Девушка вызвалась омыть его пыльное, щедро покрытое свежими шрамами тело. Пока ее руки скользили по его спине, по плечам, по мускулистой груди, он жадно ел, запивая острую еду пронзительно-кислым, бодрящим вином. Но когда она прижалась к нему сзади всем телом и ее руки погрузились в его жесткие курчавые волосы, чтобы как следует пройтись по Господину Грядущей Ночи, Герфегест понял, что сыт по горло. Теперь ему по-настоящему хотелось только одного – услышать от девушки сладострастный вздох предельного наслаждения, – и услышать его как можно скорее.
Над старыми смоковницами сада сгустилась южная ночь. Девушка была широкобедра, высока, полногруда – отнюдь не маленький олененок, с которым, быть может прямо сейчас, делит ложе в далеком Орине Элиен, звезднорожденный. И все-таки в воде купальни Герфегест мог позволить себе многое. Он подхватил девушку под мягкие ягодицы, и ее ноги сошлись на его пояснице в «аютском замке». Вместе с невыносимо долгим поцелуем он вошел в нее, и она тихонько охнула, благодарно принимая благосклонность Последнего из Конгетларов.
16
Герфегест лежал, закинув руки за голову, и ощущение осмысленности жизни вновь возвращалось к нему. Рядом с ним спала утомленная, но счастливая вдвойне девушка – сегодня она была с хорошим мужчиной, и этот мужчина был Конгетларом.
Герфегест лежал и думал о том, что ради одной только этой простой девушки, которая так тихо и трогательно стонала под напором его страсти, он, Герфегест, готов дойти до самого Наг-Туоля и вырвать черное сердце Стагевда. Только ради того, чтобы эта девушка, имени которой он так и не удосужился узнать, продолжала жить и щедро дарить свою любовь людям, уже стоило идти вслед за Ганфалой. Мир, Сармонтазара, Алустрал – все это пустые слова до той поры, пока ты не войдешь в маленький сад на окраине большого дворца и не встретишь там ласковое прикосновение. Одно ласковое прикосновение.
Сквозь «живой потолок» летнего дома, образованный жидкой виноградной порослью, на Герфегеста смотрели звезды. Пронзительные и огромные звезды южных островов, которых не увидишь в Сармонтаза-ре. Разве только в Тернауне, да и то едва ли.
Несмотря на длинный изматывающий путь в Наг-Киннист, несмотря на глупую сцену в покоях Кимме-рин, несмотря на могучие любовные подвиги, спать ему не хотелось. Герфегест поднялся с горячего ложа и вышел в сад – туда, где у края купальни стоял позабытый кувшин. Не отрывая растрескавшихся губ от шершавого глиняного горла кувшина, он осушил его до дна. Хорошее вино, не иначе как со стола Ваарнар-ка. Хорошее, но, пожалуй, чересчур кислое.
Герфегест почувствовал в саду чужое присутствие. В мгновение ока обратившись метательной машиной, Герфегест изо всех сил запустил в темноту между деревьями опустевший кувшин. «Убить не убью, – мелькнуло в его голове, – но, по крайней мере, выяс-ню, какому псу не спится».
В звездном свете едва заметно блеснула сталь, послышался треск разбитого кувшина, и вслед за этим раздался голос Горхлы:
– Хороший бросок. Рожденный в Наг-Туоле. Небрежно помахивая топором, карлик вышел из-под смоковниц.
– Хороший удар, – чуть заплетающимся языком заметил Герфегест, само воплощение вежливости.
– Идем, Рожденный в Наг-Туоле. Ты нужен Ган-фале.
Герфегест мысленно вздохнул. Ну что поделаешь? Ради спасения этого маленького сада и его милой хозяйки можно и прогуляться.
– Идем, – кивнул головой Герфегест. – Дай только одеться.
Горхла махнул рукой и уселся на краю купальни, скрестив ноги. Поза беспредельного терпения.
Когда Герфегест полностью облачился, его вдруг осенила замечательная мысль. Он подошел к Горхле и тихо спросил:
– У тебя есть что-нибудь хорошее?
– Хорошее? Что, например?
– Несколько золотых монет потяжелее или, на худой конец, какой-нибудь перстень.
– Нет у меня ни монет, ни перстня, – развел руками Горхла. – Но если ты хочешь что-нибудь подарить на прощание своей подруге, оставь ей вот это.
С этими словами Горхла извлек из своей сумы флакон в форме шестигранной пирамиды. Упреждая недоумение Герфегеста, Горхла пояснил:
– Это благовония, которыми притиралась моя подруга, Минно. Очень хорошие. Таких мало в Алустра-ле. Почти совсем нет.
Герфегест посмотрел на карлика с искренним восхищением.
– Может быть, тебе не следует… – осторожно начал Герфегест.
– Следует, Рожденный в Наг-Туоле, – мягко оборвал его Горхла. – Пусть лучше эти благовония послужат чьей-то любви, чем моей памяти о Минно.
17
Дворец Орнумхониоров имел форму огромной подковы. Между левым и правым крыльями дворца была огромная площадь. На ней еще в отсутствие Ва-арнарка сложили погребальный костер. Императоров не хоронят днем. Император Синего Алу страда должен подняться к Зергведу. Так называли ярчайшую звезду в Сармонтазаре. В Синем Алустрале она звалась Намарн.
Вдоль дворцовых стен выстроились Благородные из Дома Орнумхониоров и тысячи простых воинов. Полумаски на шлемах были подняты, мечи взяты наголо. Каждый держал в руках факел, перевитый лентами трех цветов – пурпурного, синего и белого.
Там, где подкова размыкалась, стояли Ваарнарк, Ганфала, Киммерин, Двалара и воины с «Голубого Полумесяца». По правую руку от них Герфегест увидел три фигуры в легких летних плащах с пегим тунцом – знаком Ганантахониоров. Это еще Герфегест мог понять. Но по левую руку от Ваарнарка он заметил еще троих. Это были Гамелины.
Герфегест и Горхла, сохраняя почтительное молчание, заняли место чуть позади Ганфалы и Ваарнарка.
Спустя несколько мгновений над замершими воинами разнеслись траурные переливы боевых труб. Потом они смолкли и вперед вышел Ганфала.
– Доблестные сыновья Юга! Десять дней назад Рем Великолепный был осажден мятежными Гамели-нами и их союзниками. – С этими словами Ганфала метнул в сторону северных послов взгляд, исполненный ненависти.
– Из-за низкого предательства Дома Хевров верные Империи войска были истреблены в неравном сражении. Мы боролись за спасение Императора до последнего вздоха, но волею судеб Первый Сын Алу-страла был сражен мятежным мечом Гамелинов и встретил свою смерть, как подобает мужчине и воину. Мы спасли и охранили от тлена тело Императора, дабы предать его достойному погребению по обычаям наших предков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
