Как отразилось все это в сознании армии, сбитой с толку своей и неприятельской агитацией, видно из телеграммы, посланной «Центрофлоту» Советом солдатских депутатов 12-й армии. Лицом к лицу с врагом, эта армия понимает, что «нет немедленного выхода из войны, что на нас идут войска Вильгельма, и, не теряя ни минуты, мы должны защищаться». Но, «идя на смерть», «она имеет право требовать» — и требует — проведения в жизнь «особенно дорогих для народа требований революционной программы внутри страны», а именно: передачи земли земельным комитетам, скорейшего достижения международного демократического мира и только потом уже «немедленного пресечения погромных движений в стране, снабжения армии хлебом, фуражом, теплой одеждой и сапогами, а для этого — борьбы с «преступниками», тормозящими работу транспорта и снабжения, и наконец, немедленной отправки в армию других «преступников», «бездействующих, сытых, гуляющих солдат запасных частей», но с условием, чтобы это были «пополнения обученные»: «не нужно нам подлых трусов, жалкого сброда, которыми дарит нас тыл»... Тыл дает, что имеет; больная армия — больной тыл — это заколдованный круг, отвечал им в Совете республики генерал Алексеев.
Мы сейчас увидим, что требования солдат, переданные через «Центрофлот», — закон для начальства. Программа 12-й армии есть программа публичных выступлений Верховского и Вердеревского. Что бы они ни думали и как бы они ни понимали дело сами — а они не могут не думать, как специалисты военного дела, и не могут не понимать, в чем корень зла, — все равно. Публично и открыто они будут говорить то, что от них требуют. Но неужели Совет республики не услышит голоса независимых людей и партий, не связанных велениями «демократических организаций»? Неужели был прав тот член Совета республики, который на упоминание о противниках «демократического» строя армии ответил восклицанием с места: «Их здесь нет!»
Конечно, они там были. Фракция партии народной свободы, обсудив вопрос 9 октября, решила, что ничто не изменилось с тех пор, как она приняла программу оздоровления армии, получившую название «корниловской», но разделявшуюся всем прежним составом высшего командования с генералом Алексеевым во главе. Она подтвердила свое мнение, что и теперь восстановление боеспособности армии возможно лишь при условии возвращения дисциплинарной власти командному составу и ограничения деятельности армейских «демократических» организаций хозяйственными и просветительными функциями. Собравшийся в эти же дни в Москве второй съезд общественных деятелей, представлявший наряду с к.-д. более правые элементы русской общественности и Совета республики, выслушал двух бывших главнокомандующих, А. А. Брусилова и Н. В. Рузского, которые оба горько оплакивали разрушительные последствия внесения политики в армию. Затем генерал Зайончковский, бывший командующий армиями Румынского фронта, категорически отрицал, что программа Верховского разделялась кем-либо из военных авторитетов, русских или иностранных. А морской офицер С. В. Луком-ский опровергал утверждение Вердеревского, что дисциплина на новых началах может дать победу. После этого совещание 14 октября приняло очень обстоятельную резолюцию по военным вопросам, внесенную военной группой. Резолюция требовала, чтобы армия стояла «вне партий и партийных влияний»; чтобы назначения на должности зависели от «боевых и служебных качеств», а не от результатов «политического контроля и розыска, осуществляемого в настоящее время войсковыми комиссарами и организациями»; чтобы списки офицерских чинов, «уволенных под влиянием безответственных и самочинных организаций», были пересмотрены; чтобы были восстановлены отдание чести и дисциплинарная власть начальников всех степеней, конечно, с гарантией против превышения власти; «чтобы ведению армейских комитетов подлежали только культурно-просветительные, хозяйственные и продовольственные вопросы с утверждения начальника и с правом роспуска данного состава комитета в случае превышения им своих прав»; наконец, чтобы «пропаганда противогосударственных и противонациональных идей, а равно и учений, отрицающих необходимость существования самой армии и воинской дисциплины, не допускалась в армии и решительно преследовалась».
В Совете республики все эти определенные решения должны были встретиться со стремлением смягчить острые углы и найти почву для примирительных формул, способных сблизить разные взгляды, хотя бы по существу и несовместимые. Стремление это было естественно в среде лиц, только что одержавших блестящую победу над «революционной демократией». Ведь только путем соглашения они заставили ее вождей отказаться от формально принятых решений, осуществили вопреки им коалицию с «буржуазией» и с «кадетами» и завершили свою победу изданием компромиссной декларации, заменившей «демократическую» платформу 14 августа, и созданием в лице Совета республики совещательного органа с составом членов, назначенных правительством. В составе фракции народной свободы это примирительное течение было представлено В. Д. Набоковым и М. С. Аджемовым, к которым присоединился возвратившийся после отдыха М. М. Винавер. Напомним, что именно военный и международный отделы в декларации новой коалиции представляли наибольшие и наиболее опасные уступки «революционной демократии», и именно с этих двух важнейших отделов началась работа Совета республики. Фракция по военному вопросу поручила выступить в Совете республики не только что вернувшемуся А. И. Шингареву, специально знакомому с вопросами обороны по комиссии IV Государственной думы, председателем которой он был, и по деятельному участию в особом совещании по обороне, а М. С. Аджемову, участнику совещаний, приведших к третьей коалиции, и автору проекта учреждения Совета республики, послужившего основой того, которое было утверждено правительством.
