— Гурни, сильнее ошибиться ты не мог, — покачал головой Пауль.
А Джессика подумала: Так вот в чем дело! Какая чудовищная ирония судьбы!
— Ошибаюсь?! — взвыл Гурни. — Ну так пусть она сама скажет! И не забывает при этом, что я давал взятки, шпионил, обманывал — и все ради того, чтобы подтвердить это обвинение! Я даже купил — за семуту — капитана баронской охраны, и значительную часть этой истории я знаю от него!
Все-таки его захват чуточку ослаб. Но раньше, чем Джессика сумела что-то сказать, Халлеку ответил Пауль:
— Предатель — Юйэ. Это точно, Гурни. Свидетельства тому исчерпывающи и неоспоримы. То был Юйэ. Не важно, почему ты заподозрил мою мать — а это, повторяю, не более чем пустое подозрение. Но если ты причинишь ей зло… — Пауль вытянул крис из ножен, выставил его перед собой, — … тогда я убью тебя.
— Юйэ был кондиционированным медиком, допущенным к работе в правящем Доме, — яростно возразил Гурни. — Как же он мог предать?!
— Я знаю способ преодолеть кондиционирование, — ответил Пауль.
— А доказательства?!
— Здесь у меня их нет. Они — в сиетче Табр, это далеко к югу отсюда, но если…
— Это трюк! — прорычал Гурни, и его рука с новой силой сжалась на горле Джессики.
— Не трюк и не обман, Гурни, — ответил Пауль, и такая печаль прозвучала в его голосе, что у Джессики сжалось сердце.
— Но я сам видел сообщение, перехваченное у харконненского агента! — воскликнул Гурни. — И там определенно говорилось о…
— И я его видел, — перебил Пауль. — Отец показал его мне и объяснил, почему он был уверен в том, что это не более чем харконненская уловка, цель которой — заставить герцога подозревать любимую женщину.
— А! — выдохнул Гурни. — Но ты не…
— Замолчи, — велел Пауль — и в спокойной монотонности его голоса прозвучала большая сила приказа, чем Джессике когда-либо приходилось слышать.
Он овладел Великим контролем; подумала Джессика. Рука Гурни на ее шее задрожала. Неуверенно шевельнулся нож за ее спиной…
— Да, ты подкупал, шпионил и обманывал; но вот чего ты не делал — так это не слышал, как рыдала ночами моя мать, потеряв своего герцога. Ты не видел, каким огнем горят ее глаза, когда она говорит о смерти для Харконненов.
Так он слушал тогда! — Глаза Джессики застилали слезы.
— Чего ты не сделал, — продолжал Пауль, — так это не вспомнил ни разу уроки, полученные тобой в харконненских темницах и казармах для рабов. И ты ещё с такой гордостью говорил о дружбе с моим отцом! Да разве не понял ты разницу между Атрейдесами и Харконненами — не понял настолько, что до их пор не научился узнавать харконненские уловки по одному их зловонию? Или не усвоил ты, что Атрейдесы платят за верность любовью, а харконненская монета — ненависть? Как же ты не сумел понять, в чем самая суть этого предательства?!
— Н-но… а Юйэ?.. — пробормотал Гурни.
— Доказательство, о котором я упомянул, — это собственноручно написанное Юйэ письмо, где он признается в совершенном предательстве, — ответил Пауль. — Клянусь тебе в том моей любовью к тебе — любовью, которую я буду питать, даже если придется убить тебя и ты ляжешь здесь, на полу, мертвым.
Слушая сына, Джессика чувствовала восхищение — какая собранность, какая проницательность разума!..
— У отца, было настоящее чутье на верных друзей, — продолжал Пауль. — Не всякому давал он свою любовь, но при этом не ошибся ни разу. А слабость его была в недопонимании природы ненависти: он считал, что тот, кто ненавидит Харконненов, не сможет его предать… — Пауль взглянул на мать. — Она знает это. Я передал ей слова отца, его завещание… он велел сказать, что всегда верил ей и ни на миг в ней не усомнился.
Джессика почувствовала, что теряет контроль над собой, и прикусила губу, стараясь справиться с эмоциями. По напряженно-формальному тону сына она поняла, чего стоили ему эти слова. Ей захотелось подбежать к нему, прижать его голову к груди… чего она никогда не делала. Но рука, обвившаяся вокруг ее шеи, перестала дрожать, а острие ножа вновь неподвижно уперлось ей в спину.
— Один из самых ужасных моментов в жизни ребенка, — сказал Пауль, — это миг потрясения — миг, когда он понимает, что между его отцом и матерью существуют отношения, внутрь которых ему доступа нет. Он никогда не сможет разделить с ними эту любовь. Это потеря. Это — первое осознание факта, что мир — это не ты, а то, что окружает тебя, и что ты одинок в нем. Ты сознаешь, что это правда, и не можешь уйти от нее. Я слышал, как отец говорил о матери. Она — не предатель, Гурни, и не может быть им.
Джессика почувствовала, что может говорить, и сказала:
— Отпусти меня, Гурни.
Она не использовала Голос, не играла на слабости Гурни — но рука его упала. Джессика подошла к Паулю и стала рядом, не прикасаясь к нему.
— Пауль, — сказала она, — жизнь знает и иные потрясения. Так, я сейчас вдруг поняла, как жестоко я использовала тебя, пытаясь управлять тобой, согнуть тебя, и все это ради того, чтобы направить тебя по тому пути, который я сама выбрала для тебя… пути, который я должна была выбрать, потому что так уж меня учили… если это хоть как-то меня оправдывает. — Она проглотила комок в горле, заглянула сыну в глаза. — Пауль… я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня. Нет, не так…Обещай мне — ты сам должен выбрать путь своего счастья. Твоя женщина из Пустыни… женись на ней, если хочешь. И не дай никому и ничему помешать тебе. Но главное — сам выбирай свой путь. Я…
Она замолчала, услыхав за спиной невнятное бормотание.
Гурни!
Увидев, что Пауль смотрит через ее плечо, повернулась и Джессика.
Гурни стоял все там же, он только нож убрал в ножны, да еще распахнул на груди бурнус, открыв серую, лоснящуюся ткань дистикомба стандартного выпуска — контрабандисты покупали эту модель во фрименских сиетчах.
— Вонзи свой нож в мое сердце! — еле выговорил он. — Рази, прошу — и покончим с этим! Я покрыл позором свое имя! Я предал своего герцога! О, лучше…
— Да замолчи ты, — сказал Пауль.
Гурни уставился на него.
— А теперь застегнись и кончай валять дурака, — проворчал Пауль. — На сегодня я уже, кажется, сыт глупостями по горло.
— Убей меня, говорю я! — взвыл Гурни в неистовстве.
— Тьфу… — вздохнул Пауль. — Я-то думал, хоть ты меня лучше знаешь. Да что вы меня все — идиотом считаете?! И почему я должен повторять эту комедию с каждым человеком, который мне нужен?!
Гурни перевел взгляд на Джессику и жалким, безнадежным и умоляющим голосом — так не похоже на старину Гурни! — попросил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
