Рокко был сбит с толку.
— Украсть у одного правительства, чтобы продать другому?
Они с Пино переглянулись.
— Давай его убьем, — весело предложил Пино. — Я убил прошлого, Рокко, теперь твоя очередь.
— Почему он убегает? — спросил Рокко.
— Вернись, вернись! — кричал Пино. — Ладно. Они здесь такие глупые.
Персонал отеля, отличавшийся меньшей строгостью щегольства, чем следовало бы в дневное время, поддерживал точный баланс между раздражением и недоумением при виде этих актеров труппы Кватернионистов, уже многие годы живших в уединении после окончания своей великой битвы за существование, но по-прежнему решительных и страдающих бессонницей. Была ли это загробная жизнь, лишь немногие из тех, кто носил ливрею «Гранд Отель де ля Нувель Диг», могли быть отнесены к категории ангелов-хранителей, остальные были ближе к чертенятам хитроумного беспокойства.
— Это холостяцкая вечеринка, или ожидается несколько дам-Кватернионисток? — поинтересовался Кит, можно сказать, с печалью.
— Редкие птицы, — ответил Барри Небьюлай, — хотя, конечно, есть мисс Умеки Цуригане из Императорского университета Японии, бывшая студентка профессора Нотта, когда он там преподавал. Поразительная молодая девушка. Она публикуется столь же много, как все наши единоверцы — доклады, монографии, книги, Кимура, кажется, перевел некоторые из них на английский. А, она как раз здесь, — он кивнул в сторону бара.
— Вон та?
— Да. Видная, не так ли? Ты с ней должен поладить, она только что из Америки. Пойдем, я тебя представлю.
Черные брюки, сомбреро погонщицы...черные кожаные брюки, если точнее, перчаточная кожа.
— Ты уверен? Может быть, в другой раз...
— Слишком поздно. Мисс Цуригане, мистер Траверс из Нью-Хейвена.
На тонкой шее прекрасной азиатки висела фурошики с принтом лесных мотивов сиренево-синего, бежевого и оранжево-красного цветов, завязанная треугольником в форме банданы девушки-ковбоя, вокруг сновали любящие заложить за воротник котельщики и их удивленные помощники. Уже организовался скромный тотализатор: сколько еще она сможет выпить, прежде чем настанет паралич в той или иной форме.
— Кватернионистская Схема, представляющая Ангармонический Пучок, —вспомнил Кит. — Мне попадалось краткое описание в «Комт Рендю».
— А вы не из секты Ангармонического Пучка, — поприветствовала она его так спокойно и светло. — Сейчас это уже превратилось в культ, мне говорили. Можно ожидать каких угодно...странностей!
— Хм...
— Симпозиум по Проективной Геометрии — вы будете на нем выступать?
— Хм...
— Вы вообще будете выступать? Где-нибудь в ближайшее время?
— Позвольте вас угостить еще парой стаканов вот этого, — предложил Барри Небьюлай, затем удалившийся, как некий ангел алкоголиков, совершать другие добрые дела.
— Йель — вы там учились? Кимура-сан, теперь преподающий в нашем Военно-морском училище — вы его встречали?
— Он преподавал немного раньше, до моего поступления, но его вспоминали с большим уважением.
— Он со своим американским однокурсником, Де Форест-сан, внес наиболее весомый вклад в развитие синтонической беспроводной связи. Система Кимуры-сан — этой ночью она где-то на посту японского флота, на службе против русских. Оба этих джентльмена изучали Векторы у великого сенсея Гиббса. Как возможно такое количество совпадений?
— А в основе всего — уравнения Максвелла...
— Именно, — она встала и посмотрела на него, более-менее убийственно, из-под полей этой девичьей ковбойской шляпы. — Веселье там, вы не против меня сопровождать?
— Конечно, мисс.
Проковыляв два шага в Гранд-Салон, она должна была ускользнуть, или он должен был ускользнуть, и много дней должно было пройти, прежде чем они увидятся вновь. У него было два варианта на выбор: уйти и где-то впасть в хандру, или бродить поблизости и наблюдать, что еще может случиться. Или, фактически, лишь один вариант.