Трения о боеспособности армии в Совете республики. 10 октября в Совете республики открылись прения по вопросу о поднятии боеспособности армии. Внешне в зале Мариинского дворца было серо и буднично. Члены собирались медленно, и заседание было открыто с большим опозданием, что даже заставило председателя Авксентьева обратиться к собранию с необычной для русского представительства просьбой быть аккуратнее «в настоящий тяжелый момент, когда каждая минута дорога». Все как будто чувствовали, что политическая жизнь уже идет мимо этого зала и что за его пределами принимаются важнейшие решения. Чувствовалось это и в заявлениях военного и морского министров, слишком очевидно для всех считавшихся в своих речах не с тем, чего требовало существо дела, а с тем, что подумают об этих выступлениях в тех «демократических организациях», перед которыми они чувствовали реальную ответственность.
Военный министр Верховский начал с того, что отрицал саму проблему, подлежавшую рассмотрению. «Люди, говорящие, будто русская армия не существует, не понимают того, что говорят. Немцы держат на нашем фронте 130 дивизий — вот во что они оценивают русскую армию... Приходится слышать вздорные речи, будто с наступлением холодов армия уйдет из окопов и не исполнит своего долга. Это явный вздор», — провозгласил Верховский при аплодисментах слева. Это был вообще первый министр, пожавший рукоплескания не от «правой и части центра», как другие, а от «левой и части центра». И было за что. «Военная программа правительства, доложенная мной на демократическом совещании три недели тому назад, — сообщал военный министр, — проводится в жизнь самым энергичным темпом. Все лица командного состава, так или иначе причастные к корниловскому движению, отстранены совершенно. Их места заняты другими, которые понимают современную обстановку». Увы, несколькими фразами дальше военному министру пришлось прибавить: «И при старом режиме были люди, которые шли, куда ветер дует, и сейчас, при новом режиме, появились генералы — и даже в очень высоких чинах, которые определенно поняли, куда ветер дует и куда нужно вести свою линию». Оратор оппозиции заметил потом, что «это можно применить и к некоторым из тех, кто сидит на скамьях Временного правительства».
Это во всяком случае можно было применить к выступлению Верховского. Военный министр не мог совершенно умолчать о таких отрицательных явлениях, как «анархическое движение на фронте и в тылу и разлагающие пополнения, которые приходят из тыла необученными и недисциплинированными, в полном беспорядке». Но он очень ловко вставил это признание между упоминанием о «трагической истории Корнилова», «в результате» которой и произошел тот или иной «неисчислимый вред», и прямым заявлением: «Одна из причин этого — непонимание войсками целей войны. Задача современного правительства и Совета республики — сделать для каждого человека совершенно ясным и определенным то, что мы не воюем ради захватов своих или чужих». Очень искусно Верховский выдал также «создание частей украинских, эстонских, грузинских, татарских» и т. д. за меру, «которая должна поднять боеспособность армии».., ибо это есть «постепенный переход к территориальной системе комплектования войск». Снабжение армии плохо, но это потому, что «в начале революции думали, что в армии все можно сразу сломать и переустроить»... и «заменили интендантство целым рядом организаций», о которых министр мог говорить и требовать их «сокращения»... совершенно безопасно. Это были организации не «демократические», а земские и городские, которые притом же попали в немилость к солдатам, как содействующие укрыванию от строевой службы в тылу. Наконец, «самый важный вопрос» — о дисциплине. Можно ли восстановить порядок «насилием одной группы над другой» или «привлечением карающей власти со стороны», «усмирением и покорением»? — спрашивал министр. И он отвечал, продолжая свое жонглирование между реализмом и политиканством: ведь «такая стоящая извне сила, которая будет усмирять и покорять, только одна: сила германских штыков». И затем, вместо того, чтобы отбросить с негодованием эту единственную «внешнюю силу», министр оказался не прочь попугать ею: «Если мы сами в себе не найдем силы и возможности устроить порядок внутри страны, то этот порядок будет у нас установлен германскими штыками». А далее выяснялась и цель угрозы. До сих пор порядок восстанавливается военными организациями, но для применения оружия с целью подчинения народа внутри страны нужно, чтобы Совет республики сказал, что он этого хочет.
