В. Н. Новиков: Говорить, что не было никакого сопротивления в 1935‑м, ни в 1937 году, что все были за Сталина, было бы неверно. Сопротивление было, было немало несогласных, были и троцкисты, и прочие оппозиционеры, и вообще недовольные советским строем и т. д.
Но вот я спросил Микояна, почему Сталин расстрелял Н. А. Вознесенского и А. А. Кузнецова. Вернее, почему он позволил их расстрелять? Вознесенский бывал у него каждый день, почти его правая рука, Кузнецова он собирался сделать вторым лицом в ЦК, в партии.
Микоян ответил, что Сталин уже последние 7 лет был совершенно больным человеком. Знаете ли или не знаете, что лечился он у коновала, которого он держал при себе дома. Он боялся пускать к себе докторов. Почему дело врачей создали? Здоровый во всех отношениях человек будет при себе держать дома коновала в качестве лечащего врача? Наверно, не будет. По словам Микояна, Сталин болел манией преследования. Для руководителя государства это страшная болезнь. Кто–то чего–то ляпнул, и человека уже нет.
Как у нас все получается? Сталин ушел из жизни больной, Брежнев ушел тоже дай Бог. А во время войны он очень часто обходился без арестов. Под моим кураторством в Ижевске было 30 заводов. Не был посажен ни один человек.
Так что разные оценки могут быть. Я не оправдываю целиком Сталина. Думаю, что он создал излишне подозрительную обстановку, обстановку недоверия со всеми вытекающими отсюда трагическими и драматическими последствиями. Много было необоснованно, т. е. по надуманному, лживому предлогу арестовано. Правда, если спросить, а сколько было среди них уголовников — никто не скажет. Значит, кому памятник поставим: жертвам революции или уголовникам? Надо дать цифры или поименный список.
Вон отец описывает случай. Его сделали на какое–то время садоводом к начальнику лагеря. Ему тяжело было одному с этим справляться, сад большой. И вот дали ему в помощники уголовника, которого вооружили большими ножницами, чтобы стричь кусты. Этот уголовник стал к отцу подбираться с этими ножницами, симулируя сумасшествие и желание ножницами отрезать голову. А потом, когда в Сибири встретились, уголовник рассказывал отцу, как он его старика, напугал.
Г. А. Куманев: Владимир Николаевич, а какую Вы можете дать оценку, насколько были компетентными в Ваших вопросах те же Берия, Маленков?
В. Н. Новиков: И Берия, и Маленков тоже не были компетентными в военно–тбхнических вопросах, как и Сталин. Ну где Берии разобраться и в атомной бомбе, и во многих видах вооружения? На него навешали колоссальное по численности руководство различной военной продукцией.
Дело даже не в умении руководить, а в умении прислушиваться. Но ведь прислушиваться надо к людям, к которым имеется доверие. Если Устинов пользовался доверием Берии, он готовил проект того или иного постановления, который Берия потом визировал. У Берии был одним из помощников Кирпичников — заместитель председателя Госплана СССР. Тот тоже готовил ряд проектов решений и их визировал, визировал и готовили их и заместители наркомов… А Берия уже на верху нам их подписывал.
Однажды он меня спросил: «Сколько, товарищ Новиков, Вам надо времени, чтобы с 2 тыс. винтовок в месяц выйти на производство 5 тыс.?»
Я сказал: «Семь–восемь месяцев».
Он заявил:
— Вы что говорите, Новиков? Вы знаете, что, когда один боец наш стреляет, другой лежит рядом в окопе и ждет, пока винтовка освободится. Вы знаете о такой обстановке на фронте? Вот Вам три месяца, чтобы довести ежемесячный выпуск винтовок до 5 тыс. С пониманием такой срок был им установлен или нет? Конечно, без понимания.
Отвечаю:
— Считаю, что это нереальный срок.
Была создана по этому вопросу комиссия, куда вошли В. В. Кузнецов, П. И. Кирпичников и я. Мы два дня заседали. Я доказывал, что за три месяца мы ничего не сделаем, в лучшем случае — вместо 2 тыс. будем выпускать 3 тыс., и это предел возможностей. А те оба все–таки начальство. Они говорят, может быть, примем какие–то необычные меры и дадим цифру более 3 тыс. Они подписали, а я не подписал. Берия опять собрал, в том числе несколько наркомов, нашу комиссию.
— Товарищ Кузнецов, доложите.
— Лаврентий Павлович, мы считаем, если необычные меры принять, то можно дать (какие «необычные», он тоже ни черта не понимал?!!) результат.
Берия спрашивает:
Почему Новиков не подписал?
— Он считает, что срок нереальный.
-1 Новиков, в чем дело?
Я отвечаю:
— Лаврентий Павлович, я не могу никого обманывать. Беру самый короткий срок, когда физически можно что–то сделать. Потому все остальное будет обманом.
