Для Китая, точнее маньчжурской империи Цин, тогда всё ещё продолжалось средневековье – железные дороги и телеграф казались пекинским чиновникам чем-то фантастическим и не очень нужным. Но рассказы о недавней войне русских с англичанами и французами за бесконечно далёкий Крым их интересовали – Поднебесная уже несколько лет сама находилась в состоянии вялотекущей войны с Британией и Францией. Китайцы, хотя уже и испытали на себе силу европейского оружия, всё ещё искренне считали всех европейцев – что русских, что англичан – грубыми и нецивилизованными «варварами».
К тому времени бесплодные русско-китайские переговоры в Пекине длились уже полгода. Россия и Китай пытались договориться о судьбе земель, лежащих к югу от устья Амура, между рекой Уссури и Японским морем – о том, что мы сегодня именуем Приморским краем. Государственная принадлежность северного берега Амура была решена совсем недавно, когда генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Муравьёв и племянник китайского императора в мае 1858 года на берегу Амура в городке Айгунь подписали договор о признании северного Приамурья частью российских владений. При этом земли между впадающей в Амур рекой Уссури и морем – будущее Приморье – объявлялись общим владением Китая и России, «впредь до определения по сим местам границы между двумя государствами».
Вот с этим «определением» и возникли проблемы – чиновники китайского императора очень не хотели идти на дальнейшие уступки русским соседям. К январю 1860 года царский посол Николай Игнатьев уже седьмой месяц вёл в Пекине длинные, нудные и абсолютно бесплодные переговоры.
![]()
Николай Павлович Игнатьев (1832–1908), фото 60-х годов XIX века
Со стороны могло показаться, что русский посол, которому в том январе исполнялось всего 28 лет, не слишком подходил для таких переговоров. Перед церемонными китайскими чиновниками, отягощёнными сединами и конфуцианской мудростью, сидел типичный представитель европейской «золотой молодёжи» – нетерпеливый и, как порой казалось китайцам, хамоватый. Потомок старинного боярского рода, крестник самого царя Александра II и сын действующего губернатора Петербурга, получивший генеральский чин, едва выйдя из мальчишеского возраста, и приехавший в Пекин после вольготной жизни юного аристократа из Парижа и Лондона…
Но внешность на этот раз обманывала даже хитрую Азию – молодой посол Николай Павлович Игнатьев был умелым дипломатом и опытным разведчиком.
«Большая Игра» или патрон в кармане
Формально всё было именно так – посол Игнатьев, действительно, был органической частью «высшего света» имперского Петербурга. Род его отца прослеживался до XIII века, а мать была наследницей внушительного состояния фабрикантов Мальцовых, «стекольных королей» России, некогда основавших знаменитый город Гусь-Хрустальный.
Отец Николая Игнатьева, ветеран войн с Наполеоном, в день выступления декабристов, оказался первым, кто привёл свою роту солдат к Зимнему дворцу на защиту царя Николая I, после чего карьера верного монархии офицера оказалась блестящей. Крёстным отцом его старшего сына, Николая, стал наследник престола, будущий император Александр II. Хорошо знакомый с царями мальчик отличником закончил Пажеский корпус, самое аристократической учебное заведение Российской империи, и юным офицером успел поучаствовать в Крымской войне.
![]()
Генерал-губернатор Санкт-Петербурга Павел Николаевич Игнатьев, отец нашего героя
![]()
Царь Александр II, крестный отец нашего героя
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сразу по окончании той войны император Александр II подарил своему 24-летнему крестнику чин полковника и назначил его «военным агентом» в Лондон – в XIX веке так именовали ту должность, которую мы сейчас называем «военный атташе». Британская империя тогда была самым богатым и могущественным государством на планете, раскинув свои колониальные владения на пяти континентах. Отношения царской России и Британии тогда напоминали современные отношения СССР и РФ с США – затянувшееся соперничество в стиле «холодной войны» (тогда это называли «Большая Игра»), при внешнем сохранении дипломатического этикета.
Так что молодой военный атташе России оказался в эпицентре «Большой игры» или «холодной войны» XIX столетия. Внешне он вёл насыщенную жизнь юного аристократа – участвовал в придворных балах и прочих светских развлечениях, тесно общаясь с «верхами» всей Западной Европы. Был лично представлен британской королеве Виктории и французскому императору Наполеону III.
Однако, в перерывах между балами и скачками, Николай Игнатьев наладил активный сбор разведывательной информации. Даже слишком активный – в 1857 году он украл у англичан образец новейшего унитарного патрона для винтовки. На тот момент это была самая передовая и сложная разработка для вооружения сухопутных войск. Атташе поступил как настоящий шпион: вынес патрон из Лондонского арсенала прямо в рукаве своего полковничьего мундира.
Англичане Игнатьева за руку не поймали, но намекнули, что юный атташе слишком активен. Царь, соблюдая дипломатический политес, отозвал своего крестника в Петербург. Да и самому Игнатьеву явно наскучил «мрачный, туманный и душный» Лондон, как он характеризовал этот город в письмах к родным, противопоставляя британской столице понравившийся ему «постоянно весёлый Париж».
В России Николай Игнатьев произвёл на царя впечатление своими аналитическими докладами об азиатской политике Британской империи, которая тогда завоевала всю современную Индию с Пакистаном, и начала колониальные походы в Иран и Афганистан. Российскую империю беспокоила возможность проникновения Британской империи в Среднюю Азию, вплотную к русским границам. И царь почти сразу после Парижа и Лондона направил молодого полковника Игнатьева продолжать «Большую игру» (или «холодную войну») в самый центр Азиатского континента – главой посольства в абсолютно средневековые Хивинское ханство и Бухарский эмират.
«У русского царя полковников много…»
Весной 1858 года на 559 верблюдах посол Игнатьев со свитой отправился из Оренбурга через степи и пустыни, мимо Аральского моря, к реке Амударье. В то время такое путешествие само по себе было трудным и опасным мероприятием, но оказалось, что 26-летний полковник с походом в диких степях справляется не хуже, чем со светской жизнью в европейских столицах.
Центр Азии тогда жил еще в полном средневековье с процветающей работорговлей. В Хивинском ханстве из 500 тысяч населения 200 тысяч были рабами. Как писал один из участников того посольства: «У среднеазиатских владетелей отсутствует понятие о международном праве, у них игра в жизнь и смерть человека есть не более, как шутка». Николаю Игнатьеву пришлось испытать все эти «шутки» на себе.
![]()
Персидский раб в Хивинском ханстве, европейская гравюра середины XIX века
В ходе сложных переговоров, хивинский хан, желая запугать русского посланника, во время очередной встречи с ним посадил на кол двух рабов и попросил посла быть сговорчивее, чтобы тоже не познакомиться с колом. Полковник Игнатьев мужества не потерял и спокойно ответил средневековому тирану: «У русского царя полковников много и пропажа одного не произведёт беды». Хивинский хан понял намёк («много полковников» – большая армия) и больше так не «шутил». С эмиром соседней Бухары посол Игнатьев установил более дружеские отношения – эмир даже согласился из уважения к послу вести переговоры, сидя на европейском стуле, а не традиционно на ковре…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В Хиве и Бухаре полковнику Игнатьеву удалось договориться о противодействии британцам, о привилегиях русским купцам и о процедуре освобождения из рабства подданных Российской империи. Ознакомившись с многостраничным отчётом Игнатьева император Александр II оставил резолюцию о работе посла: «Он действовал умно и ловко и достиг большего, чем мы могли ожидать».
