не так - что-то я сделал неправильно… И до следующего дня не отпускало. Чем я могу отблагодарить уже мёртвого человека за преданность…? Нет, не мне – своему воинскому долгу?
Может, наградить посмертно? Да пожалуй, лучшей благодарностью будет память потомков, передаваемая из поколения в поколение в виде посмертного «Георгиевского креста».
Приняв такое решение, я несколько успокоился…
Рисунок 130. Солдатское кладбище.
Прошёл с непокрытой головой, прощаясь, вдоль длинных-предлинных рядов своих ещё не похороненных солдат: почти целых - как будто отдохнуть прилегли, или простреленных-порубленных-проколотых - изуродованных до неузнаваемости обрубков…
Посетил развёрнутый в селе, по новой госпиталь… Обратил внимание: обработав рану, старший врач (всё тот же самый, врач-акушер из Харькова) отмечал вокруг неё что-то химическим карандашом.
- Извините… Не подскажите для чего?
- Отмечаю границу покраснения – воспаления, то есть. Через сутки проверю: если покраснение распространиться за черту - придётся ампутировать конечность.
Жуть…
***
«Движуха» через Галину продолжалось: в направлении села Гени всё ещё шли подкрепления и интендантские обозы, из него обратно - санитарные транспорты с раненными и выводилась в резерв 2-ая Финляндская дивизия.
Поговорил с генералом Свечиным - хотя и имевшим круги под глазами от хронического недосыпания, но радостно-возбуждённым в победной эйфории. По его словам, дивизия понесла хоть и тяжёлые, но не катастрофические потери:
- Если будут пополнения, Ваше Величество, то через неделю я восстановлю боеспособность!
- Не торопитесь, господин генерал! Отдыхайте, восстанавливаетесь спокойно… На Вас и вашу дивизию, у меня есть далеко идущие планы.
Поговорили про подробности боя. Я рассказал про своё, Свечин про своё же:
- Зло дерётся немец, упорно! Хорошо окопались и засели в избах в Гени и, пока горные орудия не подтянули в упор - одолеть их не могли. Другие в лесу притаились и ночью много нам бед наделали - пойдя на прорыв. Когда же мы их 14-ую пехотную дивизию Ландвера к Вилие прижали, многие немцы потонули - пытаясь к своим переплыть, но в плен не сдались! Очень мало пленных, просто на удивление мало…
Да! Немцы знают за что воюют, в отличии от нас.
- Перебежчики были? Как много?
- За всё время, одного лишь знаю… Из поляков. Жаловался на трудности службы, на немецкую дисциплину и отсутствие хлеба.
Удивился:
- Немцы, тоже голодают, что ли? Как мы?!
- А куда они денутся? Мост через Неман ещё не восстановили и, их крайняя железнодорожная станция, находится вёрст за двести. Сколь, не богата на транспорт германская 10-ая армия, а всё вовремя подвозить не успевают и, их наступающим солдатам, приходится довольствоваться тем - что после нас у местных крестьян остаётся.
- Понятно…
Чисто случайно, но очень удачный момент для нашего контрнаступления получился!
- Психологически, в русской армии существует удивительное непостоянство, -рассуждал вслух боевой генерал, то и дело пожимая плечами, - иные второочередные войска дерутся превосходно, а другие первоочередные при малейшем нажиме противника, сразу приходят в полное расстройство и бегут. И, как это систематизировать - чтоб хотя бы прогнозировать поведение частей, непонятно.
Возможно, тем мы и сильны? Как говорил Бисмарк, а он явно не дурак был: «Никогда не воюйте с русскими - ибо на всякий ваш умный и продуманный план, они ответят непредсказуемой глупостью».
Сим победиши!
- А у немцев?
- В немецкой армии существовал определенный «стандарт» боеспособности: полевой, ландверной, ландштурменной – и любой офицер, уверенно знает, что ожидать от данной - конкретной воинской части…
Согласно киваю:
- Ну, это ж – НЕМЦЫ!!!
Помолчали, вспоминая каждый своё и, про своё же думая…
- От иностранцев часто доводилось слышать - что русский солдат вынослив физически, морально стоек – особенно к собственным потерям и нетребователен буквально ко всему - в том числе и, к качеству командования. Так ли это, господин генерал?
- Абсолютно неверно, Ваше Величество! Войсковой дух русской армии, чересчур нежен и весьма чувствителен к началу морального разложения. Бессловесной и безропотной, русская армия кажется только поверхностному взгляду легкомысленного стороннего наблюдателя. Что русский офицер, что солдат – не имеют дисциплинированного политического мышления, не уважают и презирают вышестоящее начальство, чрезмерно подвержены всякого рода сомнениям и влияниям. Успешно воевать, они могут только в обстановке порядка и авторитета… А сама обстановка современного боя, этому препятствует!
- Так что же делать, чтоб восстановить боеспособность нашей армии? – спрашиваю.
Генерал Свечин тяжело вздохнул и сказал, как будто о чём-то неосуществимом:
- Требуется длительная энергичная и целеустремленная работа командования, на всех уровнях.
- Вы всё-таки над этим хорошенько подумайте, Александр Андреевич и, как время свободное появится - изложите мне в письменном виде свои соображения на этот счёт.
- Будет непременно исполнено, Ваше Императорское Величество!
К вечеру, прослышав об моём местонахождении, в Галину прибыла основная часть нашей «автоколонны» которую мы так коварно покинули по выезду из Могилева, а так же Гвардейский полевой Жандармский эскадрон - собранный с «теоретического» маршрута моего следования и, вызванный сюда Спиридовичем. Особенно много радости было у наших шоферов - верно сослужившие нам автомобили нуждались в ремонте, запчастях и заправке ГСМ…
Вечером, помывшись в уцелевшей сельской бане и пообедав с офицерами полностью отведённой в Галину 2-го Финляндской стрелковой дивизии, я лёг спать и в этот раз, выспался уже по-настоящему.
***
К полудню следующего дня, обрадовали очень хорошие вести: окружённая вдоль реки Вилии немецкая группировка в составе 14-ой дивизии Ландвера и 6-го конного корпуса генерала фон Гарнье – четыре кавалерийские дивизии и пехотная бригада, капитулировала. Как я и предполагал, долго обороняться на той местности было невозможно и, после ряда безуспешных попыток прорваться к своим и наших успешных атак по рассечению «котла» на части, немецкое командование решило, что дальше сопротивляться не имеет смысла. Сам генерал фон Гарнье застрелился и, в переговорах участвовал и самой процедурой сдачи в плен, руководил один из его штабных офицеров.
Капитуляцию немецкой кавалерии и ландвера принимал лично.
Я, с группой генералов и своей Свитой, в которой не хватало только есаула Мисустова - ещё не вернувшегося из рейда по немецким тылам с бригадой генерала Шишкина, стоял близ села Камели на небольшом холме, а выходившие из него солдаты Кайзера складывали возле моих ног знамёна и оружие.
Встретил и моего «знакомца» - раненого немецкого лейтенанта, отпущенного мною в