Берия плюнул на пол, отматерился и сказал:
— Принять предложение Новикова.
Итак, три месяца мурыжил, потом видит, что ничего не получается, и согласился моим предложением.
Потом я спрашивал сотрудников аппарата Берия, почему все- таки учли мое мнение. Все–таки в комиссии были два заместителя председателя Госплана. Он принял во внимание, что я только что вернулся с завода, значит, знаю, как обстоит дело на местах. Кроме того, Берия смертельно боялся обмануть Сталина. Если Сталину сказать какую–то неприятность, он выдержит, но чтобы обмануть… Берия это понимал больше, чем кто–то другой. Так что сказать, что Берия и Маленков понимали в производстве, такое утверждение было бы глупым.
Э. И. Гранина: Кто из числа конструкторов Наркомата вооружения, кроме Таубина, был еще репрессирован?
В. Н. Новиков: Не помню еще кого–то, ни до войны, ни после войны. Видите ли, Таубин попался на обмане. Он зря влез с авантюрными предложениями. Я уже говорил, человек он был нахальный и авантюрный. Похож на Шпитального, которому Сталин дал даже открытый счет (бери, сколько хочешь на свое содержание и содержание кобыл). Но главное, чтобы давал оружие, в котором нуждалась
Красная Армия. А он себя вел как? Меня на 4 дня посадили, я был замнаркома и директором. Секретарь мне говорит: «Владимир Николаевич, к Вам пришел товарищ Шпитальный». Отвечаю: «У меня совещание директоров. Сейчас их отпущу и через две–три минуты его приму».
Проходит несколько минут. Спрашиваю:
— Где товарищ Шпитальный? Приглашайте его.
Он уже уехал. (Т. е. две минуты не мог подождать. Уехал так уехал, наверное, не такое срочное дело…)
Через 15 мин. звонит помощник Сталина Поскребышев:
— Товарищ Новиков, Вы ведете себя неправильно. Вас только недавно назначили замнаркома, а Вы уже проявляете бюрократизм.
— В чем дело, Александр Николаевич?
— Как же так Вы не приняли товарища Шпитального?
Я рассказал Поскребышеву, как было.
— Нет, в следующий раз Вы сразу его принимайте, — подчеркнул Поскребышев и положил трубку. (Т. е. Шпитальный сразу побежал к Сталину жаловаться, что я его не принял.) Так порядочный человек вести себя не может.
Он потом мне звонит и говорит:
— Владимир Николаевич, дорогой, я приглашаю Вас в соавторы пушки, ведь Вы такую заботу о моей пушке проявили, такое внимание…
Недостойный человек, вел двойную игру. Вот я бы таких сажал.
A. В. Басов: От кого больше исходила инициатива по созданию новых видов оружия? От промышленности или от действующей армии?
B. Н. Новиков: Конечно, от армии. С фронта нам поступали лучшие образцы оружия противника. И на базе изучения иностранного оружия (у противника до войны полигоны были лучше) мы совершенствовали свое вооружение. При этом многое исходило и от наших конструкторов. Среди них очень инициативными были такие, как Василий Дегтярев, Федор Петров, Василий Грабин, Александр Нудельман, Михаил Березин, Степан Владимиров, Георгий Шпагин, Алексей Судаев, Петр Горюнов, Борис Шавырин, Сергей Симонов, Леонид Локтев, Николай Рукавишников и многие другие. Всех не перечислить.
Из крупных работ по истории Великой Отечественной войны я читал однотомник. Что мне не понравилось: во–первых, не раскрыты ошибки военных, потери ими техники и вооружения. Куда, например, подевались многие танки, орудия, а также около 10 млн. винтовок? По чьей инициативе они пропали? Не думаю, что Сталин дал указание все стянуть к границе. Полагаю, что это Кулик надурил. Это мое предположение. Что произошло на самом деле? Вы должны до этого докопаться. Теперь относительно противотанковых средств.
Почему воевали первое время против танков одними бутылками, когда было изготовлено огромное количество противотанковых средств? Мы в начале войны стали выпускать противотанковые ружья, которые были все же значительно слабее 45- и тем более 76‑миллиметровых пушек.
Вот эта часть в истории Великой Отечественной войны не раскрыта.
Г. А. Куманев: Имеются ли еще вопросы к нашему дорогому гостю, которого мы уже порядком утомили? Если нет, то разрешите, дорогой Владимир Николаевич вместе со словами глубокой благодарности за Ваши столь подробные ответы задать Вам последний вопрос. Вы уже называли нам руководителей Советского государства военных лет, Наркомата вооружения СССР, других оборонных наркоматов, талантливых конструкторов советского оружия. Кого Вы могли бы отметить из числа местных партийных руководителей, директоров заводов Вашего наркомата и, если возможно, некоторых рядовых передовиков производства, которые, не щадя ни сил, ни здоровья, обеспечивали массовый выпуск военной продукции?
