Сучка.
Складываюсь пополам и качаю головой. Ладно, сам виноват.
— Зачем ты так себя ведёшь? — спрашивает, одёргивая майку. Дышит так часто, будто марафон пробежала. Глаза сверкают гневом и яростью. Но как же это меня заводит.
— Не знаешь отчего отказываешься. Тебе будет хорошо со мной, Джен. Во всех смыслах, — многозначительно добавляю я.
— Прекрати! — кричит она.
— Ему-то небось и не такое позволяла, да? — снова надвигаюсь на неё. Просто, чтобы прочитать по глазам.
Морщится словно от удара.
— Уходи, Ричи! — требует, указывая пальцем на дверь. — Достаточно на сегодня.
— Вы ведь трахались, верно? — нависаю над ней и сжимаю челюсти до зубовного скрежета. — И как, понравилось тебе? Раз уж так убиваешься за ним.
— Какой ты… — Дженнифер качает головой.
— Ой да вот только не надо делать из меня дурака! — ору я. — Когда это случилось у вас впервые? До моего дня рождения или может, после? Когда ты опустилась и легла под него, Джен? — сжимаю её руку. Должно быть, синяк потом проступит, но я так зол, что едва могу сдержать ярость, выплёскивающуюся через край.
— Знаешь, — вкрадчиво и тихо говорит она, приближая своё лицо к моему. — Раз уж тебя это так заботит, я отвечу. Если бы он позволил, легла бы…
Выдёргивает руку и отталкивает меня.
Что она только что сказала?
Я не верю ей. Брукс непременно воспользовался бы ситуацией, будь у него такая возможность.
— Поехали со мной, слышишь? — разворачиваюсь к ней, убираю руки в карманы. — В любое место, куда захочешь. Колледж, универ.
Смотрит так, словно я предлагаю ей нечто странное.
— Поехали, Джен.
Отрицательно качает головой. Дура!
— Не надо сейчас отвечать, просто подумай хорошенько над моим предложением. Ты не нужна ему. Понимаешь или нет, бестолковая?!
— Не твоё дело.
— В ту выпускную ночь он видел нас в кабинете, — откровенничаю я. Меня радует эта мысль.
На лице Дженнифер застывает первобытный ужас.
— Что?
— Приходил зачем-то. Но благоразумно решил не мешать.
Она прижимает ладонь ко рту и сползает по стене, закрывая лицо руками.
— Тебя это волнует что ли? Он не вернётся в ближайшие несколько лет. Просто смирись с этим!
Ошарашено распахивает глаза.
— Годы, Джен…
— Уходи, Исайя, прошу тебя, уходи! — её голос дрожит, и да, она опять плачет.
— Ты не нужна ему. Он уехал, — хочу, чтобы она, наконец осознала это.
— Убирайся! — шепчет тихо.
Я киваю, глядя на её мокрое от слёз лицо.
Тогда я ещё не знал, что она исчезнет из Блу Бэй.
Исчезнет из моей жизни…
Дженнифер
Я заболела…
Но не ангиной или гриппом. Я не знаю, что это. Я словно перешла в какое-то депрессивное состояние. Не могу спать, видеть друзей, слушать музыку и смотреть фильмы, не хочу есть, выходить на улицу. Да я вообще ничего не хочу… Наступила полнейшая апатия.
Минуты. Часы. Дни и ночи. Я даже не знаю какое сегодня число. Мне абсолютно всё равно, я ни к чему не испытываю интереса. Лежу в его постели, одетая в его вещи. Думаю о нём постоянно и, кажется, что уже даже плакать не могу. Потому что слёз просто не осталось. Потому что внезапно абсолютно всё перестало иметь значение. И такого со мной не было никогда. Даже после того, что случилось в мои шестнадцать. Тогда я наоборот пустилась во все тяжкие. Пусть и матери назло.
А сейчас меня поглотило отчаяние. Окутало своими путами, и я увязла в этом состоянии напрочь. Потому что вдруг поняла, что не представляю, как возможно, что в моём будущем не будет Рида Брукса. Пусть даже Рида Брукса меня ненавидящего.
Моё сердце болит, меня выворачивает наизнанку от осознания того, что он уехал. От того, что он снова поступил так, как посчитал нужным. Цинично и безжалостно поставил точку.
Просто оставил меня погибать…
И этот его поцелуй только всё усугубил. Мне было бы гораздо легче, если бы я не прочувствовала его отчаяние на своих губах.