Кит пробрался в Гранд-Салон — на стенах анилиновые обои цвета морской волны и яркого, хотя и горького, апельсина, изображения цветочной тематики, хотя мало кто стал бы на этом настаивать, освещены сотнями современно выглядящих настенных бра, каждый квадратный сантиметр конголезской слоновой кости отшлифован до тонкости бумаги, сквозь которую проходит свет электрической лампочки, этой ночью здесь шумное сборище Кватернионистов всего мира, все фракции, не говоря уж о самих еретиках, квази-Гиббситы и псевдо-Хэвисайдеры, полнопроходные Грассманьяки кружили вокруг в настроении, больше подходящем для пикника на побережье, в эксцентричных нарядах, небрежно, если не сказать — недостаточно, причесаны, всё в пределах обычной квоты на сумасшедших и несущих бред, задыхаясь, сплетничают о вакантных должностях, маниакальных браках, коллегах-кретинах и недвижимости, переоцененной и не только, пишут закорючки друг другу на одежде, демонстрируют фокусы исчезновения сигарет и банкнот и их возникновения прямо у чьего-то лица, пьют «Монополь де ля Мэзон», танцуют на столешницах, истощая терпение жен, извергают содержимое желудков в карманы незнакомцев, вступают в долгие острые споры до хрипоты на беглом эсперанто и идиом-неутраль, специальные обсуждения по большей части непонятны, фатическая или дружеская болтовня лишь немногим менее загадочна.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— ...неуклюжая попытка Хэвисайда де-Кватернионизировать «Уравнения Поля» Максвелла — даже они не могут обойтись без оскорблений...
— Посмотри правде в глаза. Kampf ums Dasein, Война за Бытие, окончена, и мы ее проиграли.
— Значит, сейчас нам только кажется, что мы существуем?
— Воображаемые оси, воображаемое существование.
— Призраки. Призраки.
— Да, Q-Брат, ваш случай особенно неутешителен. Судя по ошибкам в вашем последнем исследовании, вашу борьбу следовало бы назвать «Kampf упс Dasein».
— Мы — евреи математики, блуждаем в рассеянии, одни обречены на прошлое, другие — на будущее, некоторые даже могут провести неизвестные науке углы от простой линии Времени, зовущие в путешествия, которые никто не сможет предсказать...
— Конечно, мы проиграли. Анархисты всегда проигрывают, в то время как Большевики Гиббс-Хэвисайдизма, чей взгляд всегда устремлен в далекую перспективу, неумолимо преследовали свои цели, находясь под зашитой уверенности, что они — неизбежное будущее, люди xyz, партия единой Общепринятой Системы Координат, представленная во всех уголках Вселенной, наделенная абсолютной властью. Мы были лишь группой эсперантистов, бродягами, которые установили свои рабочие палатки лишь на то время, которое требовалось для решения проблемы, потом вновь снялись с места и продолжили блуждания, всегда в зависимости от ситуации и места, чего ты ожидаешь?
— Фактически Кватернионисты проиграли, потому что извратили то, что Вектористы знали, как им казалось, о намерении Бога: что пространство —простое, трехмерное и реальное, и если должен существовать четвертый термин, воображаемый, он должен быть закреплен за Временем. Но вмешались Кватернионы, и оказалось, что концы сходятся с концами, определяя оси пространства как воображаемые и позволяя Времени быть реальным термином, также скалярным, просто недопустимо. Конечно, Вектористы пошли в бой. Ничто из их знаний о Времени не позволяло допустить, что оно столь простое, не могли они и допустить того, чтобы пространство было скомпрометировано такими невероятными числами, им пришлось бы соперничать за земное пространство с бесчисленными поколениями, которые проникали бы сюда, заняли бы его и начали защищать.
Аккомпанементом этим жалобам служила какая-то неуместно жизнерадостная музыка, которую Кит только что расслышал. Это оказалось контральто из мюзик-холла в подобии наряда от Пуаре, певица сидела у пианино, ей аккомпанировал маленький уличный ансамбль в составе аккордеона, челесты, баритона-саксофона и барабанов, она пела в тональности 6/8:
O,
этот
Чудаковатый, безумный Кватернионист,
