– Ну вот и пойдемчики! – сказал он. – Умнички хоббитцы! Храбренькие хоббитцы! Совсем-совсем устали, конечно, мы тоже, моя прелесть, мы тоже. Но надо скорее увести хозяина подальше от мертвецких свечечек, да, да, подальше.
С этими словами он пустился чуть не вприпрыжку по длинной прогалине в камышах, а они, спотыкаясь, побежали следом. Внезапно он остановился, снова присел на четвереньки и потянул носом, зашипев не то встревоженно, не то недовольно.
– В чем дело-то? – проворчал подбежавший Сэм, которому почудилось, будто Горлум брезгливо фыркает. – Чего носом водить? Я нос зажимаю, и то у меня глаза на лоб лезут. И ты смердишь, и хозяин смердит – кругом от вони не продохнешь.
– Да, да, и Сэм смердит! – отозвался Горлум. – Бедняжечке Смеагорлу противно нюхать, но послушный Смеагорл терпит, помогает добренькому хозяину. Пуссть воняет! Нет, нет, в воздухе что-то неладное, и Смеагорлу это очень не нравится.
Он побрел дальше, однако становился все беспокойнее, то и дело выпрямляясь, изгибая шею и обращаясь ухом к юго-востоку. Поначалу хоббиты никак не могли взять в толк, что его тревожит. И вдруг все трое разом насторожились. Фродо и Сэму послышался вдалеке протяжный и неистово-злобный леденящий вой. Они вздрогнули и в тот же миг ощутили, как повеяло стужей и колеблется воздух. Потом донесся шум налетающего ветра. Огоньки трепетали, блекли, гасли.
Горлум не двигался. Он стоял, сотрясаясь, и что-то лепетал; ветер с ревом и свистом обрушился на болота, расшвыривая клочья тумана, и высоко в небе показались рваные облака, а между ними заблистала луна.
На мгновение хоббиты обрадовались, но Горлум прижался к земле, ругмя ругая Белую Морду. Фродо и Сэм глядели в небо, вдыхали полной грудью свежий воздух – и увидели облачко, мчащееся от проклятых гор, черную тень, которую изрыгнул Мордор, огромную и жуткую крылатую тварь. Терзая слух смертоносным воем, она затмила месяц и, обгоняя ветер, унеслась на запад.
Они упали ничком, как подкошенные, беспомощно корчась на холодной земле. А призрачный замогильный ужас возвратился и пронесся ниже, прямо над ними, разметая крылами зловонные испарения. Пронесся и умчался обратно в Мордор, куда призывал его гнев Саурона, следом за ним бушующий ветер сорвал остатки туманной пелены с Мертвецких Болот. Впереди, сколько видел глаз, до подножий сумрачных гор простерлась голая пустыня в пятнах лунного света.
Фродо и Сэм привстали, протирая глаза, словно дети, очнувшиеся от дурного сна в обыкновенной темноте. Но Горлум лежал на земле как пришибленный. Они с трудом растолкали его, и все равно он не поднимал головы, стоя на карачках, уткнув локти в землю и прикрывая затылок широкими ладонями.
– Призраки! – стенал он. – Крылатые призраки! Прислужники Прелести! Они все видят, все. От них не спрячешься. Ненависстная Белая Морда! Они все расскажут Тому, и он увидит нас, он нас узнает, аххх, горлум, горлум, горлум!
И лишь когда луна закатилась далеко на западе за вершины Тол-Брандира, они продолжили путь.
С этих пор Сэм стал замечать, что Горлум снова переменился. Он угодничал и подлизывался пуще прежнего, но в глазах его мелькало странное выражение, особенно когда он поглядывал на Фродо, и говорил он все больше по-горлумски, на старый манер. Но еще тревожнее было то, что Фродо, видимо, совсем изнемог. Он не жаловался, он и вообще-то почти не раскрывал рта, но брел согнувшись, как под непосильным грузом, тащился еле-еле – Сэм то и дело просил Горлума подождать хозяина.
Между тем с каждым шагом к Воротам Мордора Кольцо на шее Фродо все тяжелее оттягивало цепочку и точно пригнетало его к земле. Но куда мучительнее донимало его Око: это из-за него, не из-за Кольца Фродо втягивал голову в плечи и робко сутулился. Оком он называл про себя жуткое, обессиливающее чувство могучей и враждебной воли, которой нипочем земные преграды и воздушные заслоны, которая вот-вот отыщет, обнажит, пригвоздит мертвящим взором. Укрыться от него негде, последние покровы тонки и ненадежны. Фродо в точности знал, откуда исходит этот смертоносный луч, – так же как сквозь закрытые глаза знаешь, где пламенеет жгучее и беспощадное солнце. Луч палил ему лицо, поэтому он и опускал голову.
