Буденного.
2. Членом Военного совета армий второй линии назначить секретаря ЦК ВКП(б) т. Маленкова.
3. Поручить наркому обороны т. Тимошенко и командующему армиями второй линии т. Буденному организовать штаб с местопребыванием в Брянске.
ЧЕТВЕРТОЕ.
Поручить нач. Генштаба т. Жукову общее руководство Юго-Западным и Южным фронтами с выездом на место.
ПЯТОЕ.
Поручить т. Мерецкову общее руководство Северным фронтом с выездом на место.
ШЕСТОЕ.
Назначить членом Военного совета Северного фронта секретаря Ленинградского горкома ВКП(б) т. Кузнецова».
Поздно вечером Молотов пригласил немецкого посла Шуленбурга и вручил ему вербальную (то есть неподписанную) ноту с протестом против систематического нарушения границы германскими летчиками:
«Систематический характер этих налетов и тот факт, что в нескольких случаях германские самолеты вторгались в СССР на сто-сто пятьдесят и более километров, исключают возможность того, что эти нарушения были случайными».
Молотов дружески добавил:
— Любой другой стране мы бы уже давно объявили ультиматум. Но мы уверены, что немецкое командование положит конец этим полетам.
Покончив с официальной частью, нарком доверительно и даже несколько искательно обратился к Шуленбургу:
— Создается впечатление, будто немецкое правительство чем-то недовольно. Но чем? Нельзя ли объясниться? Советское правительство удивлено слухами о том, что Германия готовит войну против Советского Союза. И к тому же у нас имеются сведения, что жены и дети персонала немецкого посольства покинули Москву. С чем это связано?
18 июня нарком госбезопасности Всеволод Меркулов представил Сталину, Молотову и Берии записку, из которой следовало, что за последнюю неделю в Германию уехали тридцать четыре человека и еще несколько жен сотрудников посольства уедут в ближайшие дни.
Агентура внутри посольства записала несколько характерных разговоров среди посольских служащих:
— Эти дела подлежат уничтожению?
— В них говорится только о погоде. Они могут спокойно оставаться здесь. Шеф сказал, что эти дела известны русским. Мы их оставили в этой папке.
— А вообще-то вы сожгли все бумаги?
— Конечно.
— Значит, у вас больше ничего нет?
— Да...
Посол Шуленбург пытался объяснить отъезд дипломатов и их жен наступлением жаркого лета и обещал доложить о разговоре в Берлин, что и сделал незамедлительно.
Что еще он мог ответить Молотову? Шуленбург еще в апреле обратился к Гитлеру с личным посланием, в котором пытался в дипломатичной форме предупредить об опасности нападения на Советский Союз. Гитлер фактически уклонился от разговора. Шуленбурга не посвящали в тайны высшего руководства Германии, поскольку он был искренним сторонником дружбы с Россией. Но
он все понял. Вернувшись в Москву, Шуленбург обреченно сказал своему советнику Хильгеру:
— Война — дело решенное.
5 мая, в тот самый день, когда Сталин произнес свою таинственную речь перед выпускниками военных академий, Шуленбург и Хильгер пригласили к себе находившегося в тот момент в Москве советского посла в Германии Владимира Деканозова. Они попытались предупредить его, что Гитлер готовит нападение на Россию.
Но смертельно опасный для немцев разговор не получился. Деканозов не понял, что дипломаты ведут эту беседу на свой страх и риск, счел их слова попыткой спровоцировать советское правительство на какой-то опасный шаг.
Тогда Шуленбург в качестве последней попытки предотвратить войну предложил Деканозову организовать между Гитлером и Сталиным обмен письмами, чтобы решить накопившиеся проблемы. Деканозов доложил Сталину. Тому идея понравилась.
12 мая Деканозов завтракал с Шуленбургом и сообщил:
— Я говорил со Сталиным и Молотовым и рассказал им о предложении, сделанном вами об обмене письмами в связи с необходимостью ликвидировать слухи об ухудшении отношений между Советским Союзом и Германией. И Сталин, и Молотов в принципе не возражают против такого обмена письмами. Поскольку срок моего пребывания в Москве истек и я должен уезжать в Берлин, то, видимо, вам с Молотовым следует договориться о тексте писем.
Шуленбург бесстрастно выслушал Деканозова и ответил, что он, собственно, вел этот разговор в частном порядке и сделал предложение, не имея на то никаких полномочий. Поэтому посол не может продолжить переговоры с Молотовым, поскольку не имеет соответствующего поручения от своего правительства. Другое дело, если бы Сталин от себя обратился с письмом к Гитлеру...
И дальше разговор перешел на менее важные темы. Шуленбург поведал, что он распорядился поедать свою визитную карточку и карточки своих заместителей (Типпельскирха и Хильгера) Сталину в знак поздравления с назначением председателем правительства. Однако ответную визитную карточку получил только Типпельскирх, и теперь он ходит задрав нос...
Деканозов, составляя отчет о беседе, не мог объяснить причину внезапной утраты Шуленбургом интереса к идее обмена письмами. А дело в том, что немецкий посол уже понял: никакие письма войну не остановят.
15 мая сотрудник германского МИД Карл Шнурре, занимавшийся торговыми делами, составил докладную записку, в которой отметил, что «мы могли бы предъявить Москве экономические требования, даже выходящие за рамки договора от 10 января 1941 года, требования, могущие обеспечить германские потребности в продуктах и сырье в пределах больших, чем обусловлено договором».
Но Шнурре констатировал, что Германия не выполняет свои обязательства, особенно в сфере поставок оружия. Имперское министерство авиации не поставило обещанные самолеты. Многие немецкие фирмы отказываются посылать в Москву персонал, необходимый для выполнения контрактов, потому что все говорят о скорой войне.
Шнурре не получил ответа на свою записку. Зачем обсуждать вопрос о поставках оружия в страну, которая скоро перестанет существовать?
В эти же дни посол Шуленбург телеграфировал в Берлин:
«Я и старшие сотрудники моего посольства постоянно боремся со слухами о неминуемом немецко-русском военном конфликте, так как ясно, что эти слухи создают препятствия для продолжающегося мирного развития германо-советских отношений. Пожалуйста, имейте в виду, что попытки опровергнуть эти слухи здесь, в Москве, останутся безуспешными, потому что эти слухи беспрестанно поступают сюда из Германии и каждый прибывающий в Москву не только привозит эти слухи, но может даже подтвердить их ссылками на факты».
Отсутствие ответа на его телеграмму было ясным сигналом: война начнется вот-вот.
А в Кремле Сталин с Молотовым все еще обсуждали идею обмена письмами между Гитлером и Сталиным, личной встречи двух вождей или новой поездки Молотова в Германию...
Историкам предстоит внести ясность еще в один загадочный сюжет тех месяцев.
С осени 1940 года в оперативном управлении Генштаба Красной армии занимались изучением Ближневосточного театра.
Именно в эти месяцы вермахт предпринимал усилия для проникновения в нефтеносные районы Ближнего Востока. Возникла надежда, что Гитлер устремится в этот регион. Однажды Сталин подвел Жукова к карте и показал на Ближний Восток:
— Вот куда немцы пойдут.
Возникает предположение: уж не готовились ли в Генштабе к совместным с
