Начиналась новая глава ее жизни. Как и сказал профессор, — беременность Ирины протекала очень тяжело, анализы были очень плохие и все время увеличивались дозы инсулина; она страшно уставала, нервничала и подчас впадала в отчаяние.
Наша жизнь до конца декабря была полна всевозможными событиями. В ноябре жене пришлось перенести операцию, несколько дней она пролежала в русском госпитале. Хотя операция не давала повода к большому беспокойству, но все же мы с Ириной очень волновались.
Большим событием этих дней был приезд в Париж в командировку из России моего лучшего друга В.В.Каврай-ского (ныне покойного). Это было словно с того света. Как много было сказано и узнано нового — много говорили, расспрашивали, спорили. Ирина, жившая в соседней комнате, конечно, была в курсе всех наших настроений.
Литературные дела шли своим чередом — в них Ирина принимала большое участие, без конца волновалась делами «Союза Поэтов», выступая на очередных собраниях, с чтением своих стихов.
Были и семейные неприятности. При своем состоянии Ирина, конечно, стала чаще прибегать к мамочке, своей постоянной советнице по женским делам, и чаще засиживалась у нас в комнате, что вызывало ревность мужа и приводило к раздражению сторон. Такая жизнь утомляла Ирину, анализы делались все хуже и хуже, и 19 декабря она принуждена была лечь в госпиталь, который во все время ее беременности сделался для нее как бы вторым домом. Там она очень скоро в обществе больных (диабетички быстро сходились друг с другом), познакомилась с жизнью соседок по койкам, сама поведав им свою историю и участвуя в своеобразных проказах молодых больных, которые, например, делая сами себе анализы, иногда в записях утаивали неприятные показания и т. п. Как ждущая ребенка, она вызывала к себе большое участие, и некоторые из ее больничных подруг стали вязать для ее будущего ребенка одеяльца и другие вещи.
В госпитале диабетички вообще довольно скоро восстанавливали свои силы, и после первых дней, отдохнувши, чувствуя себя хорошо физически, томились от безделья. Ирина много читала (я работал в Тургеневской Библиотеке, и Ирина в книгах не нуждалась) и не переставала интересоваться литературными делами, тем более что ее муж, в это время председатель Союза молодых поэтов, был очень занят выпуском первой книжки стихов членов Союза, и Ирина, конечно, принимала близкое участие в её выходе, держала корректуру и проч. Это ее развлекало и возвращало к жизни, недаром она после прочитанной одной статьи Ходасевича записала, что «он все-таки свернул ее мысли в другую сторону от докторов, анализов и беспросветной тоски по дому».
А по дому она очень тосковала. Приближались рождественские праздники, Новый год, который мы привыкли встречать дома все вместе. Она очень рвалась из госпиталя, тем более что силы несколько окрепли, но все-таки в первый раз в жизни ей пришлось встретить Новый год не в своей семье. «Вечером, под Новый год, — заносит Ирина в свой дневник, — я написала стихотворение — очень паршивое… вот оно».
С НОВЫМ ГОДОМ, С НОВЫМ СЧАСТЬЕМ!
Сон, полумрак и покой.Ходит бесшумно сиделка.Слиться спешит с часовойЗлая минутная стрелка.
Год задувает огни.Неравноценные дни…Неравномерные части…— Новый, тревожный, верниМне мое старое счастье!
31. XII. 1928. «Питье» госпит.
17 января 1929 г. Ирина вернулась домой. Но это не принесло ей радости. «Вот и дома. Вчера вернулась. Думала — буду визжать и плакать от радости, но вместо этого — тихое и грустное состояние. То, что я нашла дома, оказалось так невесело, что меня сразу же охватили самые печальные мысли. Оба — мамочка и папа Коля — без работы в полном смысле этого слова. В лучшем случае едят в день по селедке, да пьют чай без сахара. Юрий берет аванс, чтобы как-нибудь помочь им. Из моих 200 франков, которые я набрала месяц тому назад, столько работая и экономя — сегодня 84 фр. заплатила в госпиталь, поделилась немножко с нашими — они хоть сахару и картошки купили, купила кое-что из еды себе — и осталось совсем немного. Ту неделю, или хоть половину ее, как-нибудь вытянем, а там хоть опять в госпиталь».
Читая эти строки сейчас, я, по правде сказать, не помню, чтобы у нас было такое плохое положение, — мы часто, как говорится, сидели без денег, но, в сущности, не голодали.
Мало-помалу жизнь Ирины стала налаживаться. «Сначала хотелось только есть и спать, потом появилось желание вымыть посуду и убрать, потом вообще что-то делать. Сегодня даже немножко постирала и устала очень. Все-таки страшно слаба. И подумать не могу о том, чтобы пойти, например, в Люксембургский сад или к Сене. Много сплю». Этих строк достаточно, чтобы понять состояние, выраженное ею в стихах:
Отошло, отпело, отзвенело.Жизнь замедлила неровный шаг.До смешного изменилось телоИ смешно состарилась душа…
Характерно для этого периода ее обращение к мужу:
Склоним устало ресницыВ сумерках синего дня.В комнатах будем томиться,Не зажигая огня.
И за большим самоваромВозле оплывшей свечи,Может быть, вспомним о старом,И, повздыхав, замолчим.
Бросим нескладные фразы,Полные дряхлой тоски.Взглянем в пространство, — и сразу —Вместе — поймем: старики…
9. XI.1929
Но удивительно, что в этом стихотворении, обращенном к будущему, не слышится, что его автор борется за свою жизнь и за жизнь своего будущего ребенка, о котором она два месяца перед этим написала:
Я брошу все: стихи, слова и строки,Мечты о том, чего на свете нет,И матовый, встревоженный рассвет,Такой любимый и такой далекий.
И все мои печали и упрекиПустых, тяжелых и напрасных лет,И стыд за все просроченные сроки,И прозвище надменное — поэт.
Мне ничего не жаль. И я готоваЗакрыть навек заветную тетрадь,Чтоб больше никогда не раскрыватьДневник существования пустого —За тихое, коротенькое слово,За самое простое слово — мать.
18. XI.1928
Но и теперь, возвратясь из госпиталя, Ирина стала усиленно и с любовью шить и собирать для своего маленького, доставала деньги, покупала шерсть для вязания и с нетерпением ждала, когда ее госпитальные приятельницы кончат начатые вещи. «Мне уже хочется начать играть в куклы. В этом вся моя радость», — пишет она. Большую моральную поддержку в это время ей оказала ее мать, которая уже работала, и днем ее не было дома. «Мне очень без нее скучно, — пишет Ирина, — сейчас она самый близкий, самый необходимый мне человек. Когда она не работала, мы вместе ездили в госпиталь, так что и она уже как-то вошла в эту жизнь. Теперь я ей рассказываю все госпитальные новости. Мне всегда есть о чем с ней поговорить, может быть, просто по-женски. Она больше всех из всей семьи ждет и любит моего ребенка».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
