Кровь у Кента застыла в жилах. Не выстрел причинил смерть Кедсти. И все-таки он умер. И той вещью, которая лишила его жизни, оказалась петля, скрученная из женских волос.
В течение некоторого времени после такого трагического открытия Кент не мог бы двинуться с места, даже если бы это оплачивалось ценою его жизни. Петля была скручена из длинных, мягких, черных, блестящих волос и два раза была обернута вокруг шеи Кедсти; ее свободный конец свешивался у него с плеча, распущенный и отсвечивавший в свете лампы, точно богатый черный мех. Кент дотронулся до него, затем помял его пальцами, потом снял оба кольца этой петли с горла Кедсти, где она глубоко врезалась. Держа ее за край, он распустил ее во всю длину и после этого медленно подошел к Маретте и посмотрел на нее.
Ни одни человеческие глаза не глядели на него никогда так, как посмотрела на него она сейчас. Она протянула руку и не сказала ни слова, когда Кент подал ей эту петлю. А затем она круто повернулась, схватилась за горло и вышла из комнаты.
Он слышал, как она нетвердой походкой стала подниматься по лестнице.
Глава XVI
Кент не двинулся с места. Все чувства в нем застыли. Он физически не ощущал почти ничего, кроме ужаса. Он смотрел на седовласое, окаменевшее лицо Кедсти, когда до него донесся звук запираемой Мареттой двери. Он вскрикнул, но и сам не услышал своего крика, так как уже не сознавал своих собственных поступков. Он дрожал всем телом. Он не мог считать все это галлюцинацией, потому что очевидность была налицо. Значит, Маретта Радисон подошла к инспектору Кедсти сзади, когда он сидел в своем кресле, и нанесла ему удар в лоб каким-то тупым орудием. Удар оглушил его. Тогда она…
Он провел рукой по глазам, точно для того, чтобы лучше сосредоточиться. То, что он видел, было непонятно. Неужели же, обороняясь в смертельной для себя опасности, защищая свою честь или своего избранника, Маретта была все-таки способна на преступление? И если так, то как она могла подкрасться к Кедсти сзади? Это было просто непостижимо. Притом не было видно ни малейших следов борьбы. Даже лежавший на полу револьвер ничего не говорил ему. Кент поднял его. Он тщательно осмотрел его и вскрикнул от изумления, граничившего с отчаянием. На стволе револьвера оказалась кровь и несколько седых волос. Отсюда следовало, что Кедсти застрелился сам. Что за загадка?!
Когда Кент клал револьвер на стол, то его глаза неожиданно упали на что-то стальное, блестевшее из-под газеты. Он вытащил это что-то, и оно оказалось большими длинными ножницами, которыми Кедсти обыкновенно пользовался. Это была уже последняя зацепка для выяснения состава преступления; итого – три: испачканный кровью револьвер, петля из волос и эти ножницы, если не считать самой Маретты Радисон.
Тотчас наступила реакция.
– Это все вздор, – сказал он самому себе. – И очевидность иногда обманывает.
Маретта не могла совершить этого преступления. Здесь, наверное, было что-то еще, чего он не увидел, чего не смог еще обнаружить, что ускользает от его наблюдения. И он представил себе опять Маретту Радисон такой, какой увидел ее, когда вошел в эту комнату. В ее широко открытых и испуганных глазах не было ни ненависти, ни безумия. В них в муке кричала ее душа, чего до сих пор он не видел еще в глазах ни у одного человека, с которым его сталкивала судьба. И вдруг в его душе раздался властный голос, заглушивший собою все другие звуки и голоса и указавший ему на то, каким чутким чувством является любовь, даже в том случае, если она не пользуется взаимностью.
С бьющимся сердцем он вновь подошел к Кедсти.
Теперь он действовал уже спокойнее. Он дотронулся до щеки убитого, – она была уже холодной и настолько, что можно было утверждать, что преступление произошло никак не позже, чем час тому назад. Он более тщательно исследовал рану на лбу у Кедсти. Это была неглубокая ранка, и по ней можно было судить, что инспектор был оглушен только на короткое время. В этот промежуток времени должно было произойти нечто другое. И, несмотря на почти сверхчеловеческие усилия отбросить от себя представлявшуюся ему картину, он все-таки увидел ее перед собой в мельчайших подробностях: убийца быстро подбежал к столу, использовал ножницы и, когда Кедсти снова пришел в сознание, то он набросил ему на шею волосяную петлю и удавил его насмерть. И все-таки опять и опять Кент уверял себя, что это невозможно, что это абсурдно и несообразно ни с чем. Только дурак мог бы именно так совершить чудовищное убийство Кедсти. А Маретта вовсе не была дурой. Она была в здравом уме и трезвой памяти.
