А сам дивуется. Стали баржи на месте без руготни, без суетни, даже без лишних криков, никого не задели, никого не зацепили, никому выхода на плес не загородили. Много баржей пришло, а постановкой каравана только двое распоряжались, Меркулов с Веденеевым. На крайних баржах подавали они сигналы свистками. Смеялся на такое новшество Марко Данилыч, но в смехе его зависть и злоба слышались. Хохотали по всей Гребновской и хозяева, и приказчики, и рабочие. Немало и таких было, что досадовали и злились на тихую постановку каравана – никого он не затронул, и не было ни брани, ни драки, ни свалки, а у гребневских молодцов кулаки давно уже почесывались.
Стал караван, и рабочие от первого до последнего на местах остались, никто не сбежал, никто ничего не украл, никто не запьянствовал, все было тихо и мирно. Много дивились тому.
Оба зятя Зиновья Алексеича с женами приехали на ярманку, с тестем и с тещею. Пристали они в той же гостинице Бубнова, где жили и прошлого года. Сам Зиновий Алексеич рыбным делом не занимался, не взглянул даже на караван, носивший имя его, а Меркулов с Веденеевым каждый день с утра до сумерек по очереди там бывали.
Едва успел установиться караван, на нем, как водится, явились покупатели. Не настоящие то были покупатели, а ищейки. Сами ничего они не покупают, но покупщики рыбного товара подсылают их разузнать цены да посмотреть, какова рыба. Рыбники, особенно приказчики, охотно принимают ищеек, хоть и знают, что ни один из них фунта не купит, но всего товара ни за что им не покажут, прямых цен не скажут, а заломят непомерные. Явились ищейки и на баржи «Зиновья Доронина с зятьями». Там им все показали, а Меркулов каждому сорту товара сказал настоящую цену. Подсыльные подивились – низки уж очень объявленные цены. Зато другая новинка их смутила – в кредит только третья доля товара отпускалась, за остальное наличные деньги клади на стол.
Вечером в Рыбном трактире собрались и рыбники, и покупатели. Был тут Орошин, был Марко Данилыч, лысый Сусалин и копне подобный богатырь пискливый Иван Ермолаич Седов. И других рыбников, большого и малого полета, было тут довольно. Сидели они вкруговую за столом, уставленным чайниками, и мирно, благодушно опрастывали дюжины чашек с отваром китайской травки. Только и речи было у всех, что про зятьев Доронина. Ругали их ругательски, особливо Орошин, а покупатели подшучивали над рыбниками. Однако ж и они говорили, что без отдачи рыбы в кредит дело идти не может.
– А все-таки Меркулов-от настоящие цены открыл, и спасибо ему за то, – с усмешкой глядя в упор на Орошина, сказал маленький, тщедушный старичок Лебякин, один из самых первых покупателей. – Теперича, примерно сказать, уж нельзя будет хоть вашей милости, Онисим Самойлыч, оченно-то высоко заламывать, потому что прямые цены уж известны.
– Мы знаем свою цену, – надменно взглянув на Лебякина, прошипел Орошин. – Хочешь дешево у них купить, припасай больше наличных. Мы возьмем свое, у нас все по старине будет – кредит, как бывало, а цены, какие меж собой постановим… Так али нет, Марко Данилыч?
– Вестимо, – пробурчал молчаливый на этот раз Смолокуров.
– А ежель и мы со своей стороны в сговор войдем? – вскричал Колодкин Алексей Никифорыч, широкоплечий, объемистый телом купчина, с богатырской головой, обросшей рыжими курчавыми волосами. – Ежели, значит, и мы меж собой цены свои установим и свыше их копейки не накинем? Куда рыбу-то тогда сбудете? Не в Оку ж ее пошвырять.
– Найдем место, – сурово взглянув на Колодкина, сквозь зубы промолвил Орошин. – Не одни вы покупатели.
– Оптовые все здесь наперечет, – сказал Лебякин. – Вы станете сговариваться, а мы – на вас глядя. Тогда, хочешь не хочешь, вся рыба-то у вас на руках останется.
– Нешто по фунтикам станете продавать, ну тогда, пожалуй, расторгуетесь, – со смехом подхватил слова Лебякина Колодкин. – Тогда можно будет вас с барышами поздравить.
– Разве только и свету в окошке, что вы? – насмешливо пропищал, подбоченясь, Седов. – Не фунтиками, а тысячами пудов станем продавать и все распродадим беспременно.
– Кому распродать-то, Иван Ермолаич? – поворотив к Седову громадную голову, медленно проговорил Колодкин. – Разве по мелочным лавочкам думаете рассовать, так у мелочников ни денег, ни места на то не хватит.
– Сыщутся люди и помимо мелочников, – пропищал Седов. – Будьте спокойны, мы тоже знаем, что знаем: не вчера торговать-то зачали.
– Да кто сыщется-то? – приставал Колодкин к Седову. – Нешто зазимуете здесь да морожену рыбу мужикам в развоз продавать[497] будете?
