Ее глаза вспыхнули чуть ярче.
— Не произносите этого имени, сир, и да не глянет на нас его черное око. Он никого не может защитить, ручаюсь вам. Он враг всего живого. Вы сами сказали: нас скрывают факелы, то есть огонь — сияющий дар Владыки Света.
— Будь по-вашему.
— Не по-моему, но так, как хочет Он.
Ветер переменился — Давос видел это по колебаниям черного паруса. Он взялся за фалы.
— Помогите мне спустить парус. Остаток пути пройдем на веслах.
Вместе они убрали парус, стоя в раскачивающейся лодке, и Давос, опустив весла в бурную черную воду, спросил:
— А кто вез вас к Ренли?
— В этом не было нужды. Его ничто не защищало. Но Штормовой Предел — древняя крепость, и его камни напитаны чарами. Сквозь эти темные стены не пройдет ни одна тень — старые чары давно забыты, но действуют до сих пор.
— Тень? — По телу Давоса прошли мурашки. — Но тень — порождение тьмы.
— Вы невежественнее, чем малый ребенок, сир рыцарь. Во тьме нет теней. Тени — слуги света, дети солнца. Чем ярче пламя, тем они темнее.
Давос, нахмурясь, велел ей замолчать. Они приблизились к берегу, и над водой послышались голоса. Давос греб, и тихий плеск его весел терялся в грохоте прибоя. С моря Штормовой Предел защищал белый меловой утес — он круто вставал из воды, в полтора раза выше массивной крепостной стены наверху. В утесе зияла трещина — туда-то и правил Давос, как шестнадцать лет назад. Трещина вела в пещеру под замком, где штормовые лорды в старину построили пристань.
Этот канал, проходимый только во время прилива, был очень коварен, но Давос не забыл былых контрабандистских навыков. Он ловко провел лодку между острыми скалами, и скоро перед ними разверзлось устье пещеры. Он позволил волнам внести лодку внутрь — они швыряли ее туда-сюда и промочили его с Мелисандрой насквозь. Каменный палец в кольце пены высунулся из мрака, и Давос едва успел оттолкнуться веслом.
Они прошли в пещеру, волны улеглись, и тьма объяла их со всех сторон. Лодка медленно кружилась на месте. Эхо их дыхания отражалось от стен. Давос не ожидал, что будет так темно. В прошлый раз вдоль всего канала горели факелы, и глаза оголодавших защитников смотрели сквозь амбразуры в потолке. Он знал, что где-то впереди подъемная решетка. Работая веслами, он придержал лодку, и она мягко причалила к железной преграде.
— Вот и все — если только у вас в замке нет человека, который поднял бы решетку для вас. — Его шепот пробежал по воде, как вереница мышей на мягких розовых лапках.
— Мы уже прошли под стеной?
— Да, мы под замком, но дальше хода нет. Решетка доходит до самого дна, а прутья поставлены так близко, что даже ребенок не пролезет.
Вместо ответа послышался тихий шорох, и во тьме блеснул свет.
Давос заслонил рукой глаза, и у него перехватило дыхание. Мелисандра сбросила свой плащ. Под ним она была нагая и на последнем сроке беременности. Тяжелые груди набухли, живот, казалось, вот-вот лопнет.
— Да помогут нам боги, — прошептал он, а она засмеялась, низко и гортанно. Глаза ее горели, как раскаленные угли, а потная кожа светилась, точно изнутри. Она сияла во мраке.
Тяжело дыша, она присела и широко расставила ноги. По ее ляжкам хлынула кровь, темная, как чернила. Крик, полный муки и экстаза, вырвался у нее. Давос увидел, как из нее показалась голова ребенка. Следом выскользнули две руки, черные пальцы впились в напрягшиеся ляжки Мелисандры, и наконец тень выбралась наружу вся и поднялась — выше Давоса, под самый потолок, нависала она над лодкой. Еще миг — и тень пролезла сквозь прутья решетки и помчалась прочь по воде, но Давосу хватило и этого мгновения.
Он узнал эту тень. Он знал человека, которому она принадлежала.
Джон
Звук плыл в черноте ночи. Джон приподнялся на локте, по привычке нашарив Длинный Коготь. Весь лагерь пришел в движение. «Рог, пробуждающий спящих», — подумал Джон.
Долгий низкий зов замер на грани слуха. Часовые у стены стояли на местах, дыша паром, повернув головы на запад. Звук рога затих, а с ним и ветер. Люди вылезали из-под одеял, разбирая копья и пояса с мечами, прислушиваясь. Один из коней заржал, но его заставили умолкнуть. Казалось, будто весь лес затаил дыхание. Братья Ночного Дозора ждали, не затрубит ли рог второй раз, молясь о том, чтобы этого не случилось, и боясь услышать его.
Тишина тянулась нескончаемо. Наконец все поняли, что рог дважды не затрубит, и заухмылялись, стараясь скрыть испытанное ими беспокойство. Джон Сноу подбросил несколько веток в огонь, застегнул пояс, натянул сапоги, отряхнул плащ от росы и грязи и надел его на себя. Костер трещал, и желанное тепло согревало Джона, пока он одевался. Лорд-командующий зашевелился в палатке и поднял входное покрывало:
— Один раз трубили? — Ворон, нахохленный и несчастный, молча сидел у него на плече.
— Один, милорд. Братья возвращаются.
Мормонт подошел к костру.
— Полурукий. Да и пора уж. — С каждым днем, проведенным ими здесь, Старый Медведь делался все беспокойнее: еще немного — и кидаться бы начал. — Позаботься о горячей еде для них и корме для лошадей. Куорена сразу ко мне.
— Я приведу его, милорд. — Отряд из Сумеречной Башни ожидался много дней назад. Но он не появлялся, и у костров начались мрачные разговоры, которые заводил не один только Скорбный Эдд. Сир Оттин Уитерс стоял за то, чтобы вернуться в Черный Замок как можно скорее. Сир Малладор Локе предлагал идти к Сумеречной Башне, надеясь найти следы Куорена и выяснить, что с ним случилось. Торен Смолвуд хотел двигаться дальше в горы. «Манс-Разбойник знает, что сражения с Дозором ему не миновать, но не ожидает, что мы зайдем так далеко на север. Если мы пойдем вверх по Молочной, то захватим его врасплох и разобьем в пух и прах, не успеет он опомниться».
— Их намного больше, чем нас, — возражал сир Оттин. — Крастер сказал, что Манс собрал большое войско, много тысяч человек. А нас без Полурукого всего двести.
— Пошлите двести волков, сир, на десять тысяч овец — и увидите, что будет, — не сдавался Смолвуд.
— Среди этих овец немало козлищ, Торен, — заметил Джармен Баквел, — да и львы попадаются. Гремучая Рубашка, Харма Собачья Голова, Альфин Убийца Ворон…
— Я их знаю не хуже, чем ты, Баквел, — огрызнулся Смолвуд, — и намерен со всех снять головы. Это одичалые, а не солдаты. Несколько сотен героев, скорее всего беспробудно пьяных, на громадную орду женщин, детей и рабов. Мы разобьем их и загоним обратно в их логовища.
Они спорили часами, но к согласию так и не пришли. Старый Медведь был слишком упрям, чтобы отступать, но и вверх по Молочной идти не желал. В конце концов решили подождать братьев из Сумеречной Башни еще несколько дней, а если они не придут, собрать совет снова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
