Орнумхониоры, наблюдавшие за этим со стороны, видели, как над головой Герфегеста сгустилась светло-зеленая полупрозрачная воронка, уходящая в заоблачную высь. Какое-то время воронка висела неподвижно, затем на ее краях обозначилось круговое вращение, затем раздался усиливающийся свист и острие воронки пронзило Герфегеста насквозь. Ноги Герфегеста словно бы срослись, образовав единую расползающуюся по каменной плите подошву. Казалось, будто на месте Последнего Конгетлара вырастает мощный узловатый бук. Прошло еще несколько минут, и каменная плита лопнула с утробным грохотом. Герфегест исчез.
Это видели Орнумхониоры. Ганфала видел иное. Он видел истинную суть вещей, и в бездонных омутах его души всколыхнулось едва ощутимое восхищение перед Рожденным в Наг-Туоле. Он, Ганфала, сделал правильный выбор.
7
Ваарнарк первым подошел к краю провала, открывшегося в земле благодаря силе Рожденного в Наг-Туоле. На длинные черные волосы главы Дома Орнумхониоров неспешно оседала пыль. В десяти локтях под ногами Ваарнарка, на дне неглубокого провала среди мелкого каменного крошева стоял Герфегест. Его ладони все еще были сомкнуты над головой. Потом руки Герфегеста скользнули вниз, к животу, и он закашлялся, перегнувшись почти пополам. Потом Рожденный в Наг-Туоле поднял побагровевшее лицо к идеальному кругу света и тихо сказал:
– Все в порядке. Можете спускаться.
Двое молодых Орнумхониоров сбросили вниз веревочную лестницу, предусмотрительно прихваченную по приказанию Ганфалы.
Вскоре все оказались внизу.
На плечо Герфегеста легла крепкая ладонь Ганфалы.
– Спасибо тебе. Рожденный в Наг-Туоле. «Спасибо Горхле», – хотел ответить Герфегест, но промолчал.
Из небольшого круглого зала, в котором они оказались, в четыре стороны света расходились коридоры. На пороге каждого смальтой своего цвета были выложены короткие надписи. Герфегест не знал этого языка. Зато для Ганфалы, похоже, эти письмена не были тайной.
– Три из них – весьма жестокие предостережения, – заметил Ганфала, криво усмехнувшись каким-то своим давним воспоминаниям. – Если бы я не знал этого наречия и мы случайно вошли бы, к примеру, в южный коридор, за последним из нас замкнулись бы ворота из заклятого железа, и мы бы остались в нем навеки.
8
Да, Ганфала оказался прав. Здесь был свет. И его было много. Пожалуй, чересчур много для изумрудно-зеленых глаз, идущих по кругу в три ряда под потолком.
Они находились в круглом подземелье, никак не меньшим сотни шагов в поперечнике. Его стены изобиловали нишами самой различной формы. Больше всего было приблизительно одинаковых круглых отверстий, в которые взрослый человек мог без труда просунуть голову. Несколько меньше, но тоже в достаточном числе было высоких прямоугольных ниш, скрывавших в себе позеленевшие медные сосуды. Но попадались и вовсе странные – оплавленные, многогранные, содержащие в себе подозрительно поблескивающие предметы из металла и стекла. Некоторые углубления были похожи на погребальные «норы» смегов, и в них действительно лежали груды бурого праха. В центре зала был шестиугольный бассейн, огражденный парапетом высотой в половину человеческого роста. В нем тяжело дышала едва серебрящаяся олив-ково-черная жидкость. А над бассейном, на потолке зала, было начертано зловещее изображение косматой звезды.
В общем, в Арсенале хватало пищи и рассудку мудреца, и рукам воина. Любой начинающий герве-ритский колдун мог бы захлебнуться здесь в собственных восторженных слюнях. Но с ними не было начинающих герверитских колдунов. Поэтому первым, что сказал Ганфала, было:
– Ничего не трогать! Обо всем подозрительном сразу же сообщать мне.
Он помолчал, хмурясь и покусывая нижнюю губу, и добавил тоном главаря шайки разорителей усыпальниц:
– Что сделаете не по мне – убью.
Даже Ваарнарк почел за лучшее промолчать. По всему было видно, что Ганфале не до шуток. Все замерли в неподвижности.
Ганфала довольно долго стоял, бросая по сторонам быстрые, казалось бы скользящие, взгляды. Потом он осторожно поднял указательный палец правой руки вверх и с филигранной точностью положил на кончик пальца свой посох. Так, что тот, не колеблясь, сразу же принял положение абсолютного равновесия. Все непроизвольно затаили дыхание – картина моментального и абсолютного равновесия показалась всем противоестественной. Впрочем, чего уж тут такого? – подумалось Герфегесту. На то Ганфала и зовется Надзирающим над Равновесием.
Спустя несколько мгновений посох, разрушая наваждение, начал неспешно поворачиваться. Ганфала осторожно поднял палец повыше – так, чтобы посох мог свободно проворачиваться у него над головой.
Герфегесту почудилось, что посох вращается чуть быстрее. Вот он совершил полный оборот. Вот – еще один. Вскоре посох завращался столь быстро, что стальной полумесяц на его вершине слился в один сплошной сверкающий круг. Ганфала заговорил или, точнее, запел, но это не были ни слова заклинания, ни слова песни. Рыбий Пастырь издавал страшные горловые звуки, которые, казалось, способны разорвать саму ткань мироздания. И косматая звезда на потолке зала услышала его. Посох, который теперь превратился в сплошной диск, стремительно соскочил с пальца Ганфалы и… только позже, изучая запечатленный в своей памяти слепок чужой смерти, Герфегест понял, что это был стальной полумесяц.
Не издав ни звука, молодой Орнумхониор из свиты Ваарнарка повалился наземь, обезглавленный. Двурогий посох, обретя завершение своего танца, грациозно колебался в медном боку одного из сосудов в высокой нише.
Прежде чём Ваарнарк и его люди схватились за мечи, Ганфала сказал почти ласково:
– Тише… Она не любит, когда в ее присутствии ведут себя так… Нельзя брать, не отдавая… Она выбрала свою.жертву…
Герфегест следил, как, неестественно подпрыгивая по плитам пола, голова Орнумхониора достигла парапета, который ограждал бассейн с тяжелой серебрящейся жидкостью, и, уткнувшись в него, замерла. За ней тянулся отчетливый кровавый след.
Ганфала тем временем, пренебрегая собственными словами об осторожности, подошел к отверстию в стене и небрежно извлек оттуда четырехлоктевую железную трубу, запечатанную глиняной крышкой.
– А ну-ка… – пробормотал он, не глядя на лица вскипающих гневом Орнумхониоров. Никто и никогда не убивал их родственника так – нагло, у всех на глазах, под самым что ни на есть благовидным предлогом, словно бы назначенного к закланию белого агнца. – Сейчас посмотрим, не скисло ли пивко в этом кувшинчике…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