Поцелуй с привкусом боли, горечи и разлуки…
Самый мучительный.
И вместе с тем, самый прекрасный.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сумасшедший, горячий и неистовый, как он сам.
И то, как нежно он прикоснулся ко мне после… Прощаясь. Так, как ему совсем несвойственно.
Я живу одними воспоминаниями. Проматываю словно старую видеокассету. От начала и до конца. Восстанавливаю всё в деталях. Плохое, хорошее…
Мне это необходимо. Иначе сойду с ума.
Перебираю вещи из той коробки. Снова и снова. И улыбаюсь глядя на его детские рисунки и фотографии. Как же мне его не хватает! Немыслимо, насколько сильно и глубоко я привязалась к нему. Даже сама не ожидала.
— Ну вот что, — прямо надо мной раздаётся голос отца, и я невольно вздрагиваю от того, что он нарушил мою немую тишину. — Поднимайся, Дженнифер, достаточно!
Мои глаза слезятся от яркого света, который он впустил в комнату, подняв жалюзи.
Как лежала, так и лежу. Не шелохнулась даже. Только зажмурилась крепко и натянула одеяло повыше.
— Дженнифер, ты слышишь меня? Вставай!
Кровать проседает под тяжестью его веса, и мужская ладонь осторожно касается моих волос.
— Три недели прошло. Прекращай хандрить. Пора думать о будущем.
Три недели. А будто бы целая вечность…
— Тебе постоянно звонят твои друзья. Дочь Брэда Пирса приходила.
— Я не хочу никого видеть. Исайи хватило по горло, — зло отвечаю я.
Даже вспоминать не хочу нашу встречу.
— Он ведь добра тебе желает…
— Пап, уходи, — охрипшим голосом говорю я.
Стягивает одеяло и смотрит на меня так, словно перед ним предстало самое жалкое зрелище на свете. Хотя, пожалуй, так и есть.
— Немедленно вставай! Решила похоронить себя заживо из-за мальчишки? Выброси всю эту чушь из головы, поняла меня?
— Бен, — произносит незнакомый голос.
Только сейчас замечаю, что мы не одни.
На пороге комнаты гость.
Точнее гостья.
Худосочная пожилая женщина, обвешанная разноцветными бусами. Одетая в аляпистое нелепое платье с изображением каких-то тропических птиц.
Я от вида этой чудаковатой дамочки даже привстала.
— Дженнифер, это Зельда, — изрекает отец, когда ловит мой озадаченный взгляд.
— Нет, нет, только не мозгоправ, — качаю головой я. — Мне хватило этого в Канаде.
— Ну что ты, милая, я называю это — специалист по делам душевным, — подмигивает мне старушенция.
— Тем более…
— Оставлю вас, — кивает Зельде отец.
— Может, не стОит? — молю его я, изображая морду кота из Шрэка.
Бабуленция заливисто хохочет и проходит в комнату. Я наблюдаю за тем, как она ставит доисторический редикюль на стул, извлекает из него какие-то предметы и раскладывает их на поверхности стола.
— Давайте только без этой психологической чуши. Тесты, картинки и прочее. Я уже проходила через это и повторно делать это не хочу.
Зельда молча разглядывает комнату Брукса. Цепляет взглядом и коробку с его добром, и одинокую гитару на стене.
— Как давно ты играла на ней? — спрашивает, усаживаясь, к моему удивлению, прямо на пушистый ковёр.
— Я не хочу играть на ней, и с вами общаться, если честно тоже…
— Твой папа беспокоится о тебе, но я здесь не для того, чтобы успокоить его. А для того, чтобы помочь тебе, Дженнифер.
Я фыркаю и отбрасываю одеяло, намереваясь уйти.
— Иногда нужны свободные уши. Человека постороннего и равнодушного к твоей судьбе, — пожимает плечами.
От этого жеста серёжки в форме зелёных арбузов начинают крутиться с бешеной скоростью. Я замираю и удивлённо моргаю.
— Вертятся, да? — бесцеремонно залезая в коробку с вещами Рида, спрашивает она.
Я молчу. Она такая странная. Ненормальная. Открывает тубу с мыльными пузырями и выдувает огромные прозрачные, радужные шарики. Улыбается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Совсем ку-ку.
— Ты ведь знаешь, я скажу отцу столько, сколько ты позволишь.
Это правда. Порядочные психологи не делятся деталями разговора со своими клиентами.
