И только тогда она начала кричать и еще долго не могла остановиться.
* * *
— Вам действительно лучше? — суховато спросил молодой врач, наклоняясь. Его лицо казалось намного белее его халата, а глаза за круглыми стеклами очков до сих пор быстро, ошарашено моргали. — Может, вам все же стоит поехать с… — он махнул рукой в сторону „Скорой“, потом судорожно сглотнул. Кира, сидевшая на бордюре, сжавшись и обхватив колени одной рукой, отрицательно покачала головой и отвернулась. Она не слышала, как врач ушел, и как просигналила, отъезжая, машина, увозя с собой женщину из подъезда, имени которой она так и не узнала.
Толпа перед домом росла и росла, каждый второй норовил заглянуть в подъезд, и прибывший наряд милиции оттирал их в сторону, призывая граждан к сознательности разнообразными выражениями, то и дело скатываясь к неформальной лексике. Какой-то мальчишка, пытаясь проскочить незамеченным, схлопотал по шее, его мать, топтавшаяся рядом, закричала, что это произвол, после чего тут же влепила сыну второй подзатыльник и утащила его домой.
Кира почти не обращала на все это внимания — она курила сигарету за сигаретой, комкая их в дрожащих пальцах, и изредка искала безнадежным, усталым взглядом Вадима и Стаса, но их нигде не было. Звуки доносились до нее словно сквозь толщу воды. Ее подташнивало, и вместо разворошенной, взволнованной улицы перед глазами снова и снова вставало увиденное в квартире, намертво и навсегда сросшись с памятью. Когда из подъезда начали, один за одним, выносить три изуродованных, прикрытых тела, и раздались оханья и аханья, в которых любопытства и возбуждения было не меньше, чем ужаса, Кира отвернулась и уставилась на расписанную стену трансформаторной будки, краем уха слушая разговор двух мужчин, отошедших подальше от взволнованной толпы.
— … выезжали раз… у дебила одного граната в кармане рванула… и то такого не видал!.. чем… как думаешь?..
— …хрен его… такой вид, будто… пару взбесившихся ротвейлеров заперли… на мой взгляд… очень похоже… в прошлом году питбуль своего хозяина подрал начисто… не лучше выглядел…
— …дожили!.. а чего эксперт?..
— … сменили… опыта мало… из туалета не вылазит…
— …улики смоет…
Короткий смешок.
— …да там этих улик… кишки по всей хате разбросаны… прости господи!..
Кто-то вплотную подошел к ней и остановился. Кира неохотно подняла голову и увидела Дашкевича.
— Опять вы? — изумленно и не без раздражения воскликнул он. — Я как узнал, кто поднял весь этот сыр-бор, ушам не поверил!
Она болезненно поморщилась, словно вампир, попавший на солнечный свет, и снова опустила голову, уставившись на выщербленный асфальт.
— Простите, — произнес Максим, присаживаясь на корточки. — Я понимаю, вы пережили шок… Вам не следовало туда заходить… видеть… Честно говоря, я и не знал, что вы дружны с Коваленко.
— С Коваленко? Кто это? — тускло спросила Кира.
— Так вы не знали ее фамилии?
Она покачала головой и хрипло вздохнула. В ее памяти отчего-то всплыла тонкая бледная рука Влады, совсем недавно свешивавшаяся с края дивана, и Кира зажмурилась.
— Скажите, долго мне еще здесь сидеть? Мне сказали подождать… чтобы… чтобы… не помню… Может, мне можно пойти домой? Вы же все равно знаете, где я… рядом… Можно мне пойти домой? Или я на подозрении? Думаете… это я разорвала их на куски?..
— Господи, да с чего вам это взбрело в голову?! — сердито воскликнул Дашкевич и встал. — И в самом деле… наверное… Сейчас я все устрою, подождите.
Он убежал куда-то, и Кира сразу же о нем забыла. Ее взгляд снова начал потерянно прыгать вокруг. Толпа все еще волновалась у подъезда, и ей показалось, что многие смотрят на нее — смотрят с ужасом и отвращением. Но почему? Что она сделала?
Но кто это сделал? Почему, за что?
Не обманывай себя, вспомни сумасшедшего, который сжимал пальцы на твоем горле, вспомни, что с ним случилось, вспомни, как луна отражалась в его мертвых глазах… неужели не ясно, кто это сделал? Это собака — та взбесившаяся собака…
Но даже самая взбесившаяся собака не дотянется до дверного звонка. И собаке не открыли бы дверь. Особенно Влада… Значит, дверь открыли человеку. Хозяину этого пса. И пес вовсе не взбесившийся. Его натравили, как и тогда.
Но почему?
Тебя хотят убить…
Дура!
Тебя хотят убить…
Домой! Срочно! Ко мне…
Когда-нибудь и я тебе помогу…
Что делала Влада, когда ушла из ее квартиры? Куда она направилась? Что она могла увидеть… или услышать? Если она и была под кайфом, галлюцинаций у нее не было — она действительно что-то узнала — что-то очень плохое. И совершенно реальное. За галлюцинации не убивают.
И Лена — при чем тут эта Лена? Неотъемлемая часть двора, вечно сидящая на скамейке и болтающая с Ниной Федоровной, Антониной Павловной и прочими кумушками… При чем тут она? Зашла за спичками?
„Дверь открыли не хозяину пса, — внезапно подумалось ей. — Дверь открыли Лене. Хозяин пса попросил ее… или заставил. Потому что ему Влада бы не открыла дверь. Может, потому… что она его знала“.
Господи, но при чем тут она, Кира?! И если здесь замешан тот же человек, который причастен к смерти того сумасшедшего, то какой резон? Тогда он спас ей жизнь, зачем же ему убивать Владу? И еще двоих женщин впридачу, которые тут в любом случае были вовсе не при чем? Только потому, что они видели его? Почему же он не подождал, пока Владу опять понесет на приключения, а пошел на такой риск и на лишние трупы?
Потому что он торопился. Потому что был уверен, что Влада все незамедлительно расскажет — и расскажет именно ей, если Кира правильно поняла их малоразборчивый телефонный разговор. Но если это так, то он должен был знать и то, что они с Владой, в какой-то степени, не посторонние люди. Видел, как они тогда шли вместе по улице? Нет, этого мало… но ведь в последнее время они довольно часто останавливались и болтали друг с другом, и любой, кто бывал во дворе постоянно, мог это заметить…
А вдруг он здесь живет? Она же не знает всех наперечет в окрестных домах. Что если он здесь даже сейчас? Отвел пса домой, вернулся и смотрит, наблюдает, может быть, даже, смотрит сейчас на нее?
Кира вскинула голову, глядя на толпу перед подъездом. Лица мелькали перед ней, одно сменялось другим — знакомые и незнакомые, и в каждом из них ей теперь чудился враг. Она медленно поднялась, и в этот момент из толпы вынырнул Вадим и почти сразу же следом за ним Стас. Они увидели ее практически одновременно и сразу же направились к ней. Стас почти бежал, и увесистый пакет в его руке хлопал его по бедру. Князев, прихрамывая, шел гораздо медленней, тяжелый пакет оттягивал ему руку, но и в его движениях чувствовались всполошенность и спешка. Они шли по одной дороге, но Кире отчего-то казалось, что они идут разными путями, из разных миров, никоим образом не похожих один на другой, и эти пути никогда не сольются в одну дорогу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