Горлуму, может статься, было немногим легче. Но что творилось в его иссохшем сердце, что его больше мучило – ищущее ли Око, алчная ли тоска по Кольцу, до которого только руку протянуть, или унизительное обещание, наполовину исторгнутое страхом перед холодной сталью, – этого хоббитам знать было не дано. Да Фродо об этом и не думал, а Сэм большей частью думал о хозяине, своих грызущих страхов почти не замечая. Он теперь шел позади Фродо и ни на миг не терял его из виду: поддерживал, когда тот спотыкался, и старался подбодрить неуклюжими шутками.
Когда наконец рассвело, хоббиты с изумленьем увидели, насколько придвинулись угрюмые кручи. В холодном и ясном утреннем свете все же еще далекие стены-утесы Мордора не нависали угрозой на небосклоне, а исполинскими черными башнями сумрачно взирали окрест. Болота кончились, дальше тянулись торфяники и короста растрескавшейся грязи. К мерзости запустения у Сауроновых Ворот вели длинные, голые, пологие склоны.
Покуда серо-стальной день не угас, они ютились, как черви, под огромным камнем, хоронились от крылатого ужаса, от жестоких пронзительных мертвых глаз. Страх опустошил память этих дней и тех двух ночей, когда они пробирались по унылому бездорожью. Воздух здесь был какой-то колкий, напитанный горечью, от него першило в пересохшем горле.
Наконец на пятое утро путешествия с Горлумом они снова остановились. Перед ними высились в серой мгле огромные утесы; вершины их скрывали дымные тучи, а подножия были укреплены мощными устоями и загромождены скалами, до ближней из них оставалось не более двенадцати миль. Фродо огляделся, и ему стало жутко. Отвратны были Мертвецкие Болота и пересохшая пустошь, но во сто крат чудовищнее то, что теперь открывал его запавшим глазам ползучий рассвет. Даже Могильные Топи весна еще подернет зеленоватой пеленой, но здесь не могло быть ни весны, ни лета. Здесь не было ничего живого, не было даже трупного тлена. Зияли ямины, засыпанные золой, загаженные белесовато-серой грязью, точно блевотиной горных недр. Бесконечными рядами возвышались груды каменного крошева и кучи обожженной, изъязвленной земли, – дневной свет как бы нехотя озарял изнанку смерти, кладбище без мертвецов.
Это была поистине мордорская пустыня, памятник на вечные времена непосильному труду рабских полчищ – цели трудов забудутся, но след их пребудет: опоганенная, неисцелимо изуродованная земля, разве что волны Великого Моря сокроют ее от глаз.
– Сейчас меня вывернет, – сказал Сэм.
Фродо промолчал. Они помедлили как бы на краю неминучего бредового сновидения, которое надо претерпеть, нырнуть во мрак, чтобы пробудиться утром. Между тем светлело – жестоко и безысходно. Провалы и язвы прокаженной земли виднелись с ужасающей четкостью. Между тучами и клоками дыма проглянуло солнце, но и солнечные лучи были осквернены. Хоббиты не обрадовались солнцу: оно, казалось, служило Врагу, высвечивая их во всей беспомощности – крохотные писклявые существа, копошащиеся на мусорной свалке Черного Властелина.
Идти дальше им было невмочь, поискали, где бы отдохнуть. Присели за горой шлака, но она источала удушливый дым, и все трое начали кашлять и задыхаться. Первым встал Горлум; отплевываясь, бранясь и даже не взглянув на хоббитов, он уполз на четвереньках. Фродо и Сэм последовали за ним, и вскоре выискалась большая круглая яма, закрытая с запада насыпью. Там было, как и везде, холодно и гадко, на дне радужно лоснилась маслянистая лужа. Там они и приткнулись, в надежде хоть как-то укрыться от всевидящего Ока.
День тянулся медленно. Нестерпимо хотелось пить, но они лишь смочили губы водой из фляжек, наполненных в ручье – и он, и каменная расселина казались им теперь прекрасным виденьем. Хоббиты караулили по очереди. Сперва, несмотря на усталость, ни один из них уснуть не мог, но, когда солнце утонуло в тяжелой туче, Сэм задремал. Бодрствовать был черед Фродо: он разлегся на спине, но легче ему ничуть не стало, ноша давила все так же. Глядя в дымное небо, он видел странные тени, мчались темные конники, чудились полузабытые лица. Он потерял счет времени, явь смешалась с дремой, и наконец он забылся.
Сэм открыл глаза: ему показалось, будто хозяин зовет его. Но Фродо спал, съехав по скату на дно ямы. Возле него присел Горлум. Сэм было подумал, что он хочет разбудить Фродо, но нет, Горлум разговаривал сам с собой. Смеагорл спорил с кем-то, кто говорил его голосом, сипя и пришепетывая. И глаза его мерцали то бледным, то зеленым огнем.
– Смеагорл дал обещанье, – говорил первый.
– Да, да, моя прелесть, – отвечал другой, – мы обещались сберечь нашу Прелесть, не отдать ее Тому – нет, никогда. Но что ни шаг, мы к Тому все ближе. Что хочет хоббит сделать с нашей Прелестью, интерессненько, да, нам интерессненько.