И, точно охотничья собака, он стал оглядываться по сторонам и быстро осмотрел всю комнату. На занавесках всех ее четырех окон были шнурки. На стенах висели, точно трофеи, всевозможные ружья, сабли, топоры. На конце стола, перед самым Кедсти, лежало на бумагах тяжелое пресс-папье. Еще ближе к покойному, не скрытый газетами, валялся шнурок от сапога. Около правой руки лежал револьвер. С такими подходящими для выполнения убийства предметами, которыми так легко и без малейшего шума и траты времени можно было довести дело до конца, убийце незачем было пользоваться еще и петлей из женских волос.
Кент обратил внимание на шнурок от сапога. Было положительно невозможно не заметить его, потому что в нем было сорок восемь дюймов длины, и он был вырезан сплошь из кожи и представлял собой ремень шириной в четверть дюйма. Кент стал разыскивать пару и действительно скоро нашел и другой такой же ремень на полу, как раз на том самом месте, где стояла Маретта Радисон. И опять перед Кентом встал неразрешимый вопрос – почему именно убийца Кедсти нашел необходимым использовать петлю из волос вместо одного из этих шнурков или вместо так соблазнительно свешивавшихся шнурков на занавесях.
Он осмотрел каждое из окон, и все они оказались запертыми. Затем он снова нагнулся над Кедсти. Он заметил, что в самый последний момент, расставаясь с жизнью, Кедсти испытал медленную и мучительную агонию. Это можно было прочитать по искаженному страданием лицу. А ведь инспектор был очень сильный человек. Он должен был бороться даже после того, как ему нанесен был удар. И для того, чтобы так сильно запрокинуть голову назад, с целью накинуть ему на шею петлю и затем затянуть ее, должна была бы потребоваться громадная сила со стороны убийцы. И при очевидности такого предположения, сделавшегося для Кента ясным как божий день, дикая радость овладела его душой. Теперь для него являлось уже неопровержимым, что с таким телом и руками, какие были у Маретты Радисон, убить Кедсти она ни в коем случае не могла. Для этого потребовалась бы сила гораздо большая, чем была у нее, чтобы только удержать Кедсти в кресле, и еще в два раза большая, чтобы убить такого человека, каким был инспектор.
Он медленно вышел из комнаты и бесшумно затворил за собою дверь. По пути он заметил, что входная дверь, после того как прошел через нее Кедсти, так и оставалась отворенной.
Он постоял некоторое время против этой двери, едва сдерживая дыхание. Он прислушался, но ни малейшего звука не доносилось до него со стороны слабо освещенной лестницы.
И новое обстоятельство вдруг предстало перед ним во всей своей наготе. Оно поразило его гораздо более, чем вся эта трагедия, больше, чем даже сама смерть Кедсти. Оно наполнило его душу ужасом и заставило задрожать все его члены. Что будет с Мареттой, когда настанет день и это убийство будет обнаружено? Какая ожидает ее судьба? А происшествие в казарме? И если ей не поставится в вину убийство Кедсти, то как она сможет установить свою невиновность в освобождении его, Кента, из тюрьмы, когда имеются налицо три свидетеля, не считая соучастника Муи? Он всплеснул руками и вдруг почувствовал, что зубы его застучали. Весь мир был против него, а завтра будет против нее. Только он один, несмотря на всю уличающую ее обстановку преступления, совершенного в той комнате внизу, только он один будет убежден в непричастности к нему Маретты Радисон. А он, Джим Кент, в глазах закона считается уже убийцей.
Но что же делать? Как выйти из создавшегося положения?
Оставалось только бежать.
Но успеют ли они и согласится ли она бежать?
И он почувствовал вдруг, как в нем забурлили новые силы и как окреп его дух. Только какие-нибудь два часа тому назад он был вне закона. Он был осужденным. Жизнь отняла у него последнюю надежду. И в минуту самого глубокого его отчаяния к нему вдруг явилась Маретта Радисон. Несмотря на бурю, она пришла к нему и вступила в борьбу из-за него. Она не считалась ни с чем. Она не взвешивала шансы. Она действовала так потому, что просто верила в него. И теперь там, наверху, она представляла собой жертву той страшной цены, за которую купила его свободу. Он был убежден в этом, и мысль эта как лезвие кинжала пронзила ему сердце. То, что она освободила его, повлекло за собой целый ряд других событий, в результате – убийство Кедсти.