– А хоша б и в развоз, – пискнул Седов. – А вы все-таки ни с чем останетесь. Нешто клад выроете да наличными уплатите.
– И без клада, поможет Бог, обойдемся, – молвил Колодкин.
– Вот это так. Что дело, то дело… Это как есть совершенно верно, – захохотал Седов. – Ежели Бог наличными поможет вам, ежели, значит, деньги на вас с неба свалятся, тогда можно вам и без клада обойтись.
– Не извольте беспокоиться, Иван Ермолаич, – обернемся, это уж наше дело, – задорно проговорил Колодкин и поднялся с места. – Счастливо оставаться! – промолвил он.
И, поклонясь честной компании, вон пошел. За ним и Лебякин ушел, а потом и все остальные. Остались одни рыбники. Молча поглядывали они друг на друга.
– Что, братцы, делать-то? – после долгого молчанья, вытирая вспотевшее от чая лицо бумажным платком, заговорил Степан Федорыч Сусалин.
– По-моему, надо об эвтом деле посудить, – молвил Марко Данилыч.
– Беспременно надо, – подхватили и Седов, и Сусалин, и другие рыбники.
– Только, чур, наперед уговор, – начал молчавший Орошин. – Ежель на чем порешим, кажду малость делать сообща, по совету, значит, со всеми. Друг от дружки дел не таить, друг дружке ножки не подставлять. Без того всем можно разориться, а ежели будем вести дела вкупе, тогда и барыши возьмем хорошие, и досыта насмеемся над Лебякиным, над Колодкиным и над зятьями Доронина.
– Сам-от только не сфинти, Онисим Самойлыч, мы-то заодно будем, – насмешливо промолвил Марко Данилыч.
– Чего мне финтить-то? – гордо взглянув на недруга, вскликнул заносчиво Орошин.
– Не знаю, что напредки будет, а доселева еще ни одной ярманки не бывало, чтоб ты кого-нибудь не подкузьмил, – сказал ему Марко Данилыч и захохотал на всю комнату. – На всех шлюсь, на всех, сколько здесь нас ни есть, – продолжал он. – Нечего узоры-то разводить, любезный друг!.. Достаточно все тебя знаем. Всем известно, что ловок ты на обманы-то.
Заметно было, что Смолокурову пришла смертная охота разозлить Орошина, чтоб ушел он из беседы. Орошин не замечал того.
– Что ж? – хихикнул он, окинув нахальным взглядом собеседников. – На войне обманом города берут, на торгу неумелого что липку обдерут. Для того не плошай да не глазей, рядись да оглядись, дело верши да не спеши… Так-то, почтеннейший Марко Данилыч.
– Да полно вам тут! – во всю мочь запищал Седов. – Чем бы дело судить, они на брань лезут. У Бога впереди дней много, успеете набраниться, а теперь надо решать, как помогать делу. У доронинских зятьев видели каков караван! Страсть!.. Как им цен не сбить? Как раз собьют, тогда мы и сиди у праздника.
Кой-кто пристал к Сусалину, и общими силами убедили Орошина со Смолокуровым на брань не лезть, а держать «рассуждение».
Молчат приятели, другие не заводят речей.
– Что ж не зачинаете? – пропищал Седов. – Молчанкой делу не пособить. Говори хоть ты, Марко Данилыч.
– Пущай Онисим Самойлыч начинает. Его дело большое, наше маленькое, – сказал с усмешкой Смолокуров.
– Маленькое! Хорошо маленькое! – прошипел Орошин. – А кто верховодит на Гребновской?.. Кто третьего года у всех цены сбил?
– А кто нынешней весной в Астрахани всю икру и рыбу хотел скупить?.. А?.. Ну-ка, скажи! Да видно, бодливой-то корове Бог рог не дает. Не то быть бы всем нам у праздника, всем бы карманы-то наизнанку ты повыворотил… Не выкинь Меркулов с Веденеевым своей штуки, псом бы нам пришлось по твоей милости зубы на полку класть.
– Да перестаньте вы, Христа ради! – вступился опять Сусалин. – Эдак нам никогда толку не дождаться. Успеете, говорю, набраниться. Теперь дело не в споре, а в сговоре. Говори, что ли, впрямь, Онисим Самойлыч.
И стали все просить Орошина, сказал бы свое слово о том, что надо делать. Один Марко Данилыч сидел молча. Отвернувшись от Орошина, барабанил он по столу пухлыми красными пальцами.
Поломался Онисим Самойлыч, потом зачал говорить:
– Если, примерно будь сказано, теперича нам сложиться наличными, сколько у кого есть, и скупить у доронинских зятьев весь ихний товар, тогда бы, ставь покупатели цены, какие хотят, пуда никому из них негде купить. Поневоле к нам придут и заплатят, сколько мы ни запросим. А купивши у Меркулова с Веденеевым весь караван по объявленной ими цене, какие барыши мы получим!..
– Что ж это такое будет? – перебил Орошина Марко Данилыч. – Складчина, компания на акциях, как ноне стали называть?
