- Хорошенького понемножку! Попов докурил папиросу и сказал:
- Подписывайте, Бах, подписывайте свое показание: "То, что в чемодане бомбы, не знал". Не вывернешься, загнали в угол, господа социал-демократы...
- Я не буду подписывать ни строчки, - ответил Бах. - Пусть мне устроят встречу с Микульской.
- Придет время - устроим, - с готовностью пообещал Попов. - Можете, конечно, не подписывать. Тогда нам снова придется пригласить понятых, и они в вашем присутствии подпишут то, что отказались подписать вы.
В голове Баха тяжело ворочался страшный глагол "подпишите". Попов произносил его ласкающе, будто гурман осматривал кусок мяса, прежде чем отправить в рот.
"Она подписала страшное признание, - думал Бах лихорадочно. - Она напутала так, что не выпутается! Какой человек? Почему подошел к ней? Откуда он знал ее? Наши бы сказали мне про бомбы! Какие бомбы? Уншлихт не мог не сказать: он же доверяет мне!"
- Я могу написать только одно, - сказал наконец Бах. - Я могу написать, что бомбы мне предъявили в отсутствие понятых...
- Пожалуйста, - сразу же согласился Попов. - Это правда, не смею возражать.
- А почему вы так сразу и согласились? - спросил Бах растерянно.
- Да потому, что ваш резон справедлив. Что ж мне - драться с вами?
Бах написал объяснение. Попов внимательно прочитал его вслух:
- "Бомбы в чемодане я увидел в то время, когда понятых в комнате уже не было". Прекрасно. Только справедливости ради добавьте и следующее: "При мне сотрудники охраны бомб в чемодан "Брулей и сын" черного цвета, малого формата, новый, не прятали". Это правда или нет? Мы при вас бомбы не прятали?
- Нет, не прятали.
- Правду написать можете?
- Разве так непонятно? И так все понятно...
- С меня форму спрашивают, Бах! Мы ж порядка хотим достичь в империи! А порядок без тщательного оформления документа невозможен.
- Я иначе напишу.
- Пожалуйста, - равнодушно согласился Попов, но п о д б р о с и л: Только чтоб ясно было, о чем идет речь.
Бах написал: "После того, как понятые ушли, мне предложили открыть чемодан, и там я увидел бомбы".
- Ну-ка, вслух, - попросил Попов. - Как это на слух, в военно-полевом суде будет звучать?
Бах почувствовал, как его начало трясти: военно-полевой суд означает виселицу. Расстрел в лучшем случае.
- Ну-ну, смелей, Бах! - усмехнулся Попов. - Что вы кадыком елозите? Читайте! Имейте в виду: от того, как э т о ваше показание будет звучать, многое зависит, о-о-очень многое! Я могу вынести на суд показание носильщика про то, что вы, именно вы несли чемодан с бомбами, а могу это показание ошельмовать другим, которое опровергнет первое: нес чемодан сам носильщик. А могу и вовсе это показание обойти молчанием. Коли я докажу, что вы несли чемодан, - веревка вам обеспечена, в крае военное положение, Бах, нам не до шуток.
- Показанию одного извозчика не поверят!
- Носильщика, носильщика - ишь как разволновался, - заметил Павел Робертович. - Извозчик против тебя не показывал.
- Против вас Микульска показала, - лениво заключил Попов, - прочитайте ему то место.
- Нет, я сам хочу прочитать, - возразил Бах, откашлявшись, голос сел, звучал глухо.
- Пожалуйста, - согласился Попов. - Пусть он прочтет, Павел Робертович. Дайте ему листок.
"В о п р о с: Кто нес опознанный вами чемодан, принадлежавший неизвестному вам господину?
О т в е т: Мне помогал его нести мой спутник.
В о п р о с. Как зовут вашего спутника?
О т в е т: Его зовут Ян Бах.
В о п р о с: Что вы о нем можете сказать?"
Ответа на этот вопрос Баху не показали, и он понял, что тонет, тонет.
- Итак, - подстегнул его Попов. - Написали? "В моем присутствии бомбы в чемодан сотрудники охраны не клали". Что-нибудь мешает? Хотите заменить слово?
Бах написал фразу, продиктованную Поповым, расписался, посмотрел на полковника затравленно.
Попов поднялся, пошел к двери, там задержался, пальцами обхватив медную, начищенную до блеска ручку.
- Слушайте, Бах... Слушайте меня и верьте. Коли вы не дадите слово написать все о тех людях, которые направили вас к Микульской; что они говорили о ней; когда они заметили за нею филерское наблюдение; почему верили, что Микульска решится принять ваше предложение и уйти с вами, - если вы не напишете обо всем этом самым подробным образом, вас вздернут. Материала у меня хватит. Микульска, как понимаете, все расскажет, она человек во всем этом деле случайный. Ваша судьба - в ваших руках. Решайте, Бах, решайте... 22
Ротмистр Сушков вызвал Микульску на допрос вечером, предупредив поручика Павла Робертовича и его помощника, что они, вероятно, понадобятся ему позже, и посоветовал заказать в трактире пана Адама ужин: коробки с деваляями, хрустящим картофелем и поросенка под хреном обычно приносила племянница хозяина Ева.
