баху показания носильщика Ловиньского.
Офицер подошел к Баху, протянул ему протокол допроса: "Я принял из рук неизвестного, сопровождавшего неизвестную мне даму, предъявленный мне к опознанию чемодан фирмы "Брулей и сын", когда извозчик разгружал пролетку. В этот момент неизвестный господин взял у меня из рук чемодан фирмы "Брулей и сын", сказав, что поклажу понесет сам, ее осторожно надобно нести".
- Ну как? - спросил Попов. - Отвергаете показания носильщика?
- Может быть, он прав, я запамятовал, вероятно...
- Распишитесь в таком случае, что с показаниями носильщика Ловиньского согласны... Или не согласны?
- Да какое это имеет значение? - Бах пожал плечами. - Если он так говорит, значит, так и было.
- Прекрасно. Теперь откройте чемодан.
Бах открыл крышку и отступил: там, рядком уложенные, лежали оболочки бомб.
- Что, испугались? Железки и есть железки. Или сапожнику известно, как выглядят бомбы-самоделки? Откуда? Где видал?
- Вы сами это подложили! Здесь подложили! - крикнул Бах. - Почему убрали понятых?!
- Ну вот и заговорили, - удовлетворенно протянул Попов. - Просто как адвокат... Извольте занести протест арестованного в протокол, господа. Распишитесь под вашим протестом, Бах.
- Рученьки трясутся, - рассмеялся Павел Робертович. - Раньше еще куда ни шло, легкий мандраже, а теперь колотун, Игорь Васильевич, словно пациент попал в охрану после большого похмелья-с!
- Он трезвенник. Господа революционеры почитают хлебное вино средством для бесстыдного оглупления трудового люда. Так, бедолага? Так, так, я ж ваши речи знаю, слушал... Дайте ему, Павел Робертович, показания Микульской.
- Читай, Бах, - сказал Павел Робертович, подвинув арестованному протокол. - Читай сам, а то решишь - обманываем...
Бах не сразу понял те слова, которые были занесены в протокол опознания вещей, подписанный Микульской. Он зажмурился на какое-то мгновение, потом прочитал снова: "То, что в кожаном маленьком чемодане фирмы "Брулей и сын" находятся три бомбы-самоделки, мне было неизвестно, потому что этот чемодан мне был передан незнакомым человеком, сказавшим, что за ним гонятся. Он просил сохранить чемодан в моей квартире. Записано по моему утверждению верно. Микульска".
Бах хотел было перевернуть страницу, но Павел Робертович папочку у него из рук легко выхватил:
- Хорошенького понемножку! Попов докурил папиросу и сказал:
