Куда вы девали доктора? — спросила она и рассмеялась. Мне показалось, она вошла сюда десять минут назад. Извините, ответил я. Я проголодался. И мы оба рассмеялись. Схожу найду ее вам, сказала она. Я сидел в кабинете врача и ковырялся в зубах. Немного погодя ассистентка вернулась. Простите, сказала она. Должно быть, доктор просто вышла. Могу ли я назначить вам прием на следующую неделю? Я покачал головой. Я позвоню, сказал я. Но впервые за тот день солгал.
11. Справедливость
— Это не по-человечески, — сказал мировой судья, — а потому не заслуживает человеческого суда.
— Ах, — вымолвил адвокат. — Но мы ведь не можем казнить без суда: имеются прецеденты. Свинья, сожравшая младенца, упавшего в ее хлев. Свинью признали виновной и повесили. Пчелиный рой признали виновным в том, что он зажалил до смерти старика, и его публично сжег городской палач. Дьявольскому отродью подобает точно то же самое.
Улики против младенца были неопровержимы. Вина его сводилась к следующему: женщина привезла младенца из деревни. Сказала, что ребенок ее, а муж у нее умер. Остановилась она в доме каретника и его жены. Старый каретный мастер жаловался на меланхолию и усталость — его самого, его жену и их жилицу слуга обнаружил мертвыми. Младенец в колыбельке был жив — бледный, с широко распахнутыми глазенками. Губы и лицо его были измазаны кровью.
Присяжные определили малютку виновным вне всякого сомнения и приговорили к смерти.
Палачом служил городской мясник. На виду у всего города он разрубил младенца пополам, а куски швырнул в огонь.
Его собственный младенец умер несколькими днями раньше. Детская смертность в те дни была высока — явление тяжелое, но обычное. Жена мясника была безутешна.
Она уже уехала из городка — повидать сестру в большом городе, а через неделю к ней приехал и мясник. Втроем — мясник, его жена и младенец — были такой славной семейкой, что просто загляденье.
14. Умеренность
Она сказала, что она вампир. Одно я уже знал совершенно точно — врать она горазда. Это по глазам видно. Черные как угли, но прямо на тебя никогда не смотрели: пялились на невидимок у тебя за плечом, за спиной, над головой, в паре дюймов у тебя перед носом.
— Ну и как на вкус? — спросил я.
Дело было на автостоянке за баром. В баре она работала в ночную смену — готовила великолепные коктейли, но сама ничего не пила.
— Как сок V8, — ответила она. — Только не тот, где пониженное содержание натрия, а оригинальный. Или как соленый гаспаччо.
— Что такое гаспаччо?
— Это такой холодный овощной суп.
— Ты меня подкалываешь.
— Нисколько.
— Так ты, значит, пьешь кровь? Как я пью V8?
— Не совсем, — ответила она. — Если тебя от V8 начнет тошнить, ты можешь пить что-нибудь другое.
— Ну да, — сказал я. — Я на самом деле, не очень люблю V8.
— Вот видишь? А в Китае мы пьем не кровь, а спинную жидкость.
— А она на что похожа?
— Да ничего особенного. Бульон и бульон.
— Ты пробовала?
— Других знаю.
Я попробовал разглядеть ее отражение в боковом зеркальце грузовичка, у которого мы стояли, но было темно, поэтому наверняка сказать не получилось.
15. Дьявол
Вот его портрет. Посмотрите на эти плоские желтые зубы, на его цветущее лицо. У него имеются рога, и в одной руке он держит деревянный кол длиною в фут, а в другой — свою деревянную колотушку.
Никакого дьявола, разумеется, не существует.
16. Башня
Построили башню из камня и яда,Без доброго слова, без доброго взгляда,— Озлобленный сдобен, кусачий укушен(Гулять по ночам всяко лучше снаружи).
17. Звезда
Те, кто постарше и побогаче идут вслед за зимой, наслаждаясь долгими ночами, когда удается их найти. Все равно они предпочитают северное полушарие южному.
— Видите эту звезду? — спрашивают они, показывая на одну в созвездии Драко — Дракона. — Мы пришли оттуда. Настанет день, и мы туда вернемся.
Те, кто помоложе, презрительно ухмыляются, фыркают и смеются над этим.
Но все равно — годы складываются в столетия, и их одолевает тоска по тому месту, где они никогда не бывали; а северный климат утешает их, если Драко скручивается в вышине вокруг Большой и Малой Медведиц, возле самой льдистой Полярной звезды.
19. Солнце
— Представь себе, — сказала она, — если бы в небесах было что-нибудь такое, что могло бы тебе навредить, возможно даже — убить тебя. Какой-нибудь громадный орел или что-нибудь. Представь себе, что если бы ты вышел наружу днем, этот орел бы тебя сцапал. Так вот, — продолжала она. — С нами все точно так же. Только это не птица. А яркий, прекрасный, опасный дневной свет. Я его уже сто лет не видела.
20. Страшный суд
Это способ говорить о вожделении, не упоминая вожделения, сказал он им.
Это способ говорить о сексе, о страхе секса, о смерти, о страхе смерти — а о чем еще можно говорить?
22. Мир
— Знаешь, что самое грустное? — спросила она. — Самое грустное: мы — это вы.
Я ничего не ответил.
— В ваших фантазиях, — сказала она, — мой народ — такие же, как вы. Только лучше. Мы не умираем, не старимся, не страдаем от боли, холода или жажды. Мы лучше одеваемся. Мы владеем мудростью веков. А если мы жаждем крови — ну что ж, это ничем не хуже вашей тяги к пище, любви или солнечному свету; а кроме того для нас это повод выйти из дома. Из склепа. Из гроба. Из чего угодно. Вот ваша фантазия.
— А на самом деле? — спросил я.
— Мы — это вы и есть, — ответила она. — Мы — это вы, со всеми вашими продрочками и всем, что делает вас людьми. Вашими страхами, одиночеством, смятением… лучше ничего не становится. Но мы холоднее вас. Мертвее. Я скучаю по свету солнца, по еде, по тому, чтобы кого-нибудь коснуться, заботиться о ком-то. Я помню жизнь, помню, как встречалась с людьми как с людьми, а не как с источником пищи или объектом контроля. И я помню, каково это — что-то чувствовать, все равно, что: счастье, грусть, что угодно… — Тут она замолчала.
— Ты плачешь? — спросил я.
— Мы не плачем, — был ответ.
Я же говорил, что врать она мастерица.
Стив Резник Тем
Домашнее вино
Перевод: Елена Первушина
Стив Резник Тем живет в Денвере, штат Колорадо, со своей женой, писательницей Мелани Тем, автором романов в жанре хорор.
Стив Резник Тем опубликовал более 250 рассказов в различных журналах и антологиях. В 1988 году его рассказ «Утечка» («Leaks») получил Британскую премию фэнтези. Несколько лет назад сборник его рассказов вышел во Франции под названием «Omdres sur la Route». Позднее вышли прославившие автора сборники «Городская рыбалка» («Citi Fishing»), получившая премию The International Horror Guild, и «Дальняя сторона озера» («The Far Side of the Lake»). Книга «Человек на потолке» («The Man on the Ceiling»), написанная в соавторстве с Мелани Тем, получила премии им. Брэма Стокера и Всемирную премию фэнтези, роман «Последние дни распродажи» («In These Final Days of Sales») — премию Брэма Стокера.
Автор продолжил сотрудничество со своей женой романом «Дочери» («Daughters»), написанным в жанре хай-фэнтези и экспериментальным фэнтези-романом «Книга дней» («The Book of Days»).
«Рассказ „Домашнее вино“ порожден моим страстным желанием исследовать семейный аспект легенд о вампирах, — говорит Тем. — Классический вампир — фигура весьма гламурная. Но те из нас, кому довелось жить в больших семьях, прекрасно понимают, что семейная жизнь и родственные отношения быстро ставят крест на гламуре».
Эта впечатляющая история была написана специально для нашей антологии.
Прежде она говорила ему, что их семья всегда жила в этом доме и когда-нибудь его унаследуют их дети. Когда Джек будет уже слишком стар и слаб для того, чтобы выходить на улицу, и не сможет сам прокормиться, она станет о нем заботиться, кормить его из собственного рта, давать ему пищу вместе с поцелуями. И он всегда верил, что она сдержит свое обещание.
Но когда ее состояние стало ухудшаться, когда изменения стали заметными, он понял, что она будет просто не в силах исполнить обещанное. Роли поменялись: теперь уже ему приходилось с каждым поцелуем вливать в нее новые жизненные силы, отдавать ей пищу, кровь и свою любовь. Словно он поил ее сладким домашним вином.
Когда они только поженились, жена рассказала ему, что в ее семье и прежде бывали случаи тяжелой депрессии. Это было проклятием их рода: неисцелимая печаль, меланхолия, постоянная слабость. Поначалу он не вслушивался в эти рассказы, не принимал их всерьез, поскольку никогда не видел свою жену печальной или слабой. И только когда их старшим детям исполнилось по десять лет, он стал замечать, что она все чаще выглядит грустной и подавленной, что ее движения становятся медленными и неуверенными. Потом ее глаза стали чужими и холодными, а лицо неподвижным, будто она надела глиняную маску с вставленными в прорези для глаз черными камнями. Теперь она больше не рассказывала ему истории о своей семье и их фамильном недуге, а когда он спрашивал ее, что происходит, она лишь пожимала плечами, говоря, что не понимает, о чем идет речь.