...Сушков направил на лицо Микульской свет лампы, сразу же отметил страх в ее глазах; легкую паутинку морщинок, которую не скрывала уже косметика - за сутки сошла; особый тюремный отпечаток, который более сильно заметен на женщинах: пряди волос, выбившиеся из некогда высокой прически, следы от колец на пальцах, пустые дырочки в мочках ушей - гребни, перстни и сережки забирали при аресте.
- Ну-с, Микульска, как наши дела?
- Плохи дела. - Стефания заставила себя ответить просто, без волнения, по возможности с юмором. - Куда уж хуже.
- Может быть еще хуже, - не согласился Сушков. - Пока что вы сидите в санатории, а не в остроге, пока еще даже не листочки, пока еще п о ч е ч к и... А вот когда цветочки начнутся...
- Я никак не возьму в толк, за что я арестована? Какое-то несусветное недоразумение...
- Для того чтобы происшедшее действительно оказалось недоразумением, не хватает одного лишь...
- Чего же?
- Вашего правдивого рассказа. Вы поймите, Микульска, в крае объявлено предписанием председателя совета министров военное положение. Вы понимаете, что это такое?
- Не совсем, я же не солдат, - попробовала пошутить Микульска.
- Вы очень хорошо играете солдат, особенно тех, которые кончили срок службы и отправились на отдых, но никак саблю спрятать не могут... Так вот, военное положение означает, что человек, задержанный на улице с бомбами, может быть застрелен на месте...
- Но я же не знала! Я не могла и подумать, что в чемодане бомбы!
- А что, по-вашему, там могло быть? Милая, женщины умеют лгать мужьям и любовникам, но совершенно теряются, сталкиваясь с законом... Ну, согласитесь, вы ведь дали глупые показания: "Ко мне на улице подошел человек, за которым гнались, и попросил взять чемодан". Ну? Глупо же! Кто гнался? Вы видели преследователей? Как они одеты? Сколько их? Опишите.
- Он сказал мне это так искренне, он задыхался... Поймите, я актриса порыв, эмоции; мне все к а ж е т с я отчетливей, чем другим, я ведь представлением живу, все время чем-то грежу.
- Значит, вам пригрезились преследователи?
- Наверное...
- Где к вам подошел преследуемый?
- На улице...
- На какой?
- Я не помню сейчас...
- А вы вспомните. Надо вспомнить, Микульска, мы это сейчас в протокол опроса станем писать, это в военно-полевой суд пойдет так что вы уж постарайтесь все дотошно вспомнить, от этого ваша жизнь зависит, жизнь, вы поймите это, время-то особое, анархическое время, слабинку давать мы не вправе - дали уж, хватит! Ну, где?
- На Маршалковской...
- После встречи с Бахом?
- Нет, до.
- В каком месте?
- Возле дома два.
- Зачем глупо врете?
- Я бы на вашем месте так не разговаривала с дамой!
- С кем?! С дамой? Они но улицам ходят, дамы-то! А здесь сидят государственные преступники, Микульска! Люди, преступившие черту закона! Итак, где к вам подошел преследуемый?
- В начале Маршалковской...
- Не врите мне! - Сушков ударил ладонью по столу. - Что он, к вам в пролетку вскочил?! Вы до Маршалковской на пролетке ехали! Мы извозчика опросили! У нас свидетель есть! И вахтер в вашем кабарете описал неизвестного, который у вас был! С чемоданом. Сначала Бах, а потом второй социалист, с бомбами! Что вам сказал Бах? От кого он к вам пришел? Какие дал указания? Ну! Живо,!
- Он... Он ничего не сказал...
- А зачем он к вам приходил? В покер играть? Или, может, он ваш любовник? Может, он к о х а н ы й у вас?
- Он... Я не знаю... Он сказал, что моей жизни угрожает опасность...
- Какая опасность? От кого?! - Сушков усилил ритм, он вколачивал вопросы, словно гвозди, одним ударом - и по шляпку.
- Он сказал, что мне угрожают злоумышленники...
- Так бы сразу и говорили, черт возьми! Какие злоумышленники? Шантажисты? Грабители? Насильники?
- Грабители... Он сказал, что они повсюду меня преследуют...
- Он описал их?
- Я не помню...
- Вспомните!
- Нет... Не знаю... Я сейчас ничего не помню...
- Больше он вам ни о чем не говорил?
- Нет!
- Приказов от партии не передавал?
- Нет, нет! Какие приказы? От кого?!
- А почему он скрыл от вас свою профессию?
- Я... Почему скрыл?
- Разве признался, что работает сапожником! Неужели он сказал вам об этом?!
