Всадник благополучно возвращается к развалинам, водит кабардинца по кругу, успокаивает его, а я спускаюсь и подхожу к нему.
— Командир, если бы не выстрел, — говорит Серго, — то и не заметил бы засаду.
— Понятно. Как они вблизи?
— Не знаю, очко так играло, что осматриваться времени не было. Нёсся так быстро, как только мог.
Направляюсь к Лиде Белой, которая сидит возле одного из четырёх наших РПК и протирает его промасленной тряпкой. Сажусь рядом и наблюдаю за тем, как почти любовно она занимается своим делом. Я ухмыляюсь, а она смотрит на меня и спрашивает:
— Что?
— Гляжу, как ты от оружия фанатеешь, Лида.
— Это да, а иначе никак, только оно бедную девушку в трудную минуту выручит и спасёт.
— Ты не пай‑девочка, Лида, поэтому лирика ни к чему. Что делать будем?
— Ты командир, Мечник, твоё слово главное. — Она пожимает плечами.
— И всё же, идеи есть?
— Сваливать надо, — отвечает Лида, — и бежать необходимо прямо сейчас, без колебаний и промедлений. Мы с Исмаилом тебе рассказывали про наш прошлый поход, и тогда точно так же всё было, только мы не в развалинах сидели, а телегами были окружены. Днём они не сунутся, силы копят и, что такое огнестрел, понимают очень хорошо. Атака ночью случится, и если они нас не дожмут, то к утру отойдут и будут следующей ночи ждать.
— Просто так не оторваться, собаки вслед кинутся.
— Конечно кинутся, и если половина бойцов в безопасное место вырвется, то и это хорошо.
— Остаёмся, — принял я решение, — и постараемся захватить трофей.
— Зря. — Лида морщится и возвращается к пулемёту.
Смеркается, воины отдохнули и готовы к ночному сражению. Вокруг развалин поставлено около сорока мин, боеприпасов и гранат у нас много, воды дня на три, факелы заготовлены, и осветительных ракет больше трёх сотен. Скоро состоится первый бой с новым и необычным противником, и для него у нас есть сюрприз — несколько ловчих сетей, сплетённых из сталистой проволоки, и два пневматических ружья с усыпляющими зарядами. Давайте, звери, приходите, мы ждём вас.
— Мечник, — в тишине разносится голос Кума, — Игнач вызывает.
Вскоре, надев на голову наушники и прижав к губам микрофон, я слышу далёкий голос казака:
— Привет, Мечник.
— Здрав будь, Игнач. Что у тебя?
— Норма. Золота нет, а повольников под этим предлогом к Чограйскому водохранилищу местный хан заманивает. Хочет армию собрать и на Элисту военным походом пойти.
— Всего‑то?
— Да, банальный обман, и для Конфедерации никакой опасности.
— Когда сможешь в путь двинуться?
— Через час.
— Хорошо. Выдвигайся к Адыку и готовь оборонительную позицию. Может так случиться, что тебе придётся за нами хвосты рубить. Когда там сможешь быть?
Молчание, Игнач ворошит карту, прикидывает скорость своего отряда и отвечает:
— Если по‑быстрому и нигде не задерживаться, то через тридцать шесть часов буду на месте.
— Даю тебе сорок восемь часов. Через двое суток будь на южной окраине Адыка.
— Понял.
— Отбой связи.
Стемнело, снова ожидание, снова гнетущая тишина, и только кони беспокоятся. Автомат в руках, сквозь узкую бойницу глаза пытаются разглядеть четвероногого противника и не находят его.
— Братва, атас! — в тишине слышен крик одного из бойцов.
В небо взлетает первая осветительная ракета. Она даёт неяркий объёмный свет, который заливает окрестности, и всё вокруг видно как на ладони. Собаки вокруг нас, их не менее пяти сотен только с одной стороны, а раз так, то вокруг позиции их как минимум пара тысяч. От такого зрелища, от вида оскаленных пастей, обнажённых клыков и горящих глаз у меня перехватило дыхание, и сам себе я шепчу:
— Мать моя женщина. Вот это влипли! — Однако отвлекаться нельзя, и, сгоняя наваждение, я встряхиваю головой и подаю команду, которую ждут все воины отряда: — Внимание! Бить только наверняка! Беречь боеприпасы! Снайперы, не забывать про пневматику! Огонь!
По команде воины открывают огонь, и ночь расцвечивается десятками трассирующих пуль, которые летят в четвероногих животин, пришедших за нашими жизнями. В замкнутом пространстве остатков здания грохот выстрелов бьёт по барабанным перепонкам, всё вокруг заволакивается дымом, и собаки переходят в наступление. Что интересно, они действуют группами, по три — пять особей, а не прут всей массой. Нам приходится выцеливать одиночек, отвлекаться на них, и собаки все ближе.
Напрягаю голосовые связки и сквозь стрельбу, перекрывая её, выкрикиваю:
— Минёр, не зевать!
— Слежу! — слышу я нашего радиоминёра, и тут же между двумя группами собак происходит подрыв ОЗМ‑72. Стальные шарики кромсают тела животных, рвут их на части, но они не умирают.
— Твари!
Ствол моего «абакана» дёргается, выплёвывает короткие очереди, и две собаки, почти вплотную приблизившиеся к нашим баррикадам, без взвизга падают наземь и умирают.
Рожки пустели один за другим, взлетали в тёмное небо осветительные ракеты, рвались мины, и больше сотни огромных собак уже валялось в сухой пыли, но они не отступали. Наконец несколько этих тварей дорвались до стены и вошли в мёртвую зону. Стену потрясли два мощных удара, которые были настолько сильными, что из кладки выпало несколько кирпичей. К этой стене подскочила Лида и одну за другой перекинула за стену три гранаты. Она делала это настолько быстро и ловко, что, будь мы не в бою, я бы попросил её повторить этот номер на бис.
Гранаты рванули одновременно, и из стены выпало ещё несколько раскрошившихся кирпичей. Следом на других оборонительных участках рванули ещё гранаты. На какое‑то краткое время, секунд на десять, эта карманная артиллерия остановила овчарок, но вот позади общей массы раздался требовательный рык вожака, и атака возобновилась.
Бах! Хрм‑мм! В уже разбитую стену ударилось сразу несколько мощных тел, и она вздрогнула. К ней бросилось несколько бойцов, и в темноту полетело не менее десятка Ф‑1, но это был отвлекающий манёвр. Такие же удары обрушились на другие стены, а самое главное — была пролом лена закрывающая проход в здание баррикада. Толстые брёвна, которые бойцы поднимали аж втроём, отлетели в стороны, и на нас понеслись пять огромных собак.
— Ищите, чем завалить проход! — крикнул я и рванулся навстречу опасности.
Одной длинной очередью я высадил весь рожок, меня поддержали два пулемёта и ещё три автомата. Собаки упали, рванули оставшиеся несколько мин, в темноту улетели новые гранаты, и, пока пространство перед входом расчистилось, десяток воинов, хрипя от натуги и матеря долбаное начальство, не подумавшее о том, что собаки могут телами пробить баррикаду, подтянули к проходу тяжёлую железобетонную плиту и ею завалили пролом. Брешь была закрыта, мы ожидали новой атаки, но её не было. Бой остановился, а собаки начали издавать протяжный глухой вой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
